Время таяния снегов - Рытхэу Юрий Сергеевич. Страница 76

Возвращались уже под вечер. Ринтын с беспокойством думал о том, как трудно будет войти в Афонку. Во время отлива она превращалась в мелкую бурливую речку с перекатами и мелями. У входа в устье ребята пристали к берегу.

– Я, пожалуй, сяду за руль,– предложил Кайону Ринтын,– а Саша пусть поможет тебе.

– Правильно,– согласился Кайон,– посмотрим, как ему поможет песня, которую пели в древней Руси.

С большим трудом удалось войти в речку. Мощное течение вертело лодку, и никакими усилиями ее бы не удержать, если бы не Кайон, который напрягался, как хороший пес. Прошли бурное место у самого устья речки. Но дальше был коварный мысок, о который ударялась вода и, пенясь, неслась дальше. Кайон словно врос в землю, Саша почему-то не пел свою магическую песню и согнулся в вопросительный знак. Оба они не могли сделать ни шагу: так силен был напор воды. Веревка натянулась и лопнула. Лодка повернулась боком к течению и понеслась. У поворота она задержалась на мели. Воспользовавшись этим, Ринтын прыгнул в воду и всем телом навалился на борт, не давая лодке соскользнуть с мели. К нему на помощь уже спешил Кайон. Саша с оторвавшимся концом веревки бегал по берегу и что-то кричал.

Вдвоем лодку удалось снять с мели и подвести к берегу. Кайон нарастил веревку и, выбрав большой камень, привязал к нему лодку.

– Придется дожидаться прилива,– сказал Ринтын.– Так нам ее не вытянуть.

– Может быть, позвать на помощь? – подал мысль Саша.

– Не стоит,– ответил ему Кайон,– отлив скоро кончится, и мы справимся сами.

И Ринтын и Кайон насквозь промокли. Разгоряченные работой, они сначала не замечали холода, а теперь у них зуб на зуб не попадал. Они уселись на большой береговой валун, повернувшись спиной к пронизывающему холодному ветру. Рядом с ними пристроился Саша. Он виновато посматривал на ребят.

– Давайте я прикрою вас своим пальто,– вдруг предложил он.

Ринтын и Кайон с готовностью подставили свои плечи. Ободренный тем, что хоть как-то оказался полезным своим товарищам, Саша засуетился:

– Послушайте, так можно получить воспаление легких. Вода же ледяная.

– Не болтай,– спокойно ответил ему Кайон.– Лучше спой песню.

– Ну как же можно теперь петь? – развел руками Саша.– Настроение не такое, чтобы петь.

– Видал,– усмехнулся Кайон.– Настроение у него испортилось.

Ринтына коробило от такого обращения Кайона с Сашей. Кайон как только мог насмехался над Сашей, всячески подчеркивал свое физическое превосходство, ставил своего товарища в смешное положение. Между тем Саша по всему был искренне рад дружбе с таким видным парнем, как Кайон, который не только сильнее многих, но и начитаннее, не говоря уже о том, что он был старше даже выпускников училища.

Все тише становилось течение Афонки. Отлив заканчивался. Теперь речку можно было перепрыгнуть. Лодка с глиной оказалась на песке. Прошло еще полчаса. Течение Афонки переменилось. Вода стала прибывать и потекла в обратную сторону. Волны колыхались вокруг лодки.

Уже было совсем темно, когда управились с глиной. Грязные продрогшие ребята отправились в интернат. Там же находилась столовая, точнее большая комната с окошком в кухню. Ринтын занял место в конце длинного стола. Рядом с ним оказалась его однокурсница Тамара Вогулова.

С первого же дня Ринтын обратил внимание на эту бойкую девушку. Она была небольшого роста, очень подвижная, неугомонная. С ее круглого лица не сходила улыбка, и рот ее редко был закрыт – так она была разговорчива.

– Здравствуйте, Толя,– поздоровалась она, когда Ринтын сел рядом с ней.– Вы хорошо сегодня поработали.

Тамара бесцеремонно заглянула в миску.

– У-у, как тебе мало положили!

Схватив миску Ринтына, она подбежала к окошечку:

– Тетя Поля, ведь они больше всех работали! Добавьте, пожалуйста!

– Спасибо,– поблагодарил Ринтын Тамару.

– Не за что,– улыбнулась она.– Надо соблюдать принцип: каждому по труду.

Ребята молча наблюдали за ними. Тамара нравилась почти всем, но никто еще не мог похвастаться таким вниманием с ее стороны.

Ремонт общежития был закончен. Длинный барак разделили на две большие комнаты. В одной должны были жить ребята, в другой – девушки. В середине каждой комнаты стояла печка – половина железной бочки. Накануне новоселья девчата вымыли полы.

Ринтын занял место у стены, в углу. Рядом с ним поставил койку Виктор Келеуги из Чаунского района. В противоположном углу поместились Кайон и Саша Гольцев.

Саша Гольцев вместе с чемоданом притащил и спрятал под кровать связку старого железа, назначение которого Ринтын узнал на следующее утро. Это железо служило Саше вместо гимнастических гирь. Чего там только не было: куски печных колосников, колесо ручной тачки, развесные гири, огромные болты.

Саша, проснувшись, сделал несколько глубоких вздохов и упруго спрыгнул на пол. Стараясь не греметь своим спортинвентарем, он выволок связку железа на улицу. Ринтын оделся и тоже вышел.

Саша выжал несколько раз гирю и принялся за утреннюю зарядку. После зарядки он побежал вниз, возле Афонки повернул обратно. Мылся он до пояса. Когда Саша разделся, Ринтын подивился его худобе. Терзать такое истощенное тело было непростительной жестокостью.

– Послушай, Саша,– сказал ему Ринтын,– для того чтобы растить мускулы, надо прежде вырастить мясо.

– Я и так стараюсь много есть,– ответил Саша, натирая свое тело полотенцем.

Вместо того чтобы раскраснеться, кожа становилась бледной до синевы.

– Нужно много времени, чтобы набрать потерянное во время блокады,– продолжал Саша.– Все дети, которые оставались во время войны в Ленинграде, так истощены.

– Ты ленинградец! – воскликнул Ринтын.

Саша с удивлением посмотрел на Ринтына.

– Да. А что?

– Ты мне расскажешь о Ленинграде! – Сердце Ринтына забилось от радости, словно он встретил земляка.– Я много слышал об этом чудесном городе, о его дворцах, набережных, мостах… Все ленинградцы утверждают, что нет на свете города лучше Ленинграда и нет реки красивее, чем Нева. Раньше я даже думал, что вода в этой реке какой-нибудь необыкновенной яркой окраски.