Время таяния снегов - Рытхэу Юрий Сергеевич. Страница 83
– На другом берегу лимана собрались оленеводы из Амгуэмской тундры. Они только что вступили в колхоз. Среди них много интересных людей, есть бывшие кулаки и шаманы. Поезжай туда и напиши что-нибудь об их жизни. Кайон, думаю, пока один справится с переводами.
Гордый полученным поручением, Ринтын бережно спрятал в нагрудный карман удостоверение, где было написано, что “литсотрудник Анатолий Федорович Ринтын командируется в район мерзлотной станции”.
Оленеводы расположились не в самом поселке, а за холмом. Там они раскинули свои яранги, а чуть поодаль паслись стада. Хозяева собачьих упряжек поселка вынуждены были посадить на цепь своих псов: было несколько случаев, когда пастухи стреляли в собак.
Ринтын поселился в пустом классе начальной школы и на следующий же день после приезда отправился к оленеводам. Было морозно и тихо. Взобравшись на высокий холм, Ринтын увидел в долине около десятка яранг. Над каждой ярангой стоял тонкий прозрачный столбик дыма. И хотя это кочевое стойбище значительно отличалось от прибрежных сел чукотских морских охотников, у Ринтына от волнения перехватило дыхание.
Юноша бегом спустился в долину. В стойбище было оживленно. Перед ярангой с красным флагом толпились люди. Они кого-то внимательно слушали.
– Зачем, для чего этот обман?! Все до одной испорченные! Если нам говорят, что мы на равных правах со всеми людьми, почему мы не можем пользоваться таким же светом, как в поселке?
Ринтын протолкался и увидел старого чаучу. Он стоял, широко расставив ноги. Малахай был закинут на спину. Обнаженные волосы заиндевели. Одной рукой он держал широкий подол, в котором было несколько электрических лампочек. Рядом со стариком стоял молодой человек в меховых торбазах и ватном костюме.
– Неразумный, я еще раз тебе говорю, что для горения этих лампочек нужно электричество.
Он заметал Ринтына и обрадованно крикнул:
– Вот пусть нам объяснит знающий человек! Иди сюда!
– Старик Овто только недавно в поселке увидел электрический свет. Это ему понравилось. Он заходил в дома и расспрашивал людей, потом в магазине увидел лампочки. Купил десяток и принес в стойбище. Несколько дней женщины в его яранге вили шнуры из белых ниток. Когда шнуры были готовы, Овто повесил у себя в пологе под потолок лампочку и позвал соседей. Он объявил, что как только на улице стемнеет, в яранге загорится яркий свет. Терпеливо ждали собравшиеся. Приближалась полночь, и кто-то высказал догадку, что лампочка испорченная. Ее заменили. Но новая тоже не хотела гореть. Так перепробовали все лампочки, и ни одна из них не загорелась. Вот теперь Овто пришел и ругается, что его обманули, подсунули испорченные лампочки. Мне, заведующему красной ярангой, не верит, что для этого нужно электричество.
Заведующий ярангой сплюнул в снег и по-русски добавил:
– Этот старик вредный и беспокойный. Все время что-нибудь выдумывает. Он шаман и к тому же чудак. Растолкуй им ты, если они мне не верят.
Ринтын повернулся к оленеводам и, признав все свои способности, начал лекцию об основах электричества. По лицам слушателей было видно, что все сказанное Ринтыном очень туманно. И только природная вежливость не позволяла им открыто выразить свое недоверие человеку, которого они впервые видели и который являлся в стойбище гостем. Но когда Ринтын стал рассказывать о том, как впервые зажглись электрические лампочки в его родном Улаке, лица слушателей оживились.
– Значит, мотор нужен? – переспросил Овто, когда Ринтын с грехом пополам закончил свое объяснение.
– Да.
– Если я сохраню эти лампочки до того, как наш колхоз купит электрический мотор, они не испортятся?
– Нет,– успокоил Ринтын старика,– их можно долго хранить.
Заведующий красной ярангой пригласил Ринтына попить чаю. Но старик тоном, не допускающим возражений, сказал:
– Он будет пить чай у меня.
Знакомый запах костра ударил в нос – Ринтын, согнувшись, вошел в ярангу. Когда глаза привыкли к полумраку, он разглядел возле костра девушку. Она помешивала горящие веточки полярной ивы, собирая их под закопченное дно огромного чайника.
– Это жена моего внука,– сказал старик.– Все мои сыновья и внуки с утра поехали в Въэн.
Овто оказался словоохотливым собеседником. Правда, словоохотливость его выразилась в том, что он без конца задавал вопросы и тут же комментировал ответы Ринтына.
Улучив минуту, Ринтын спросил старика, сколько ему лет.
Старик задумался. В голове Ринтына уже рождалось начало очерка “Последний шаман”: “Седой как лунь старик повел помутневшими от времени глазами…”
Старик не отвечал на вопрос Ринтына. Его молчание было обдумыванием очередного вопроса.
– В Улаке – колхоз?
– Колхоз,– ответил Ринтын.– Уже давно колхоз, я даже не помню, когда его в нашем селе не было.
– Мы только вступили. Думали, совеем без оленей останемся. Ничего, часть оленей все же оставили, а остальные стали колхозными. Большое стадо получилось, трудно будет его пасти. И как дальше жизнь пойдет?
Ринтын пустился в объяснения. Он рассказал, что такое колхоз, как будет распределяться продукция среди его членов.
Старик слушал и молча кивал головой, изредка выпуская клубы табачного дыма.
– Коо,– с сомнением покачал он головой,– посмотрим, что будет. Откочевывать теперь некуда – там якутская земля, чужая.
На коленях у Ринтына, как у заправского журналиста, лежал блокнот, и он время от времени делал записи. Старик, видимо, знал, что это такое, и умолкал, как только Ринтын брался за карандаш.
Когда был допит чай, Овто потянулся за блокнотом, внимательно просмотрел записи. Ринтын испугался: а вдруг старик знает грамоту?
Овто вернул блокнот.
– Како, словно мышь наследила на снегу. Что же ты там написал?
– Наш разговор,– ответил Ринтын.– Потом по этим записям напишу рассказ о твоей жизни.
– Мал ты писать о моей жизни,– спокойно и уверенно сказал старик.– Сначала поживи столько, сколько прожил я.
– А сколько тебе лет? – спросил Ринтын, надеясь на этот раз услышать ответ.
– Ладно,– сказал Овто,– так и быть, покажу, сколько мне лет.