Белый свет - Рюкер Руди. Страница 4

Я пробыл в своем кабинете больше часа до начала первого урока — математики для специальности «Начальная школа» — в девять часов. Я немного нервничал, ставя ноги под стол, но, разумеется, ничего не случилось.

Я решил, что мои переживания — не более чем кошмарный сон.

Мне все еще не верилось, что пять лет аспирантуры привели меня в КОДЛу, поэтому я просматривал утреннюю почту в надежде на какое-нибудь чудесное предложение, отправленное в последнюю минуту одним из настоящих университетов. Но сегодня в почте была только реклама новых учебников да тоскливое, малопонятное информационное письмо от комитета факультета факультету в целом. Я пожалел, что не играю на бас-гитаре в какой-нибудь рок-группе.

Я швырнул почту в мусорную корзину и взял в руки книжку по дифференциальной геометрии, недавно одолженную мной в библиотеке колледжа. По-настоящему с уютным чувством я взялся за формулы Френе для движущегося трехгранника в искривленном пространстве. , Через несколько минут что-то на поверхности стола привлекло мой взгляд. Это оказалось треугольным клочком бумаги, на котором незнакомым почерком было что-то написано. Наверное, он лежал под книгой. Я попытался подавить в себе ощущение, что эта бумажка как-то связана с моим кошмаром, и взял ее в руку. Бумага была толстой, похожей на пергамент. Два края — прямые, а третий — неровный. Похоже на уголок, оторванный от страницы в старой книге. Чернила были красно-бурыми.

Высохшая кровь, безнадежно подумал я. Надпись четкая, но алфавит какой-то другой. Вдруг я понял, что смотрю на зеркальное письмо. Я попробовал расшифровать его, но был слишком расстроен, чтобы понять, что к чему. Я подбежал к шифоньеру и приставил клочок к зеркалу на двери. «Возведи в квадрат мое число для бирки», — прочитал я.

— Все из-за таких парней, как ты, Рэймен, — быстро произнес чей-то голос.

Я вздрогнул и обернулся. Это был Джон Уилдон, профессор. Он был скромным, но при этом очень неприятным человеком. Мне редко когда удавалось понять, к чему относятся его лаконичные остроты. Я тупо посмотрел на него, маскируя замешательство и неприязнь покашливанием.

— Рекомендации по зарплате и ценам, а такая книжка обходится библиотеке в тридцать баксов.

Он шагнул вперед и показал на книжку по дифференциальной геометрии, оставленную мной на столе. Он что, не хотел, чтобы я пользовался библиотекой?

— Это довольно хорошая книга, — неуверенно произнес я, засовывая клочок бумаги в карман. — Картинки хорошие.

— Только не говори мне, будто ты не знал, что Стрюйк красный! — потребовал Уилдон, прихлебывая кофе из своей кружки. У него на кружке было его имя и имена известных математиков. Я надеялся, что однажды он ее выронит из рук. — Доллары налогоплательщиков достаются красным, и это при том, что графство на 90 процентов республиканское. — Уилдон покачал головой. — Даже преподаватель логики не мог бы до такого додуматься. — Неожиданно он бросил на меня пристальный взгляд:

— Ты зарегистрировался?

— Для голосования? — спросил я, и он кивнул. — Конечно… — Я все еще отставал от него на много прыжков. Что, автором книги, которую я читал, действительно был Стрюйк?

— Демократ? — вкрадчиво спросил Уилдон. Я кивнул, и он поднял свою кружку в безмолвном тосте. — Нам, либералам, нужно присматривать друг за другом. — Он пошел из комнаты. У двери он остановился:

— Мы соберемся вместе с женами и опрокинем по чуть-чуть.

— Прекрасно, — сказал я. — Это было бы здорово.

Когда Уилдон ушел, я закурил сигарету и долго смотрел в окно. В окно были видны лишь кирпичная стена да кусок неба над ней. «Возведи в квадрат мое число для бирки», — говорилось в бумажке. Чей номер.., для чьей бирки?

Я мысленно вернулся к вчерашнему кошмару. Мне приснилось, что я покинул свое тело и заполз под письменный стол, чтобы прочитать номер на инвентарной бирке КОДЛы. Я пощупал нижнюю поверхность стола. Бирка была на месте. С определенным нежеланием я опустился на пол и вывернулся кверху. На бирке стоял номер 443 556. Возведи в квадрат мое число, чтобы получить бирку. Чему равен квадратный корень из 443 556? Я достал карандаш и бумагу.

Через несколько минут я получил результат. Квадратный корень из 443 556 равен 666. Согласно Откровению, 666 — это число Зверя, то есть Дьявола, то есть того существа с кожистыми крыльями, которое выгнало меня из-под стола днем во вторник. Все сходилось.

Я вынул клочок бумаги из кармана и внимательно рассмотрел его. Может быть, я сам написал это? Может быть, у меня действительно было астральное тело, я прочитал бирку, подсознательно извлек квадратный корень, по ассоциации вспомнил о Дьяволе и сам написал эту записку своим зеркально отраженным астральным телом.

Я крепко вцепился в бумажку. Если бы она исчезла, я бы точно знал, что сошел с ума. Это было второй возможностью. А третьей? Это было немыслимо.

Когда я услышал колокол, отбивающий девять часов, я встал и направился через квадратный двор колледжа в корпус Тодда. Сыпал мелкий дождь. Повинуясь импульсу, я скомкал бумажку и бросил ее в урну. «Ты все напридумывал, — сказал я себе. — Все дело в постоянном стрессе».

Подходя к каменным ступеням, ведущим к дверям Тодда, я снова впал в привычное перечисление своих жалоб. Это что, моя настоящая жизнь? Как там сказал Левин? «Я никогда и представить не мог, что все закончится такой чертовой нищетой». Двадцать семь лет учебы, надежд и стремлений привели вот к этому, преподаванию арифметики в КОДЛе.

Я поднимался по ступеням. Взгляд утыкался в обтянутый джинсами зад студентки, шедшей на несколько ступеней впереди. Вдруг она испустила пронзительный крик, лягнула правой ногой и свалилась в припадке. Ее голова экстатически кивала в такт этой древней музыке больных нервов.

Мое чувство отчуждения от КОДЛы было так сильно, что я просто обошел ее. Найдутся другие, жаждущие помочь. Одной из самых популярных специальностей в колледже было «Специальное образование». Когда я почти достиг верхних ступенек, открылась дверь и из нее вышел слепой студент. Я посторонился, и он простучал палочкой мимо, но тут же споткнулся об эпилептичку и упал на нее.

Было немного больно смотреть, как они бьются на каменных ступенях, и я было заколебался на грани того, чтобы помочь им. Ее каштановые волосы паутиной покрывали измазанное слюной лицо, она колотила рукой по его жалко белеющей спине, согнутой и выставленной на обозрение в том месте, где пузырем задралась дешевая клетчатая рубашка. Он, не переставая, громко извинялся.

Дюжая блондинка прибежала с другого конца двора, поскользнулась, подвернула лодыжку и страшно грохнулась у подножия лестницы. Я вошел в Тодд с чувством вины и подавленности.

— Я уже на пять минут опаздывал на урок, и коридоры были практически пусты. Я спеша миновал двери, за которыми уже трудились вовсю мои коллеги — собирали тетради с домашней работой, раздавали тесты, читали по своим конспектам. Уилдон заметил меня и демонстративно посмотрел на часы.

Подходя к своему классу, я пытался вспомнить, что мы делали на предыдущем уроке, и подумал, о чем мы будем говорить сегодня. У входа в класс меня поджидала моя глухая студентка.

— Здыхассе, — сказала она.

Я улыбнулся и кивнул.

— У мехья пхобхема, — продолжала она, задрав ко мне лицо.

Она была трогательна, но не понимала почти ничего из пройденного материала. Конечно, она сдаст. Я улыбнулся и снова кивнул, стесняясь заговорить.

— Фам хадо хе деххать хуку воххе хта, — сказала она и закрыла лицо руками, изобразив, что она хотела сказать. — Мхе хата фитть фафы хуфы.

— Я постараюсь, — отчетливо сартикулировал я, и мы вошли в класс.

Группа состояла из тридцати девушек и трех унылых особей мужского пола, включая меня. В этой группе было три ключевых студентки. Одна, по имени Мелани, была очень похожа на молодую, смущенную своей прорывающейся сексуальностью Мэрилин Монро. Карина, вторая, выглядела так, как выглядела бы развращенная Эйприл в свои семнадцать лет. У Фины, моей главной опоры, был искусственный зуб, и она была так великолепно непристойна, что я на прошлой неделе зашел весьма далеко и выпил с ней чашку кофе.