Битва за небо - Сабайтис Максим. Страница 30

– Остается всего два варианта, – подытожил Платон Эдуардович. – Поскольку японцы обладают приблизительно тем же объемом разведывательной информации, они неизбежно придут к одному из них. Субмарина может оказаться российской…

Офицеры военно-морского флота возмущенно зашумели.

– Данные из Генерального штаба свидетельствуют, что это не так, – продолжил Платон Эдуардович, делая вид, будто не замечает их реакции. – Обе наши подводные лодки стоят здесь, в бухте Золотого Рога, одна из них проходит плановую модернизацию, другая была построена еще в первой половине века и для операций таких масштабов не годится. Я в курсе, господа офицеры. Думается, что японцы тоже знают об «Акуле» и «Миноге»; в их головы обязательно придет мысль о третьей, секретной субмарине – эту мысль желательно опровергнуть, не нарушая общего режима секретности.

Офицеры тут же замолкли. Очевидно, кое-кто сразу же стал обдумывать способы, которыми можно осуществить желаемое опровержение.

– Вариант второй, – объявил Несвицкий. – Это самый неприятный вариант – неизвестная субмарина, возможно даже не принадлежащая ни одной стране. Классический пират. Чтобы убедить вас в том, что нам придется работать именно по этому варианту, мне пришлось совершить несколько дипломатических маневров и раздобыть одну синематографическую ленту документального характера.

По команде Платона Эдуардовича половина газовых ламп была погашена, и в полумраке конференц-зала застрекотал портативный синематографический аппарат.

Насколько мне удалось понять из переплетения излучаемых Намерений, документальная съемка в подобных делах считалась явлением редким, к нему стоило присмотреться как следует, возможно – даже запомнить с точностью до кадра.

На развернутом вместо подробной карты региона экране разворачивалась настоящая морская трагедия – тонул пассажирский корабль. Большой пассажирский корабль под японским флагом.

От непосредственного момента катастрофы до начала съемок прошло немало времени – крен на правый борт был заметен невооруженным глазом. Волны уже добрались до верхнего ряда иллюминаторов, нижняя палуба неминуемо окажется под водой в течение ближайших минут.

Неведомый синематографист продемонстрировал нам процесс эвакуации, поспешный и беспорядочный. Шлюпок явно не хватало – те, что удавалось спустить, уходили прочь изрядно перегруженными. Многие пассажиры, судя по одежде – китайского происхождения, бросались в воду самостоятельно. На некоторых из них не было даже спасательного жилета, хотя в холодных водах Тихого океана не помог бы даже жилет.

Синематографист облетел корабль по кругу, поэкспериментировал с резкостью, но существенно качество изображения не улучшил.

– Сейчас вода доберется до паровых котлов, – тихо прокомментировал один из морских капитанов. – У пассажирских этого класса котлы достаточно низко. Даже если они остановили машины, котел все равно взрывоопасен. Я не вижу, чтобы они стравливали пар.

– Экипаж решил рискнуть и машин не останавливал, – грустно сказал Платон Эдуардович. – Пока шла борьба за плавучесть, капитан направил корабль к ближайшей земле. Это давало хоть какой-то шанс тем, кто сумел попасть в шлюпки.

Собравшиеся в конференц-зале напряглись, приготовясь наблюдать взрыв. Когда же кормовая надстройка вспучилась и разлетелась в стороны, выяснилось, что разглядывать-то и нечего. Воздухоплавательное средство, на котором находился оператор, очевидно, отбросило в сторону взрывной волной – мельтешение светлых и темных пятен по экрану ни о чем не говорило.

– Легкий слишком, вот и снесло, – выдохнул капитан дирижабля «Дежнев». – Снимали с патрульного. У них даже не было возможности помочь.

Наконец синематографисту удалось вновь поймать тонущее судно в объектив. От него уже отходили последние шлюпки – судя по увеличивающемуся крену, корабль должен был в ближайшие минуты перевернуться и уйти на дно. От кормовых надстроек мало что осталось – объятую пламенем корму милосердно укрывал от снимающего густой черный дым. Патрульный дирижабль подался вперед, фокус камеры сместился к носу тонущего корабля.

Внимание снимавшего привлек одетый в темно-коричневую куртку человек. Он стоял около якорного порта и вглядывался в волны. Вокруг него суетились обреченные пассажиры – типичные китайцы-переселенцы, как я понял из шепота, которым обменивались офицеры. Кто-то пытался в последние минуты соорудить из подручных материалов подобие плота, кто-то нервно ждал, пока плот будет построен, чтобы его отобрать. Большинство же бестолково бегали по наклонной поверхности или молились о чуде. На их фоне странный человек выглядел образцом спокойствия. Меньше чем на секунду фокус камеры стал аномально четким, наверное, кто-то из патрульных соорудил временную психотехническую линзу из воздуха.

Спокойный человек отбросил в сторону недокуренную сигарету и засунул руку во внутренний карман.

– В этот момент патрульные пришли к выводу, что возможности дирижабля позволяют спасти с тонущего корабля одного человека, – со вздохом произнес Платон Эдуардович.

Дирижабль снизился, описал дугу вокруг носа, на мгновение отбросил тень на палубу. Если раньше его замечали единицы, к числу которых человек в куртке, очевидно, не относился, то теперь люди на палубе как по команде бросились ему навстречу. Все, кроме незнакомца. Подобное поведение заставило синематографиста поймать его лицо крупным планом. Во взгляде незнакомца читалась неприкрытая ненависть.

Камера резко дернулась в сторону, запрокинулась и стала показывать вылинявшую от времени и непогоды газовую камеру. Мелькнул и тут же исчез из кадра окровавленный платок.

– Неизвестный, которого патрульный выделил за проявленное мужество и решил спасти, обстрелял оператора Куросаву, тяжело ранил пилота и убил дежурного психотехника, – раскрыл тайну смены ракурса Несвицкий. – Куросава был вынужден принять управление патрульным дирижаблем на себя. Сейчас мы увидим последние кадры этой хроники.

Из записи кто-то вырезал кусок – изображение дернулось, и перед нами снова возник тонущий корабль. Теперь расстояние до него увеличилось как минимум втрое – в кадр попали две перевернутые шлюпки, густо облепленные мокрыми людьми, какие-то совсем уж невообразимые плоты, отползавшие в сторону от места катастрофы. Дыма стало гораздо больше – перед тем как уйти на дно, судно занялось пламенем практически полностью.

Человек в коричневом по-прежнему находился на носу, теперь он копошился в каком-то объемистом мешке, что-то деловито монтировал. На удаляющийся дирижабль он уже не обращал никакого внимания.

Палуба вздрогнула и рывком приподнялась вверх и в сторону. Человек в коричневом, казалось, только этого и ждал. Немногие к тому моменту еще остававшиеся в живых пассажиры отчаянно цеплялись за поручни, кого-то безжалостно выбросило за борт. Мешок, с которым работал незнакомец, медленно скользнул вниз – человек запрыгнул внутрь, закрылся изнутри и сделал что-то, отчего мешок раздулся до шарообразного вида, перекатился по палубе и свалился в воду. Камера попыталась поймать его в фокус, но ветер над местом происшествия развернул дирижабль на сотню с лишним градусов, заставив Куросаву вернуться к штурвалу.

– Пассажирский корабль «Кама Икада» следовал рейсом Шанхай – Сан-Франциско, – зачитал Платон Эдуардович из лежащей на коленях папки с бумагами, пока мы приходили в себя после увиденного. – Семнадцатого января тысяча девятьсот девяносто первого года, в десять часов утра, так, тут координаты… да, возле Токара-Ретто дежурный психотехник заметил прямо по курсу неизвестный объект искусственного происхождения, предположительно подводный корабль. В ответ на предложение назвать себя, переданное посредством семафора, субмарина выпустила по «Кама Икаде» две торпеды – вероятно малого калибра, поскольку после получения пробоин японский пассажирский корабль боролся за жизнь еще полтора часа. Экипажу удалось направить «Кама Икаду» в направлении острова, однако скорость быстро падала. В начале двенадцатого сигнальный дым был замечен патрульным дирижаблем «Дзансин».