Фаворит короля - Sabatini Rafael. Страница 6

Этот легкий, снисходительный тон мгновенно привел хозяина в чувство.

– Ваша милость, – заюлил он, – я ведь не сам все придумал. В городе только об этом и толкуют после банкета, который устроил в ратуше в честь его величества лорд-мэр [14].

– Боже праведный! – презрительно фыркнул мистер Овербери. – Значит, в этом городе принято приглашать джентльмена на обед, а потом подсчитывать, сколько он съел и выпил? И когда состоялся банкет? – переменил он тему.

– Неделю назад, милостивый сэр. Я видел из окна всю процессию. Великолепное зрелище! Все бархат, да шелка, да самоцветы, а какие попоны у лошадей! Я видел и его королевское величество, он восседал на белой лошади, следом ехали сэр Джеймс Хэй в расшитом золотом костюме, и лорд Монтгомери, и лорд-камергер, и самый блистательный среди них – сэр Роберт Карр, он ехал по правую руку короля и всем улыбался, и…

– Что? Чье имя вы назвали?! – так громко воскликнул мистер Овербери, так выпрямился его и без того прямой стан, что хозяин запнулся в самом начале списка.

– Я сказал «сэр Роберт Карр», ваша милость. Это новый фаворит, которого король, говорят, любит как собственного сына. Клянусь Богом, каждый, кто видел этого молодого человека, не станет отрицать, что его возвышение – вполне заслуженное. Личико у него открытое, привлекательное, волосы золотые, а глаза, глаза – синие, да такие честные и веселые!

Хозяин продолжал восхваления, но мистер Овербери не слушал. Он тяжело дышал, а на щеках даже появился румянец. Он вновь прервал поток хозяйских восхвалений, на этот раз восклицанием: «Невероятно!»

Хозяин поперхнулся:

– Ваша милость сказали «невероятно»? Но, уверяю вас, я сам видел, да и люди…

Мистер Овербери махнул рукой:

– Я воскликнул так в ответ на собственные мысли, а не на ваши слова, достопочтенный хозяин. Этот Роберт Карр, он откуда, вы не знаете?

– Ну конечно же из Шотландии, откуда еще!

– Ах, из Шотландии. Тогда почему у него такое имя? И из какой части Шотландии, вы, случаем, не слыхали?

– Ну как же! – хозяин почесал лысый затылок. – Говорят, откуда-то из Фернисайда или Фернибэпка, короче, Ферни-чего-то.

– Может быть, из Фернихерста? – на этот раз в обычно спокойном голосе мистера Овербери явно слышалось волнение. Хозяин прищелкнул пальцами:

– Фернихерст! Точно! Вы, сэр, попали куда надо – Фернихерст! И тут мистер Овербери разразился таким хохотом, какого трудно было ждать от столь сурового на вид человека.

– Робин Карр из Фернихерста – королевский фаворит? Ну-ка, любезный хозяин, расскажите мне о нем поподробнее, – и он снова уселся за стол.

Хозяин с готовностью пересказал то, что было на устах всего города и из чего можно было сделать только один вывод: каждый, кто нынче искал милостей при дворе, должен был обращаться не к лорду-камергеру, не к первому лорду казначейства, не к лорду Монтгомери, конечно, достойным и влиятельным господам, а к сэру Роберту Карру, чье влияние на короля преобладало над любым другим.

Это была фантастическая новость! Роберт Карр, которого мистер Овербери знавал в Эдинбурге еще подростком! А ведь этот Карр – ему тогда было пятнадцать, а мистеру Овербери двадцать два года – сиживал у ног мистера Овербери и глядел на него с обожанием, как на старшего брата. Мистер Овербери даже в том возрасте был уже вполне зрелым человеком – ученый, поэт, юрист, хорошо знавший свет (особенно в глазах неотесанного шотландского паренька). То, что этот взрослый господин обратил внимание на мальчишку и относился к нему во всех смыслах как к равному, превратило первоначальный интерес и почтение в настоящее почитание. Да, этот Робин был весьма милым пареньком. Интересно, изменился ли он за шесть лет, и если изменился, то в какую сторону? Как теперь отнесется Робин к тому, кому прежде поклонялся? Раньше он взирал на мистера Овербери снизу вверх, но теперь, когда колесо фортуны вознесло его так высоко, он, конечно, станет смотреть сверху вниз. Да и вообще все его взгляды наверняка очень переменились.

Ладно, нечего гадать, рассудил мистер Овербери. Надо самому во всем убедиться.

Он разложил скудное содержимое своих седельных сумок и без труда (поскольку выбор был невелик) выбрал костюм из темно-лилового бархата, уже хорошо ему послуживший. Аккуратно прошелся по нему щеткой, надел. Украшений у него не было, не было даже золотой цепи, но воротник из кружев, которые во Франции уже начали туго крахмалить, придавал наряду определенную элегантность, а остальное компенсировалось стройной фигурой, грациозной осанкой и уверенным видом.

В уличном шуме ясного мартовского утра мистер Овербери распустил паруса, и весенний ветер домчал его до собора Святого Павла. Здесь была стоянка этих новомодных наемных экипажей, которые ходили до Вестминстера [15] и брали с четырех пассажиров шиллинг. Попутчиками оказались придворный поставщик и двое джентльменов из провинции, осматривавших достопримечательности. Всех их мистер Овербери буквально заморозил своим строгим и холодным видом.

Выйдя на Чаринг-кросс, он уже пешком проследовал вдоль забора Уайт-холла, мимо застывших на посту стрелков, и вышел на площадку, огороженную позолоченными перилами и венчавшуюся мозаичным фронтоном, который спроектировал для Генриха VIII сам Гольбейн [16].

Затем его, словно теннисный мячик, перекидывали от дворцовых караульных к лакеям и от лакеев к привратникам, и если бы он по счастливой случайности не встретил в одной из галерей графа Солсбери, все бы его старания так ничем и не кончились.

Вооруженный жезлом старший привратник не слишком-то вежливо попросил его посторониться, и, послушно отступив и повернувшись, мистер Овербери почти что столкнулся с невысоким хромым джентльменом, который в сопровождении двух прислужников направлялся туда же, куда и мистер Овербери. Мистер Овербери узнал джентльмена – то был первый государственный секретарь.

Быстрый взор хромого джентльмена скользнул по мистеру Овербери, задержался на нем, и министр в удивлении произнес его имя.

Память сэра Роберта Сесила была крепкой, и мистер Овербери занимал в ней свое место.

В ответ на расспросы милорда мистер Овербери вкратце поведал о том, что прибыл в Лондон только вчера и назавтра собирался предстать перед его светлостью сэром Робертом.

– А почему не сегодня?

Мистер Овербери сказал в ответ правду, и приятное, умное лицо графа осветилось улыбкой – понимающей и чуть грустной. Заметив ее, мистер Овербери пояснил, что на встречу с Робертом Карром его подвигли скорее приятные воспоминания о прежней дружбе, чем нынешнее положение молодого шотландца. Однако улыбка его светлости оставалась печальной.

– Несомненно, теперешнее положение мистера Карра все же оживило ваши воспоминания, – сказал он и добавил: – Пойдемте со мной. Я направляюсь к королю, а где король – там вы отыщете и Карра.

Так и получилось. Король как раз шел по галерее и рядом с ним шествовал во всем своем блеске Робин Карр – мистер Овербери с трудом узнал в нем своего маленького шотландского друга. Стоял Карр или сидел, король неотвязно обнимал его левой рукой – этот жест многие могли бы истолковать как проявление нежности, однако на самом деле король лишь искал поддержки, необходимой при его слабых ногах. Однако проявления королевской нежности все же имели место: выслушивая одного просителя за другим, король то ласкал золотые кудри фаворита, то нежно пощипывал его щеку.

Перед королем предстал старый граф Нортгемптон, похожий на стервятника. Сэр Роберт скользнул отсутствующим взглядом по низкорослому государственному секретарю и возвышавшемуся над ним мистеру Овербери.

И сразу же взгляд сделался живым, а прекрасное юное лицо осветилось улыбкой узнавания. Старая привязанность дремала все эти годы, и сейчас она возвратилась с такой силой, что сэр Роберт бесцеремонно сбросил с плеча царственную длань и с распростертыми объятиями бросился навстречу старому другу.