Маркиз де Карабас - Sabatini Rafael. Страница 70

— Раны Господни! Это слишком! — не на шутку разъярился Белланже. — Вы, должно быть, с ума сошли. Ваши нападки на жену затрагивают честь мужа.

— Я просто излагаю факты, неопровержимые факты, к которым было бы неплохо присмотреться.

За исключением Кадудаля, очередным проклятием изъявившего полное согласие с Кантэном, все пришли в ужас. Тэнтеньяк попробовал урезонить молодого человека.

— Мой дорогой Кантэн, это совершенно невероятно.

— Для меня это не более невероятно, чем существование вандейцев и республиканского войска под командованием Груши. Уверя вас, господа, я не верю, что хоть один республиканский солдат находится по сю сторону Орэ.

— Вы должны отказаться от своих слов, — вскипел Белланже, — даже если для этого потребуется обнажить против вас шпагу.

— Шпага еще никогда ничего не доказывала, — сказал Тэнтеньяк. — К чему лишние ссоры? Но мы отклоняемся от нашего предмета и говорим о вещах, которые сейчас меня нисколько не интересуют. С меня довольно. Остальное может подождать.

— Такое дело не может ждать! — выпалил Белланже.

— Разумеется, нет, — поддержал виконта Констан. — Здесь самым возмутительным образом задета честь господина де Белланже.

Кантэн рассмеялся в лицо Констану, чем поверг в шок все общество.

— Не слишком ли обожгли пальцы те, кого вы подрядили таскать для вас каштаны из огня?

Обезумевший от справедливого намека Констан занес было руку для удара, но Тэнтеньяк бросился между ними.

— Ни слова больше! До чего мы опускаемся? Силы небесные! В интересах десяти тысяч человек мы пытаемся доискаться до истины, а вы своей ссорой все запутываете. Совещание закончено. Вам известно мое решение и остается выполнять его. Можете идти. Кантэн, будьте любезны остаться.

Однако Белланже уходить не собирался.

— Еще ничего не закончено. Я не могу подчиниться вашему распоряжению.

Констан поддержал бы его, но Тэнтеньяк, окончательно потеряв терпение, властным жестом велел всем удалиться. Ла Уссеэ, Ла Марш и Кадудаль подчинились, и несговорчивой парочке пришлось последовать их примеру. Последними словами Констана была неприкрытая угроза, брошенная командиру.

— Раз вы отказываетесь слушать, Тэнтеньяк, вам придется взять на себя все последствия. Кроме вас есть еще и другие; они не откажутся, они поймут, что долг призывает нас в Жослэн.

— Болван, — сказал Тэнтеньяк, когда дверь, наконец, закрылась. — До его ослиных мозгов не дошло ничего из того, что вы говорили. Вы слышали его. Он все еще произносит высокопарные речи про Жослэн и этих предполагаемых вандейцев. Возможно, фактов у вас не так уж и много, и каждый из них в отдельности звучит не слишком убедительно. Но все вместе взятые они составляют пренеприятный клубок, — он устало опустился на стул. — Вы все нам сказали или есть что-нибудь еще?

— Полагаю, вы догадались, что Гош любовник виконтессы?

— Боже правый! Вы делаете такой вывод на основании остального?

— Напротив. На этом основании я делаю вывод об остальном.

Кантэн рассказал обо всем, что ему было известно, и поверг шевалье в еще большее уныние.

— Понятно, — проговорил он. — А Белланже? Какова его роль в этом деле?

— Роль глупца и рогоносца, настолько уверенного в своей неотразимости, что броню его самовлюбленности не способна пробить даже ревность.

Они долго говорили об этом и проговорили бы еще дольше, если бы не вернулся Кадудаль.

Он задыхаясь ворвался в библиотеку. Лицо его пылало.

— Здесь приложил руку сам дьявол, — объявил шуан. — Этот скотина Шеньер, которого вы взяли в свой штаб, заварил хорошую кашу. Он будоражит людей в парке и зовет добровольцев отправиться с ним в Жослэн.

Тэнтеньяк вскочил со стула.

— Боже мой! Не этим ли он грозил? Безумец! — он бросился к двери. — Идемте! Я прикажу арестовать его!

Кадудаль удержал своего командира за руку.

— Вы опоздали, шевалье. Я говорил вам, что вчерашний вечер послужил для этих парней последней каплей. Теперь от них можно ждать всяких неприятностей. Они постоянно спрашивают, где принц, которого им обещали, клянутся, что их обманули и предали. Только вера в предводителей: Сен-Режана, Гиймо и меня, — да любовь к вам держат их в подчинении. Они могут взорваться, как порох, и вот теперь этот болван Шеньер поднес к ним спичку.

— Как же быть? — Тэнтеньяк высвободил руку из цепких пальцев Кадудаля. — Нельзя ждать, пока он привлечет всех на свою сторону. Надо поговорить с ними, сделать все, что в наших силах и обезвредить этот сентиментальный яд.

— Но никакого насилия, шевалье, иначе они устроят нам сущий ад. Ни арестов, ни угроз арестов: нельзя доводить их до крайности.

Они поспешно вышли из библиотеки, прошли через пустой вестибюль, пересекли террасу и, не глядя на дам и офицеров из числа эмигрантов, которые столпились у балюстрады, с любопытством наблюдая за тем, что происходит внизу, спустились по лестнице. В воздухе звенел страстный голос. Над заливавшем луг морем красных мундиров, возвышался Констант де Шеньер; с непокрытой головой он сидел на коне и энергично жестикулировал. Когда Тэнтеньяк и его спутники протиснулись ближе, они услышали заключительные слова его патетической речи.

— Разве можем мы допустить, чтобы Синие перерезали доблестных вандейцев господина де Шаретта, наших братьев по оружию, которые спешили нам на помощь, если в наших силах их спасти?

В ответ над окружавшей Констана толпой поднялся рев. Тэнтеньяк протиснулся ближе к говорившему. По приказу Кадудаля ряды красных мундиров расступились. Но когда шевалье поднялся на повозку рядом с Констаном, Кантэн остановил его.

— Пусть говорит Кадудаль, — сказал он. — Его они лучше поймут.

Кадудаль с удивительной для такого плотного человека ловкостью одним прыжком оказался рядом с Тэнтеньяком и сразу обратился к собравшимся на их родном бретонском наречии.

Констан встретил шуана презрительной ухмылкой, но поняв, что она дает новому оратору преимущества перед собой, перестал улыбаться.

Влияние и авторитет, которыми Кадудаль пользовался у большинства шуанов, сразу дали о себе знать, но громкие выкрики, то и дело звучавшие над толпой, свидетельствовали о том, что страстный призыв Констана раздул тлеющие искры недовольства в яркий огонь и погасить его будет не так-то просто. Понимая это, Констан вновь бросился в атаку, как только Кадудаль замолчал. Он сразу перешел к сути дела.

— Пять тысяч наших братьев по оружию осаждены в Жослэне и, если мы не поспешим им на помощь, будут уничтожены «синими». Пусть те, кто видит в этом свой святой долг, возьмут оружие и последуют за мной.

Этими словами он посеял семена раздора между теми, кто решил присоединиться к нему, и теми, кого Кадудаль убедил в том, что долг призывает их в другое место.

Констан развернул коня и увидел, что Тэнтеньяк, бледный, с суровым застывшим лицом, стоит рядом с ним. Его резкий голос заглушил рев толпы.

— Если бы я попытался силой остановить тех, кого вы подстрекаете к мятежу, это привело бы к столкновению. Но чем бы все ни закончилось, предупреждаю: при первой возможности я привлеку вас к ответу перед военным трибуналом.

Опьяненный успехом, чувствуя свою силу, Констан нагло рассмеялся.

— Вы сами должны ответить перед трибуналом за то, что послушали этого вашего учителя фехтования. Что касается остального, сударь, то если я вызволю господина де Шаретта из беды, а именно это я и намерен сделать, любой трибунал оправдает мои действия. Вот увидите!

— Вы так полагаете? Когда вы встанете перед взводом стрелков, вам придется изменить свое мнение.

Не удостоив шевалье ответом, Констан тронул коня. Поток людей, постепенно разрастаюсь, двинулся за ним.

Тэнтеньяк вопросительно посмотрел на Кадудаля. Лицо шуана было серым от гнева, но он только беспомощно опустил плечи.

— Видит Бог, — простонал он, — с таким же успехом вы могли бы попробовать вычерпать реку руками.