Меч ислама - Sabatini Rafael. Страница 14

Галеры стали на якорь у мыса в уже сгущавшихся летних сумерках. С флагмана был передан приказ капитанам галер сойти на берег вместе с офицерами, взятыми в плен при Амальфи. Там всем им предстояло дожидаться Андреа Дориа.

Ломеллино, как и все остальные, тоже получил этот приказ, а Просперо был среди тех, кого приказ касался. Столь неожиданная перемена требовала немедленного принятия решения. И Просперо его принял. Он стоял рядом с Ломеллино у входа в капитанскую каюту, когда тот отдал команду надсмотрщику укомплектовать гребцами шестивесельный баркас.

Готовясь сойти на берег, Ломеллино накинул на плечи алый плащ, поскольку внезапно налетел ветер и стало прохладно.

На юте только что зажгли три больших фонаря, расположенных выше и чуть позади капитанской каюты. Сама она, однако, находилась в тени, так же как и палуба перед входом. Силуэты двух стоявших там людей казались совсем черными.

Просперо сказал очень тихо, почти неслышно:

— Меня не очень тянет в Леричи.

— Почему? Там, по крайней мере, есть нормальный ночлег.

— И поэтому я крепко усну… В том-то и дело. Адорно вполне может заснуть вечным сном на ложе, приготовленном Дориа.

Ломеллино шумно вздохнул и повернулся, вглядываясь в силуэт Просперо. Лицо его омрачилось.

— Это чудовищная фантазия.

— Возможно, и впрямь чудовищная. Но фантазия ли? Ослабнет ли та жгучая ненависть, что приковала меня к веслу, под мощным напором моих спасителей?

— Ненависть будет, по крайней мере, обуздана. Если, конечно, вам и впрямь что-то угрожает. Но Дориа — не убийцы.

— Возможно, нет… пока. Но могут завтра стать ими. Я скорее готов довериться вам, синьор Никколо. Я ваш пленник, а не Филиппино, почему же вы боитесь потребовать то, что принадлежит вам по праву?

— Боюсь?! — проревел Ломеллино.

— А если нет, то назначьте выкуп. Или я должен сделать это сам? Две тысячи дукатов вас устроят?

— Две тысячи дукатов! Клянусь плотью Господа нашего, дорого же вы себя оцениваете!

— Естественно. Так вы согласны?

— Спокойнее, спокойнее, друг мой. Кто заплатит выкуп?

— Банк Святого Георгия. Я оставлю вам расписку прямо сейчас, прежде чем мы расстанемся.

Ломеллино усмехнулся и вздохнул.

— Поверьте, я был бы рад расстаться таким образом. Но… Вы сказали, что я боюсь отстаивать свои права, и тому есть причина. С Андреа Дориа шутки плохи.

— Вы хотите сказать, что отказываетесь? В таком случае мне придется поехать в замок, не так ли?

— Увы! Я ничем не могу вам помочь.

— Жаль. Но будь, что будет. Одну минуту. — И он отступил в глубь каюты, будто что-то там оставил. Из темной глубины покоев до капитана донесся изумленный возглас: — Как? Это еще что такое?

Ломеллино прошел за ним в сумрачный угол.

— Что случилось?

— Я не могу найти… — Он не сказал, что именно, и только расхаживал из угла в угол!

— Подождите, я зажгу свет.

— Не надо! — Теперь Просперо стоял за спиной Ломеллино, и внезапно капитан «Моры» почувствовал, как руки пленника сдавили ему горло, а колено уперлось в позвоночник. — То, что я собираюсь проделать, лучше получается в темноте.

Могучие руки сжали его, будто тиски. Ломеллино не мог ни шевельнуться, ни подать голос. Он почувствовал, как Просперо свободной рукой подлез под его плащ в поисках кинжала. Полузадушенный Ломеллино безуспешно пытался руками помешать нападавшему.

— Мне немного неловко, — пробормотал Просперо, — обращаться с вами столь бестактным образом. Право, лучше бы вы взяли дукаты, поскольку я не собираюсь ночевать в Леричи ни при каких обстоятельствах.

Он оттащил свою жертву в угол каюты, к люку, ведущему в нижний отсек, который он открыл, едва вошел в каюту сам. В течение нескольких, казавшихся вечностью секунд, когда замысел его висел на волоске и все могло раскрыться, Просперо изо всех сил сжимал горло Ломеллино, пока тот не обмяк и не повис на руках нападавшего. Тут же ослабив хватку, Просперо положил бесчувственное тело на палубу.

На мгновение он опустился на колени, чтобы удостовериться, что капитан еще жив. Затем быстро снял капитанский пояс и меч, развязал и снял плащ, а перевязью стянул руки жертвы за спиной. Он подтащил Ломеллино к зияющему люку. Вставлять капитану кляп он не стал: на это ушло бы слишком много времени, а Просперо не мог мешкать. Нужно было воспользоваться беспамятством капитана. Он бережно спустил тело по ступенькам, и обмякший Ломеллино остался сидеть у основания трапа. Закрыв люк, Просперо схватил плащ и портупею капитана, накинул плащ на плечи и уже на ходу застегнул пряжку портупеи.

Все нападение от начала до конца заняло не больше трех минут.

Надсмотрщик, дожидавшийся на нижней палубе, увидел высокую фигуру в плаще и плоской шапке, вышедшую из каюты и лениво спускающуюся по ступенькам. Алый плащ сверкнул в свете фонарей. Одна его пола закрывала нижнюю часть лица Просперо.

Надсмотрщик шагнул к нему.

— Все готово, капитан.

— Тогда — вперед, — произнес приглушенный голос. Взмахом руки Просперо приказал надсмотрщику следовать за ним. Тот спустился по кормовому трапу в баркас и взялся за румпель. Просперо занял место рядом с ним. Надсмотрщик ждал.

— А мессер Просперо? — поинтересовался он.

— Отчаливай! — послышалась из-под плаща резкая команда. Если все это и показалось надсмотрщику странным, он почел за лучшее воздержаться от замечаний.

Баркас оттолкнули от борта галеры, весла вставили в уключины, и суденышко направилось к берегу. Примерно на полпути, менее чем в четверти мили от галер Филиппино, кормовые огни которых были едва видны в ночи, человек в плаще потянулся и схватил лежащую на румпеле руку надсмотрщика.

— Поворачивай! — раздался приказ.

— Поворачивать? — переспросил надсмотрщик.

— Делай, что велят. И поживее.

Он опустил плащ. Лицо его казалось просто серым пятном в темноте, но что-то в его форме, возможно, отсутствие бороды, заставило надсмотрщика податься вперед и вглядеться внимательнее. Он тут же с проклятием вскочил на ноги, в точности исполнив то, что нужно было Просперо. Стоящего гораздо проще столкнуть за борт, и надсмотрщик немедленно туда полетел, не успев произнести и слова. Изумленные рабы побросали весла.

Просперо, уже стоящий там, где еще мгновение назад был надсмотрщик, изо всех сил навалился на руль.

— А теперь гребите, ребята! — воскликнул он. — Гребите к свободе. И гните спины так, как еще никогда не гнули. За нами будет погоня, и если они сумеют нас схватить, то всем нам гореть в аду. Налегайте, ребята!

В дальнейших объяснениях не было нужды. Послышался неуверенный смешок, а потом все шестеро гребцов принялись в один голос браниться по-испански. И тут же они, будто одержимые, навалились на весла, а Просперо крепко вцепился в руль.

Из воды раздались проклятия надсмотрщика, перемежавшиеся воплями о помощи. В ответ он получил лишь насмешки и издевательства от рабов, уже почуявших запах свободы.

— Вот теперь и поработай своим кнутом, сукин сын.

— Плыви, плыви, падаль.

— Чтоб ты потонул и был проклят, ублюдок!

Так продолжалось до тех пор, пока пловец еще мог их слышать. Лодка держала курс в открытое море.

Просперо бросил взгляд через плечо. По палубе «Моры» судорожно метались огоньки факелов.