Скарамуш - Sabatini Rafael. Страница 30

Господин Бине, прислушиваясь за кулисами к этому бойкому экспромту, на который не было и намёка в сценарии, облегчённо вздохнул.

— Вот дьявол! — прошептал он с усмешкой. — Так это он нарочно?

Ему казалось невозможным, чтобы человек, охваченный таким ужасом, как Андре-Луи, столь быстро овладел собой, однако как знать?

И вот, чтобы разрешить сомнения, господин Бине без обиняков задал Андре-Луи в антракте вопрос, не дававший ему покоя.

Они стояли в уголке, служившем им артистическим фойе, где собиралась вся труппа. Только что опустился занавес после первого акта, прошедшего с таким блеском, какого ещё не знала труппа, и все поздравляли нового Скарамуша, вынесшего на своих плечах основную тяжесть. А он, слегка опьянённый успехом, который завтра, возможно, покажется ему пустым звуком, ответил господину Бине таким образом, что с лихвой отомстил Климене за её злорадство.

— Неудивительно, что вы спрашиваете об этом, — мне следовало предупредить вас, что я намерен сразу же расшевелить публику. Правда, мадемуазель Бине не подыграла мне, когда я изображал испуг. Ещё немного — и она бы всё погубила. В следующий раз, мадемуазель, я заранее подробно расскажу вам о своих планах.

Климена густо покраснела под гримом, но не успела она подыскать колкий ответ, как отец задал ей хорошую головомойку, причём сделал это с тем большим жаром, что сам был одурачен превосходной игрой Скарамуша.

Спектакль продолжался, и успех Скарамуша был ещё больше, чем в первом акте. Теперь он прекрасно владел собой, и успех воодушевил его, как может воодушевить лишь успех. Дерзкий, живой, лукавый, он был идеальным воплощением Скарамуша. Остроумный от природы, Андре-Луи заимствовал многие строчки у Бомарше, так что у наиболее просвещённых зрителей создалось впечатление, будто Фигаро имеет прямое отношение к спектаклю, и они приобщились к «высшему свету» столицы.

Наконец занавес опустился в последний раз, и Скарамуша с Клименой много раз вызывали на поклоны.

Когда они отступили и занавес скрыл их от публики, начавшей расходиться, подошёл господин Бине, потирая пухлые руки. Да, этот бродячий адвокат, случайно залетевший в труппу, послан самим небом, чтобы заработать ему состояние. Невиданный успех, выпавший на их долю в Гишене, следует удвоить в других местах. Теперь уже не придётся спать под изгородью и затягивать потуже пояс — превратности судьбы позади. Бине положил руку на плечо Скарамушу и всмотрелся в него с улыбкой, льстивость которой не могли скрыть даже красная краска и огромный фальшивый нос.

— Ну, что вы должны мне сказать? — спросил он. — Разве я был не прав, когда уверял, что вы будете иметь успех? Неужели вы думаете, что я, всю жизнь проработавший в театре, не отличу прирождённого актёра! Скарамуш, вы — моё открытие. Я направил вас на дорогу, ведущую к славе и богатству. Я жду благодарности.

Скарамуш рассмеялся в ответ, и смех его был не особенно дружелюбен.

— Панталоне есть Панталоне! — сказал он.

Бине помрачнел.

— Я вижу, вы ещё не простили мне маленькой хитрости, с помощью которой я добился, чтобы вы не зарывали талант в землю. Неблагодарный! Я ведь хотел одного — помочь вам, а, как видите, это мне удалось. Продолжайте в том же духе, и вы закончите Парижем. Может быть, вы ещё будете играть на сцене Комеди Франсез и соперничать с Тальма, Флери и Дюгазоном [72] — и всем этим будете обязаны старому Бине. Вы ещё скажете спасибо этому мягкосердечному дураку.

— Если бы вы были таким же хорошим актёром на сцене, как в жизни, то сами давно играли бы в Комеди Франсез, — сказал Скарамуш. — Но я не держу камень за пазухой, господин Бине. — Он засмеялся и протянул руку, которую Бине схватил и крепко пожал.

— Вот и хорошо. Мой мальчик, у меня великие планы для вас — для нас. Завтра мы отправляемся в Мор — там до конца недели ярмарка, в понедельник попытаем счастья в Пиприаке, а потом надо подумать. Может быть, я близок к осуществлению мечты всей своей жизни. Сегодня вечером мы, наверно, заработали больше пятнадцати луидоров. Где же, чёрт возьми, этот мошенник Кордеме?

Бине назвал первого Скарамуша, который так некстати подвернул лодыжку, его настоящим именем, и это означало, что в труппе Бине ему никогда больше не видать почётной роли Скарамуша.

— Пойдёмте поищем его, а потом отправимся в гостиницу и разопьём бутылочку самого лучшего бургундского, а то и две.

Но Кордеме нигде не было, и никто из труппы не видел его с конца представления. Бине прошёл ко входу, но и там не нашёл его. Сначала он разозлился, потом, продолжая напрасно звать Кордеме, встревожился, и, наконец, когда Полишинель обнаружил за дверью брошенный костыль, не на шутку разволновался. В душу Бине закралось ужасное подозрение, и он заметно побледнел под гримом.

— Но он же не мог ходить без костыля сегодня вечером! — воскликнул он. — Как же он ушёл без костыля?

— Наверно, он пошёл в гостиницу, — предположил кто-то.

— Но он же не мог ходить без костыля, — настаивал господин Бине.

Поскольку стало ясно, что Кордеме нет в рыночном зале, все отправились в гостиницу и оглушили хозяйку расспросами.

— Да-да, господин Кордеме недавно заходил.

— Где он сейчас?

— Он сразу же опять ушёл. Он заходил за своей сумкой.

— За своей сумкой! — Бине чуть не хватил апоплексический удар. — Когда это было?

Она взглянула на часы, висевшие над камином.

— Примерно полчаса назад, за несколько минут до ренского дилижанса.

— Ренского дилижанса! — Господин Бине лишился дара речи. — А он… он мог ходить? — спросил он наконец в ужасном волнении.

— Ходить? Да он бежал, как заяц, когда вышел из гостиницы. Я сама подумала, что это подозрительно — ведь он так сильно хромал, с тех пор как упал с лестницы. А что случилось?

Господин Бине рухнул в кресло, схватился за голову и застонал.

— Этот мерзавец всё время притворялся! — воскликнула Климена. — Он разыграл падение с лестницы, это был трюк. Он надул нас.

— Пятнадцать луидоров, не меньше, а то и все шестнадцать! — воскликнул господин Бине. — О, бессердечный негодяй! Надуть меня, который был ему отцом, — да ещё в такой момент!

Актёры стояли молча, застыв в страхе, и гадали, насколько теперь уменьшится их скудное жалованье. Вдруг раздался смех.

Господин Бине сверкнул налившимися кровью глазами.

— Кто смеётся? — взревел он. — Кто этот бессердечный негодяй, который имеет наглость смеяться над моим несчастьем?

Андре-Луи, всё ещё облачённый в великолепный чёрный наряд Скарамуша, смеясь, выступил вперёд.

— Ах, это вы! Вы у меня не так засмеётесь, мой друг, если я вздумаю возместить убытки одним способом, известным мне.

— Тупица! — презрительно отозвался Скарамуш. — Слон с куриными мозгами! Ну и что с того, что Кордеме удрал с пятнадцатью луидорами? Разве он не оставил вам взамен нечто гораздо более ценное?

Господин Бине разинул рот от удивления.

— Да ты, наверно, выпил — и хватил лишку, — заключил он.

— Да, выпил — из фонтана Талии [73]. Ну неужели вы так ничего и не поняли? Разве вам не ясно, какое сокровище оставил Кордеме?

— Что же он оставил?

— Замечательный сюжет для пьесы — он разворачивается передо мной. Часть названия мы позаимствуем у Мольера и назовём пьесу «Проделки Скарамуша». Если публика Мора и Пиприака животики со смеха не надорвёт, то в дальнейшем я согласен играть тупицу Панталоне.

Полишинель хлопнул в ладоши.

— Превосходно! — горячо проговорил он. — Обратить неудачу в удачу, убыток — в прибыль! Вот что значит быть гением!

Скарамуш отвесил изысканный поклон.

— Полишинель, вы пришлись мне по сердцу. Люблю тех, кто способен оценить меня по достоинству. Если бы Панталоне был хоть наполовину так умён, как вы, мы бы, несмотря на побег Кордеме, выпили сегодня бургундского.

— Бургундского? — взревел господин Бине, но его прервал Арлекин, захлопавший в ладоши.