Венецианская маска - Sabatini Rafael. Страница 21

— Я полагаю, что у нас есть общие знакомые, мадам. В Англии я знаю другую виконтессу де Сол.

Голубые глаза вспыхнули. Но движение медленно колеблющегося веера не задержалось и не сбилось.

— А-а… — протянула она. — Это моя вдовствующая виконтесса. Мать моего последнего мужа. Он гильотинирован в девяносто третьем году.

— Я слыхал об этом. Но есть и другие, — его скучающие глаза внимательно следили за ней. — Это Камиль Лебель, например.

— Лебель? — она в раздумье нахмурила брови и медленно покачала головой. — Среди моих друзей не числится такого имени.

— Не выдумал же я этого. Но вы должны были слышать о нем. Некоторое время Лебель был слугой виконта де Сол.

— Ах, да, — сказала она рассеянно. — Кажется, я что-то припоминаю. Но я никогда не была знакома с этим человеком.

— Странно. Помнится, он говорил о вас и рассказывал мне, что вы в Италии.

Он взглянул на нее и напоследок швырнул потрясающую бомбу:

— Несчастный товарищ! Он умер неделю или две назад. Ее ответу предшествовала лишь маленькая пауза:

— Тогда не будем беспокоиться о нем. Расскажите мне о живущих. Садитесь рядом со мной, мистер Мелвил, и расскажите о себе.

Полное отсутствие интереса к судьбе Лебеля успокоило Марка-Антуана. Слуга из Сола, заключил он, не был знаком с ней лично. Его связь с ней ограничивалась всего лишь подсказкой Баррасу о присвоении ей титула ради удобства в ее деятельности.

Интерес к Марку-Антуану рассеял ее аудиторию. Только Терци и Вендрамин задержались возле них. Леонардо сам увел его.

— Не будем мешать доверительной беседе, Рокко. Пойдемте и расстроим левантийца Фосколо, расхваливая ему Гоцци.

Оставшись наедине с дамой, претендовавшей на место его вдовы, Марк-Антуан оказался под частым огнем вопросов. Более всего она хотела узнать цель его приезда в Венецию и суть его отношений с Пиццамано. При этом она немного лукавила. Но он решил не подавать вида, что заметил это.

Он рассказал, что узнал семью Пиццамано в Лондоне, когда граф был там венецианским послом, и они подружились.

— Один из них определенно на военной службе? — она хитро наблюдала за ним поверх веера.

— О да. Доменико.

— Вы разочаровали меня. Леонардо напрасно беспокоится.

— Сэр Леонардо беспокоится? На мой счет?

— Вы, конечно, знаете, что он собирается жениться на Изотте Пиццамано. Он чувствует в вас соперника.

— И он оставил нас наедине, чтобы вы могли выяснить для него, есть ли основания считать меня таковым?

Она возмутилась.

— До чего вы прямолинейны! Боже мой! Но в этом есть и прелесть. А как строго вы смотрите на женщин! Под таким строгим взглядом я никогда не солгу. Мне этого не хочется. Вы умеете держать обещание?

— Испытайте меня, если сомневаетесь в этом.

— Вы угадали. Это очевидно для того, кто хорошо знает Вендрамина. Бели бы у него не было важной цели, он не оставил бы нас наедине с такой готовностью.

— Позвольте мне надеяться, что у него часто будут возникать такие цели. Но возможно ли, чтобы я поставил его в затруднение и относительно вас?

— Вы настолько невежливы, что еще и удивляетесь?

— Меня смущает количество объектов его ревности. Есть ли в Венеции дамы, с которыми я могу дружить, не опасаясь убийства от рук месье Вендрамина?

— Теперь вам угодно посмеяться, а я серьезна. О, очень серьезна. Он ревнив, как испанец, и опасен в своей ревности. Могу я успокоить его по поводу донны Изотты?

— Если вы не очень заинтересованы в моей смерти.

— Вовсе нет. Я хотела еще увидеться с вами.

— Несмотря на испанскую ревность этого ревнивого Вендрамина?

— Если вы так храбры, как кажетесь, навестите меня вскоре. Я поселилась в доме Гаццолы, это возле Риальто. Гондольер знает, где это. Вы придете?

— В своих мыслях я уже там.

Она улыбнулась. Приятная, пленительная улыбка, — отметил он, не упустив из вида и морщинки возле ее живых глаз, выдающие возраст больший, чем это показалось сначала.

— Для англичанина, — сказала она, — у вас, пожалуй, нет недостатка в предприимчивости. Наверное, вы освоили это одновременно с вашим превосходным французским.

Вендрамин и Терци вернулись. Марк-Антуан поднялся и склонился к ее руке.

— Я буду ждать вас, — сказала она. — Помните!

— Излишний приказ! — запротестовал Марк-Антуан.

Терци увел его представить другим присутствующим и подкрепиться. Потягивая рюмку мальвазии и прислушиваясь к возбужденному спору о сонете между двумя любителями поэзии, он увидел Вендрамина на том самом месте около маленькой лжевиконтессы, которое он только что освободил, очень занятого серьезной беседой.

Точно разобраться в запутанных отношениях между Вендрамином и этой женщиной было лишь частью — и менее важной частью — проблем, стоявших перед Марком-Антуаном. Зная, что она является активнейшим французским тайным агентом, занимающимся в настоящее время подкупом такого ценного для антиякобинского движения в Венеции человека, как Вендрамин, он считал своим долгом немедленно разоблачить ее. Обязанный поступить именно так, он превозмог бы угрызения совести. Но она была женщиной очень изящной и хрупкой, и вид этой стройной белой шейки в удушающей петле был бы просто ужасным. И рыцарский дух заставил отказаться от требования долга. Мысль о том, что подкуп Вендрамина, если состоится, откроет путь к спасению Изотты, он обязан был отвергнуть как неприемлемую, пусть даже это было для него невыгодно. Здесь он подчинился долгу.

В таком противоборстве целей личных и политических он отложил решение этой проблемы, пока грядущее не станет более понятным. Он мог держать эту вдову под скрытым наблюдением и видеть не менее скрытые меры, предпринимаемые для соблазнения Вендрамина.

Это и привело его через несколько дней во французскую миссию в то время, когда Венеция была встревожена известием о том, что, ссылаясь на военную необходимость, австрийцы заняли крепость Песчиера.

Лальмант потирал руки от удовольствия при таких новостях.

— Мне кажется, — сказал французский посол, — что после этого мы можем поступать как пожелаем. Допуская нарушение своих границ австрийцами, Венеция вряд ли решится выразить недовольство, если мы поступим так же. Невооруженные нейтралитеты, как я понимаю, бесправны.

Марк-Антуан съязвил:

— Было бы лучше избежать необходимости безрассудной растраты вами национальных средств.

Лальмант оторвался от депеши.

— Какая блоха вас укусила? В какой безрассудной растрате я повинен?

— Я подумал о Вендрамине, на подкуп которого вы тратите так много и так напрасно.

— Почему напрасно? А, это! Вы хорошо информированы.

— Достаточно хорошо. Я замечаю суету военных приготовлений там, где до настоящего времени было мирное безразличие, и я знаю, где искать причину — в красноречии Вендрамина на последнем собрании Совета, когда он был поддержан всей массой барнаботти. Затрачивая столько золота и трудов, вы могли совершенно избежать этого.

— Ба! — Лальмант вытянул руку медленно вверх и сжал пальцы в кулак. — Он будет у меня здесь, как только я этого захочу.

— Тогда почему вы позволяете ему блеять об обороне и вооружении? Сколько еще вы будете позволять ему работать на австрофилов?

— Всему свое время, гражданин депутат. Чем дальше мы его завлечем в трясину, тем труднее ему будет выбраться, — и он повернулся, чтобы взять два конверта со стола. — Письма для вас.

Одно из них было от Барраса. Директор писал о разных проблемах и особенно подчеркивал необходимость согласованного взаимодействия с Бонапартом, который обязан оказывать любую помощь. Марк-Антуан увидел в этом растущее влияние главнокомандующего Итальянской Армией.

Другое письмо было от самого Бонапарта Оно было бесстрастным, кратким, безапелляционным и удивительно плохим в смысле грамотности. Оно информировало депутата Лебеля о том, что генерал Бонапарт требует промеривания каналов, по которым можно подступиться к городу Венеции. Он добавил, что писал об этом Лальманту и приказывал ему провести эту работу еще до нынешней просьбы к депутату объединиться с послом.