Западня - Sabatini Rafael. Страница 74

Едва он, опершись локтями о стол, обхватил голову руками, три человека, перед каждым из которых он, действовавший словно в наваждении из-за своей ревности, ослепившей его и водившей за нос, был так виноват, обступили его.

Жена положила руку ему на плечо, чтобы утешить, но о более тяжелой части его вины Юна все еще не ведала. Сильвия произнесла слова поддержки, хотя поддерживать, по сути, было уже некого. Но больше всего он был тронут, почувствовав руку Тремейна на своем плече и услышав его голос, просивший собраться с духом и рассчитывать на них.

О'Мой поднял голову и с удивлением, пересилившим стыд, посмотрел на своего друга и секретаря.

— Ты можешь простить меня, Нед?

Тремейн взглянул на Сильвию Армитидж.

— Благодаря тебе мне наконец повезло, чего никогда бы не произошло безо всех этих перипетий, — сказал он. — Какую обиду я могу держать на тебя, О'Мой? А кроме того, я тебя понимаю, а тот, кто понимает, не может не простить. Я представляю, что тебе пришлось вытерпеть. Трудно придумать более убедительные улики, которые могли бы так сбить человека с толку.

— Но трибунал, — в ужасе произнес О'Мой и закрыл лицо руками. — Боже мой! Я обесчещен! Я... я... — он поднялся, отстранив жену и друга, и отошел к окну. — Наверное, я сошел с ума. Да, я сошел с ума. Совершить такое!.. — Утратив опору, которую он черпал в своей злой ревности, перечеркнувшей в его душе даже совесть, О'Мой содрогнулся от осознания содеянного.

Ничего не понимающая леди О'Мой обратилась к Сильвии и капитану Тремейну:

— Что Теренс имеет в виду? Что он такого натворил?

Сэр Теренс ответил сам:

— Я убил Самовала. Это я дрался с ним на дуэли. А потом свалил свою вину на Неда и в слепой попытке отомстить за себя докатился до лжесвидетельства. Вот что я совершил. Скажите мне теперь, какой у меня, по-вашему, остается выход?

— О-о-о!

Этот крик ужаса и негодования, вырвавшийся у Юны, тут же погасила Сильвия, стиснувшая ее плечо. Мисс Армитидж все видела и понимала, ей было жалко сэра Теренса, и она постаралась удержать его жену, чтобы уберечь О'Моя от дополнительных страданий. Но та все же воскликнула:

— Как ты мог, Теренс! Как же ты мог! — И расплакалась. Слезы для людей ее склада — более легкое средство выражения своих чувств, чем слова.

— Думаю, все это из-за моей любви к тебе, — ответил он с оттенком горькой самоиронии. — Только так я могу ответить на твой вопрос и лишь такое оправдание считаю подходящим.

— Но тогда, — проговорила леди О'Мой, вновь охваченная ужасом, ибо теперь она понимала все, — если это откроется — Теренс, что с тобой будет?

Он медленно подошел к ней. Ясно осознавая теперь, что от ответственности не уйти, сэр Теренс почувствовал даже некоторое облегчение и отчасти успокоился.

— Все должно быть открыто, — тихо сказал он. — Ради всех, кого это коснулось, все должно быть...

— О нет, нет! — Поднявшись, она в страхе схватила его за руки.

— Они могут и не узнать правды.

— Нет, не могут, моя дорогая, — ответил О'Мой, погладив прижавшуюся к его груди ее белокурую головку. — Они должны ее узнать. Я об этом позабочусь.

— Ты? Ты?! — Глядя на него широко раскрывшимися глазами, Юна всхлипнула и, борясь с душившими ее рыданиями, закричала: — О нет, Теренс, нет! Ты не можешь! Ты не можешь! Ты ничего не должен говорить — ради меня, Теренс, если ты меня любишь!

— Ради чести я должен это сделать и ради Сильвии и Тремейна, которым я...

— Ради меня не надо, Теренс, — остановила его Сильвия.

Он посмотрел на нее, затем на Тремейна.

— А ты, Нед, что скажешь ты?

— Нед не может желать... — начала Юна.

— Пожалуйста, позволь ему говорить за себя, дорогая, — прервал ее О'Мой.

— Что я могу сказать? — почти сердито ответил Тремейн. — Как я могу что-то советовать? Да я и не знаю, что в этой ситуации вообще может считаться советом. Ты отдаешь себе отчет в том, что тебя ждет, если ты сознаешься?

— Полностью, и единственное, чего я хотел бы избежать, — это презрения людей, которое я заслужил. Но ведь оно неизбежно, Нед?

— Я не уверен. Думаю, многие поймут тебя, а понимание рождает сочувствие. Факты, ставшие тебе известными в тот момент, выглядели просто неопровержимо. Наказание, которое тебя ожидает, конечно, будет очень тяжелым, но ты уже так страдал, что едва ли оно заставит страдать тебя еще сильнее, независимо от того, каким будет приговор. Нет, я все-таки не берусь давать рецепты! Эта проблема слишком сложна для меня. К тому же следует подумать и о Юне. У тебя ведь есть долг и перед ней, и если ты будешь хранить молчание, возможно, это будет лучше всего. На нас ты можешь положиться.

— Конечно, конечно, — поддержала его Сильвия.

О'Мой взглянул на них грустно и улыбнулся сквозь выступившие на его глазах слезы.

— Наверное, еще не существовало на свете человека, которого бы судьба одарила такими благородными друзьями, но который был бы так мало их достоин, — медленно сказал он. — Своим великодушием вы делаете мое состояние совершенно невыносимым. Однако не все зависит лишь от моего молчания, Нед. Что, если провост, ведущий сейчас расследование, выяснит, как все было на самом деле?

— Он не сможет выяснить всего, что необходимо, чтобы признать тебя виновным.

— Почему ты в этом так уверен? А если сможет? Если это произойдет, в каком тогда положении я окажусь? Пойми, Нед, я должен сам прийти с повинной, пока кто-нибудь другой не разоблачил меня. Это единственный теперь для меня способ спасти остатки чести.

Они и сами не заметили, как опять перешли на «ты». В дверь постучали, вошел Маллинз и сообщил, что лорд Веллингтон спрашивает сэра Теренса.

— Он ожидает вас в вашем кабинете, сэр Теренс.

— Скажите его светлости, что я сейчас буду.

Маллинз исчез за дверью, а О'Мой стал готовиться последовать за ним. Он мягко освободился от обвивших его рук жены.

— Мужайся, моя дорогая, — сказал сэр Теренс. — Веллингтон, возможно, проявит ко мне больше милосердия, чем я того заслуживаю.

— Ты собираешься рассказать ему обо всем? — с трудом произнесла она.