Разоренные земли - Саберхаген Фред. Страница 33

Чап стал рядом с Экуменом. Высокий, облаченный в роскошные одежды красного и черного тонов воин склонился к парапету и стал наблюдать за суетой людей и рептилий на северной стороне прохода.

Экумен задумчиво обратился к нему:

— Думаю, брат, что сегодня в полдень я должен буду поехать присмотреть за тем, чем занимаются мои люди. Вы, несомненно, кое-что слышали? Если захотите поехать со мной, я, конечно, буду рад вашему обществу.

Экумен облек приглашение в такую форму, что оно давало возможность как принять его, так и вежливо отклонить, и Чап решил выбрать первое.

— Конечно, мой старший брат, ваше общество всегда доставляет удовольствие. А езда верхом, даже среди скал, была бы своего рода разминкой. Но — хорошо, если только вы…

Экумен позволил себе внезапно вспомнить что-то.

— По правде говоря, выбор развлечений был довольно скудный. У меня есть кое-что, гораздо более подходящее воину. Вы могли бы развлечься и одновременно оказать мне настоящую услугу в подготовке к свадебным торжествам. Как вы знаете, я планирую устроить в этот день состязание гладиаторов — ничего профессионального, всего лишь несколько крепких сельских парней…

— Мне нравится наблюдать за любителями на арене, если только у них есть хоть капля мужества.

— Вот именно, брат Чап. Не будете ли вы так любезны посетить темницу вместе с моим Распорядителем Игр? Я уверен, что никто из моей свиты лучше вас не выберет бойцов. Вы могли бы даже выявить одного-двух действительно подходящих — если же и нет, я знаю, что вы разглядите тех, у кого есть способности…

Чап кивком выразил согласие, хотя и без особого энтузиазма. Экумен тем временем потихоньку подталкивал его к лестнице. Старший по гарему следовал позади, крепко сжимая массивной рукой предплечье темноволосой девушки-рабыни. Чармиана, с лицом, слегка искаженным гневом, наблюдала за ними. Теперь принцесса осталась на террасе одна, если не считать ее личной горничной — и еще одного человека.

Элслуд, чародей, стал перед Чармианой и слегка склонил свою массивную седую голову. От него не ускользнуло, с какой ненавистью глаза принцессы провожали хорошенькую рабыню.

— Моя принцесса?

Ее глаза обратились к нему, утрачивая выражение ненависти, но оставаясь такими же безнадежно далекими, как всегда.

— Да? — спросила она.

Вскоре она уйдет, а он не сможет последовать за ней. Пока она еще была здесь, он должен был пойти на огромный риск, надеясь только на одно: угодить ей. Это был его рок, и Элслуд ничего не мог тут поделать, кроме как пытаться скрыть это от окружающих; он не сумел даже этого, понял он с горестным чувством, и теперь даже служанка открыто потешалась над ним.

— Я о новой наложнице, моя принцесса, — сказал Элслуд. — Я сейчас в таком состоянии, что мог бы позабавить вас…

Слушая его, Чармиана заулыбалась.

Следуя за словоохотливым Распорядителем Игр и за болезненным старшим надзирателем по темнице с низким потолком, Чап морщил нос и старался задерживать дыхание, чтобы меньше чувствовалось зловоние. До сих пор ему нечего было сказать о вероятных гладиаторах, кроме нескольких отрывистых презрительных выражений. Возможно, когда-то они и были крепкими сельскими парнями, но теперь уже давно заживо сгнили в своих камерах. Он подозревал, что все здоровые были наверху, разгружали баржи или строили стены. Фу! Какой смысл сгонять людей в такую тесноту? Насколько мог судить Чап, никакого смысла в этом не было, лишь проявление глупости. Если люди нежелательны или бесполезны, их следует убить. Если же от них можно добиться хорошей работы, то тогда, по крайней мере, их нужно держать на свежем воздухе и кормить, как животных, представляющих определенную ценность.

Чап до сих пор еще не совершал паломничества на Восток, не присягал на верность Сому или иному загадочному владыке. Он подозревал, что вскоре ему придется туда отправиться. Каждый должен служить какому-нибудь хозяину, по крайней мере так, казалось, устроен мир. Чармиана уже начала подстрекать его к тому, чтобы его колдуны организовали такое путешествие. Чармиана… п оч ем у он решил жениться на ней ? У него было достаточно женщин — правда, ни одной такой прекрасной. А величайший воин должен обладать прекраснейшей принцессой, это была одна из вещей, за которые сражались мужчины. Так был устроен мир.

Охранник остановился перед очередной темной и зловонной камерой и осторожно напомнил Чапу, что еще ни один гладиатор не отобран:

— Нам бы лучше отобрать тех, кого ваше высочество соблаговолит приберечь для игр, сегодня. Думаю, что десятники рабочих бригад довольно скоро спустятся сюда, чтобы поднять наверх всех, кто может ходить. — Затем охранник внезапно замолчал, только теперь перехватив хмурый взгляд Распорядителя Игр. Должно быть, новым рабочим бригадам предстояло отправиться за проход в горах, на земляные работы, а это не следовало обсуждать в присутствии постороннего.

У Чапа было вполне ясное представление о ходе поисков Слона, но, конечно, он хотел узнать еще больше. Он знал, что, если бы он поехал вместе с Экуменом, его бы не взяли туда, где было что-либо достойное внимания. Но он надеялся своевременно узнать, что же там нашли. Чармиана, которая безусловно преследовала свои цели, страстно желала стать королевой при верховном правителе. До чародеев Чапа доходили слухи, что один из сатрапов, обосновавшихся здесь, на побережье, мог вскоре занять главенствующее положение…

— Те, что здесь, — чуть посвежее остальных, — с надеждой сказал надзиратель, заглядывая в камеру.

Чап фыркнул.

— Хотя и не приятнее. — Камера была заполнена довольно плотно: там находилось около дюжины мужчин, которые на первый взгляд не представляли ничего особенного; но при мимолетном взгляде никогда нельзя быть уверенным. Чапа всегда занимали бои и бойцы, даже потенциальные. Распорядитель Игр принялся подзадоривать этих несчастных: смельчаки, кто хочет выйти вперед и попытать счастья ради славы и будущего, поднимите руку. Если бы Чап был в камере, он ни на секунду не поверил бы ни единому его слову. Так же, как и те, что действительно находились внутри. Впрочем, если здесь были настоящие мужчины, они должны были ухватиться за самый ничтожный шанс избавиться от своей печальной участи.