Третья книга мечей - Саберхаген Фред. Страница 34

Марк обнаружил, что ему очень трудно говорить. У него мелькнула мысль, что он, наверное, умирает. У него лишь хватило сил показать на меч.

— Ты убил его?.. — удивилась она. — Нет, ты не это имел в виду.

— Нет. Нет. — Ему пришлось немного отдохнуть и набраться сил, прежде чем продолжить, и все равно его слова прозвучали невнятно: — … здесь не было.

Девушка уставилась на него. Ее лицо все еще было изможденным и грязным, но пробуждающаяся внутри энергия уже заметно оживила его. И теперь, словно осененная внезапной идеей, она повернулась к лежащему мечу, присела возле него и внимательно рассмотрела. Затем отработанным движением чародейки коснулась рукоятки.

И замерла в этой позе, касаясь пальцем черноты.

Чумазая девушка исчезла, а на ее месте Марк увидел свою мать Малу — постаревшую на десять лет с того дня, когда они виделись в последний раз. Ее темные блестящие волосы теперь щедро разбавила седина. Да, это Мала стояла на коленях возле костерка, касаясь пальцем рукоятки Ослепителя, и одета она была не в охотничью рубашку Марка, а в привычные крестьянские штаны и вышитую блузку.

Затем фигура матери замерцала, расплылась и превратилась в Мэрией, сестру Марка. Теперь Мэрией стала женщиной лет тридцати и тоже изменилась за годы, миновавшие с того дня, когда он видел ее в последний раз, убегая из деревни.

Мэрией повернула голову, взглянула прямо на Марка, и теперь вместо нее тот увидел девушку-толстушку из Красного храма — девушку, которую он всего лишь раз обнял, но никогда с тех пор не забывал. Девушка из Красного храма подалась к Марку, а ее палец соскользнул с рукоятки меча.

И он снова увидел молодую женщину, спасенную им из лагеря Вилкаты, — со спутанными волосами и худым телом, прикрытым его грязной и рваной охотничьей рубашкой. Она приблизилась к Марку и склонилась над ним. Над ее головой и над светом костра огромной дугой сияли плотные облака звезд.

Девушка глубоко вздохнула.

— Мне следовало бы понять, что это за меч. Хотя я никогда раньше ни один из них не видела… Но теперь я полностью пришла в себя… надеюсь. И начала понимать. Меня зовут Кристин. А ты кто?

— Марк.

— Что ж, Марк… — Она так нежно коснулась его раненой головы, что ее прикосновение почти не добавило боли. Когда Марк поморщился, она быстро отдернула руку. — Так это ты пришел в… то место… с Ослепителем и увез меня?

Марк сумел лишь кивнуть.

— И ты пришел один? Да, ты снова кивнул. Но почему? Впрочем, теперь это неважно. Я никогда не забуду того, что ты для меня сделал. Ты спас мне жизнь, и не только… У нас есть вода?

Она быстро ответила на собственный вопрос, поискав взглядом и обнаружив флягу Марка. Ему она дала напиться первому, потом глотнула сама.

— Ах… — выдохнула она и расслабилась. Но лишь на мгновение. — Ты ждешь кого-нибудь на помощь? Здесь или где-нибудь поблизости?.. Нет. — Она снова протянула нежную руку и погладила его лицо, совсем не причинив боли. — Кому ты служишь?

— Сиру Эндрю.

— А-а. Хороший человек, судя по тому, что я о нем слышала. Мы в Тасавалте его уважаем, хотя и не знаем… но неважно. Попробую что-нибудь сделать с раной у тебя на лбу.

Кристин закрыла глаза, пробормотала заклинание, и Марк ощутил, как края раны, подрагивая, стягиваются в попытке выдавить из нее болевое жало. Но затем боль вернулась, терзая рану еще больше прежнего, и он вскрикнул.

— По меньшей мере кровь остановилась, — буркнула Кристин с безжалостным спокойствием. — Но это хуже, чем я думала. Здесь я мало чем могу тебе помочь. — Она быстро взглянула на звезды, очевидно пытаясь определить их местонахождение и время. — У нас есть еда?

— Нет.

Кристин встала и принялась ходить вокруг, что-то отыскивая. Она разглядывала какие-то растения, когда Марк снова потерял сознание.

Когда он очнулся, ночь еще не кончилась. Юношу колотила дрожь, хотя его в два слоя окутывал черно-золотой плащ. Голова Марка покоилась на коленях Кристин, а ее теплые магические пальцы пытались прогнать из головы боль.

Но он едва все это замечал. Происходило еще и нечто более важное — вокруг них высились боги. Давно, когда он был еще мальчишкой и едва не замерз насмерть в Лудусских горах, он увидел богов (а может, они ему пригрезились), точно так же окруживших его. И Марк попытался привлечь внимание Кристин к наблюдающим за ними божествам, но та целиком сосредоточилась на своих заклинаниях. Лишь однажды она подняла голову, что-то согласно пробормотала и снова занялась целительством.

Марк видел, что она не замечает тех, кто их окружает. Но он-то знал, что они здесь. И сейчас, совсем как в ту ночь, когда он увидел кольцо богов вокруг своего одинокого костра, они спорили из-за него. То, о чем они говорили сегодня, Марк понимал еще меньше, чем в прошлый раз, да и лица богов были видны хуже.

Через некоторое время видение исчезло.

Тон Кристин изменился, теперь она бормотала обычные слова, а не заклинания. Ему показалось, что она на него сердится.

— Я не дам тебе умереть, слышишь? Не позволю. — Она подняла голову. — Уж этим-то я смогу ответить тебе, Темный, — за то, что ты сделал со мной. Будь ты проклят, но этого человека ты не получишь! — Она повернулась к Марку: — Ты спас мне жизнь… спас больше чем жизнь… и я не уступлю тебя им. Пусть даже твоя рана отравлена, но ты будешь жить. Обещаю!

Ночь прошла для него чередой беспамятства, видений и кратких периодов прояснения. И в борьбе за дыхание, в которой он в конце концов победил.

Утром они двинулись дальше. Там, где они ночевали, не нашлось воды, и они все еще оставались в опасной близости от армии Вилкаты. Теперь уже Марку потребовалась помощь, чтобы взобраться в седло, и теперь Кристин вела на поводу его ездозверя, а иногда не давала упасть с седла из-за слабости. Марк терпел весь день. Он жевал корешки и ягоды, когда Кристин клала их ему в рот. Временами ему снова становилось трудно дышать. Но он остался жив, продержавшись за счет своей упрямой воли и магии Кристин. Миновали еще одна ночь, очень похожая на предыдущую, и еще один день пути — такой же, как накануне. После него Марк потерял счет времени. Казалось, вся его жизнь сжалась до этого мучительного путешествия, и сейчас ему уже нередко становилось все равно, выживет он или нет.