Скажите Жофике - Сабо Магда. Страница 33

– Халаши, наверное? – Куль-шапка уселся на табурет, – Мы с ним знакомы, на Народном стадионе познакомились, сидел рядом со мной, когда бельгийцы играли. На моих глазах вылакал столько пива, что и лошади было бы не под силу. Наверняка тот Халаши. Говорил, служит в каком-то музее. Ну, а какая награда меня ждет, если он и окажется Жофикиным дядькой?

В эти дни и Марте Сабо жилось неспокойно.

Добаи ежедневно звонил и справлялся, не изменила ли она своего решения. Хидаш каждый раз, как они оставались в учительской вдвоем (правда, теперь это случалось не так часто, как прежде, ибо летом он реже заглядывал в школу), продолжал настаивать на своем. Он говорил, что не одобряет ее упорства, напоминал, как она на конференциях всегда твердила, что теория обучения разрабатывается не педагогами-практиками и в этом корень всех зол. А сейчас, когда представляется возможность доказать на деле свою правоту, она отнекивается. Хидаш не учитывал, что Марта просто не в силах расстаться со школой. Да, она и сейчас не отказывается от своих слов: теорию должны разрабатывать преподаватели и учителя, за плечами которых долголетний опыт обучения. Но разве на ней свет клином сошелся? Она может себя хорошо чувствовать только в школьной суматохе.

Хидаш, правда, советовал ей не полностью переходить в институт, а на полставки. В этом случае она сохранила бы один из своих классов и в то же время определенные дни в неделю могла бы проводить в институте. Так, конечно, было бы неплохо. Хидаш умница, он всегда дает толковые советы. Но согласиться с ним – это значило бы идти на компромисс. Нет, она не желает вступать в какие бы то ни было переговоры с институтом, а тем более торговаться с ним. Не видать ее Умникам, как своих ушей!

Скоро начнется учебный год. Сколько интересного и нового принесет он с собой! Она с нетерпением ждет первого дня занятий. Жофи – уж Марта Сабо сумеет настоять на своем! – еще этим летом вступит в отряд. Если она самостоятельно справляется с обедами старика Понграца, то с осени ей спокойно можно будет доверить звено юных поварят. Пусть поучит остальных. Пончики, вероятно, у нее не получатся, зато с самыми необходимыми блюдами она справится. Вообще-то звено может вести только отличница, но неизвестно еще, на что способна Жофи, если она увлечется чем-нибудь по-настоящему. С Дорой, кажется, положение серьезнее, чем Марта предполагала: еще не было случая, чтобы девочка не сдержала своего слова. Она пропустила занятия поварят в пятницу, в субботу и, что совсем невероятно, не пришла за материалом о Петефи, хотя очень любила выступать. Марта Сабо послала Еву Такач узнать, что случилось у Вадасов. Возвратившись, Таки сообщила, что видела только тетю Вики, которая сказала, что Дора больна и заходить к ней нельзя. Хорошо, что Вики не пустила Такач к больной девочке – может быть, какая-нибудь инфекция. Впрочем, кто знает, что там у них? Все же чем ближе к старости, тем человек недоверчивей. Ей, видите ли, не нравится, что ученица, которая в четверг вечером была еще совершенно здорова, в пятницу вдруг неожиданно слегла. А ведь и так бывает. Уж она-то знает, что ребятишки иногда могут измениться в течение одного часа. Но Дора производила впечатление совершенно здоровой девочки, когда Марта видела ее в последний раз. Ощущение, что Дора прощалась с ней там, во дворе, по-прежнему не покидало ее; в ушах еще звучал тревожный стук каблучков девочки, догнавшей Марту в тот странный вечер.

Марта так беспокоилась о Доре, что в субботу, захватив пьесу о Петефи, сама пошла к Вадасам. Но в квартиру ей попасть не удалось. На звонок никто не вышел. Дворничиха сказала, что Вадас сразу же после обеда ушла из дому. Возможно, Дора действительно лежит и ей нельзя вставать с постели, вот она и не открывает дверь. В понедельник Надо будет снова послать к ней Такач и узнать о самочувствии девочки. По пути домой Марта встретила Фехервари из райсовета. Она попробовала заговорить о Доре, но, как и предполагала, Фехервари сказал, что нет никаких формальных оснований для юридического вмешательства. Если бы опекун допускал противозаконные действия, можно было бы отнять у него ребенка и официально назначить другого опекуна. Но у Марты ведь нет таких доказательств. Да, Марта сама все это понимала, и все же она надеялась, что существует какое-нибудь новое, подходящее для данного случая решение.

Фехервари ушел. Марта Сабо подошла к ларьку на углу улицы и купила себе фруктов. Вечер был теплый, тихий. Захотелось отдохнуть, посидеть на скамейке перед школой. В учительской еще светилось окно. Вскоре свет погас и из дверей вышел Хидаш. Секей запер за ним дверь. Хидаш не заметил Марту. Он некоторое время задумчиво постоял у школы, закурил и медленно пошел в противоположную от своего дома сторону. Так Хидаш и не сказал ей того, что хотел сказать в прошлый раз. А ведь заходил в школу и вчера и сегодня. Интересно, чем он занят в субботние вечера?

Марта любит эту площадь. Она со всех сторон окружена домами и поэтому кажется уютной и спокойной. У школы бьет фонтан – тоненькая струйка; мраморная Илушка [6], стоя на коленях, полощет в воде белье… И клены, большие старые клены. Весной вся земля вокруг бывает покрыта плотным слоем липких двухкрылок. Даже старшеклассники любят наклеивать их себе на носы.

Загудел колокол. Здесь, на площади, звук его всегда гуще и плотнее, чем в других местах. Небо еще слепило синевой, летом оно всегда казалось выше, чем зимой. Постепенно люди, отдыхавшие рядом на скамье, стали расходиться по домам. Скоро совсем стемнеет. В окнах зажжется свет, и семьи усядутся ужинать. Эта площадь совсем не похожа на другие площади столицы. Она настороженная и чуткая. Все-таки почему Дора Гергей не пришла за материалом для постановки?

Пожалуй, в этих домах не найдется квартиры, где бы у нее не было знакомых. Уже поздно. Магазины и мастерские окончили свою работу, иначе кто-нибудь оттуда непременно пожелал бы ей доброго здоровья, например отец Манци – сапожник Эрдеи или зеленщица – мать Мари Мучи. В столярной артели бухгалтером работает Аннуш Тот, в парикмахерской заметает упавшие волосы Юли Чато. Знает она и ученика из продуктовой лавки, и кассира кондитерской, он учился у нее когда-то. Восемь лет работает Марта в этом районе. Ева Инце родила недавно сынишку, уже второго.

Решено, она выкурит еще одну папироску и потихоньку будет двигаться к дому. Вон то большое здание, крыша которого видна даже отсюда, с площади, – райсовет, а там, на улице Зёльдфа, в двухэтажном доме, жила прежде Жофика со своими родителями. Дом, где квартира Халлеров, отсюда не виден, а улица Катона тянется параллельно школе, только с противоположной фасаду стороны. На улице Катона живут Йошка Хидаш и Кати Лембергер. Интересно, где проводит вечер Вики и как чувствует себя Дора?

Школьный подъезд вдруг осветился. В такой поздний час это было необычно, и Марта насторожилась. Парадная дверь распахнулась, и вышел Секей. Долгое время больше никто не показывался, но вот в слабом свете лампы Марта увидела белую как лунь голову Понграца. Секей хотел поддержать больного старика, но тот отстранил его. Опираясь на палку, Понграц с трудом волочил свою скованную гипсовой повязкой ногу. Старик шел медленно, очень медленно, но все же шел. Секей крикнул ему вслед, что через полчаса выйдет за ним, и захлопнул дверь. Старый Пишта узнал Марту лишь тогда, когда уже опустился рядом с ней на скамью. Они поздоровались. По-видимому, Понграц не был рад встрече, но все же решил остаться.

– Лучше бы вы в полдень выходили. Вам на солнце побыть надо, – сказала Марта, – солнечные лучи для вас необходимы.

Понграц помолчал, затем ответил, что днем на площади полно народу. А он не любит, когда на него глазеют. И что за интерес людям разглядывать хромых? Потом старик заговорил о погоде. До чего же тепло на дворе, прямо не верится. В его квартире внизу холодно и сыро, как в склепе.