Скажите Жофике - Сабо Магда. Страница 44

Швейцар прикрыл за собой дверь кабинета Халлера. Сомнений нет, стучат из хранилища, кого-то там захлопнули. Ключ – в замке, снаружи, но что толку? Открывать дверь умеют только директор музея и Халлер. Халлер здесь, в здании, но где его искать? Надо позвонить директору и достать его хоть из-под земли. Все выходы следует немедленно закрыть. Шутка ли – речь идет о большой коллекции!

Ревес помчался к телефону. Теперь уже отчетливо был виден его флюс. Перед глазами Раца вдруг сверкнуло золото. Он схватился за сердце. На столе, в бронзовой пепельнице, взятой напрокат так же как и гобеленовый стул, лежала золотая монета. Рацу еще никогда не приходилось сравнивать оригиналы с копиями, но он сразу понял, что перед ним подлинник.

18

Когда Жофи вернулась, мама уже была дома и варила кофе. Свою записку Жофика увидела в корзине для бумаг: мама прочла ее – значит, все в порядке. Пока ничего не расспрашивает.

Мама подала кофе, но вместо того, чтобы выпить его, Жофика незаметно вылила всю чашку в раковину. Она не могла сделать ни одного глотка. Что ответить маме, если мама все-таки спросит, где она была. Некоторое время Жофика кружилась около маминого письменного стола, стараясь привлечь к себе ее внимание. Мама открывала и закрывала ящики: наводила порядок в столе. Ее портфель был набит разными бумагами, книгами, и она теперь разгружала его.

"Мама переселяется из института", – заключила Жофика. Хоть бы она перестала возиться с портфелем и спросила Жофику, что она делала после обеда. Жофика могла бы кое-что рассказать – конечно, не все, а только то, что можно. Ведь мама скоро сама обо всем узнает, и это будет ужасно.

Жофика пошла в кухню, уселась на крышку мусорного ящика и стала прислушиваться. Где раздастся звонок раньше – из маминой комнаты, там стоит телефон, или у парадной двери? Должны прийти от дяди Калмана. Может, все же надо держаться поближе к маме? Жофика снова подошла к письменному столу. Мамины руки проворно и быстро находили место каждой книге, каждому листочку бумаги. Между делом мама заметила, что не любит, когда на нее таращат глаза, и посоветовала Жофике найти себе какое-нибудь занятие. Тогда Жофи ушла в свою комнату и села на ковер. На нем были вышиты цветы и какие-то зверюшки. А у дяди Калмана на спинке стула был нарисован гриф.

Она ни за что не скажет, почему так поступила. Мама подумает, что она сошла с ума. Знать бы, как ее, Жофику, накажут. В передней позвонили. Мама крикнула, чтобы Жофи посмотрела, кто пришел, но она легла на живот и зажала уши. Мама крикнула еще раз, затем выбежала сама. Это искали квартиру соседей: у них на дверях не было таблички. Мама хотела отругать Жофику, открыла дверь в ее комнату и молча остановилась на пороге. Все же как влияет на нервную систему ребенка переходный возраст! Лежит на полу и уши зажала.

– Ну встань же, Жофика, не устраивай комедии!

Мама нашла для нее книжку, потом вернулась к своему столу. Нет, она не может остаться с Жофикой, зря девочка просит ее об этом. Сейчас нельзя попусту тратить ни минуты. С пятнадцатого августа она переходит на новую работу. Уже и приказ есть. До чего горько на душе! С одной Жофикой трудно справиться, девочка со странностями. А там, в школе, ее, Юдит, ждет сорок детей, чужих, непонятных, незнакомых. Никогда в жизни не простит она Добаи, что он вынудил ее работать в школе.

Весть пришла по телефону. Жофи сразу поняла, что это именно то: тетя Като, которая всегда отличалась визгливым голосом, теперь так кричала, что даже в Жофиной комнате было слышно. В трубке что-то трещало и булькало: наверное, тетя Като плакала прямо в телефон. Жофи прильнула к двери и затаив дыхание слушала. Мама ничего не говорила, только в конце разговора сказала, что примет меры.

Вот идет, приближается… Сейчас произойдет что-то страшное. Все равно, она должна молчать: ведь нельзя выдавать Дору и дядю Калмана. Тетя Като еще не так плакала бы, узнай она правду. Если бы Жофика не захлопнула дверь, где бы уже был дядя Калман! Сейчас мама начнет расспрашивать, а она не может, не должна отвечать. Мама и этого не поймет, как не понимает многого другого.

Но мама впервые в жизни не стала у нее допытываться и требовать объяснений. Когда она вошла, губы ее дрожали от волнения. Жофи встала перед мамой навытяжку; так она делала в школе, когда случалась какая-нибудь беда. Нельзя маме ничего говорить, она не имеет права… Но мама ни о чем и не стала спрашивать. Она просто побила ее.

Жофи инстинктивно заслонила руками лицо. Обычно таким жестом человек защищает свои глаза от неожиданно яркого света. Мама сначала надавала ей пощечин, потом стала бить куда попало. У Жофи с утра не прошли следы от шлепков дяди Пишты, а теперь еще мама! Когда она с силой рванула руку, которой Жофи защищала лицо (а рука и без того болела), Жофика не выдержала и заплакала. Мама перестала ее бить и тоже разрыдалась. Жофи побежала в угол, села на пол и, прижавшись лбом к печной дверце, стала причитать: "Папочка, папочка мой!"

Мама зарыдала еще сильнее и выбежала за дверь. Жофика слышала, как она сначала ходила по своей комнате, потом по кухне, потом стукнули дверцы шкафа – мама одевалась. К Жофике она больше не зашла, только через дверь сказала, что едет к дяде Балажу, так как не в состоянии сегодня даже взглянуть на дочь. Пусть Жофика сама поужинает и ложится спать, не дожидаясь ее возвращения. Она вернется поздно.

Хлопнула дверь. Жофика продолжала сидеть на полу, прижимая ладонь к холодной печке. На внутренней решетчатой дверце была белочка, держащая в лапках орешек, и надпись: "CALOR".

Юдит бежала вниз по лестнице. Двое соседей поздоровались с ней, но она продолжала мчаться по ступенькам, не обратив на них никакого внимания. Уйти бы куда глаза глядят! От Жофи, от Като, от ее сумасшедшего завывания и визга! Крик этой истерички все еще стоит в ушах: она убьет Жофи, если когда-нибудь увидит ее. Пусть Юдит не посылает к ней свое отродье, иначе она даст девчонке чем попало по голове. Оказывается, у Калмана нервный припадок, и она вызвала скорую помощь. Мало того, что он чуть не задохнулся из-за этой юродивой в железной конуре, еще и директора пришлось вызвать. Это он открыл дверь, и тогда выяснилось, что Калман дал Жофи монету, а она, эта идиотка, бросила ее в пепельницу, как простой форинт. Директор сказал, что напишет в совет и будет требовать, чтобы эту отъявленную злодейку призвали к порядку. Калман был доведен до такого состояния, что не мог сообразить даже, где его дом, и пошел бродить по городу. В довершение всего Жофи унесла портфель Калмана, и Като требовала немедленно вернуть его. Она сказала, что Калман теперь дома, но после пережитого потрясения лежит на диване и плачет, как дитя.

Но что привело ее в музей? – думала Юдит, поднимаясь по лестнице к Балажу. – Как ей в голову взбрело идти туда? Калман, конечно, тоже виноват: зачем он дал ребенку монету? Жофи, наверное, не просила его об этом, она бы никогда не отважилась на такое. Может быть, он дал ей монету поиграть, а она случайно захлопнула дверь и так испугалась, что бросила монету и убежала домой. Жофи, по-видимому, собиралась что-то объяснить, все время топталась рядом, когда она перебирала бумаги.

Нет, эта девочка приносит ей одни разочарования. Кто бы знал, как она ждала ребенка! Ей казалось, что родится нечто необыкновенное, что вырастет смелый и честный человек. И вот пожалуйста: неловкое, беспомощное существо, трусливее которого нет на свете. Она побила Жофи. И все из-за Добаи. Юдит остановилась на лестничной площадке и высморкалась. Никогда она не простит Добаи. Этого нельзя простить. Если бы он не терзал ее последние недели, она, безусловно, могла бы совладать с собой и на этот раз. Не в одной – в трех ее книгах черным по белому написано, что ни при каких обстоятельствах не позволительно бить ребенка. Подумать только – сорвать обиду на девочке! До сих пор ноют руки. Теперь весь совет будет восстановлен против ребенка, назначат разбор дела, могут вызвать Жофи, и это окончательно сломит девочку. Воображаю, как будет торжествовать Марта Сабо. Еще бы! Ведь Юдит-мать не умеет воспитывать даже своего ребенка.