Башня - Сафонов Дмитрий Геннадьевич. Страница 26
— Вертолету, что бы ни случилось, оставаться рядом с Башней! Будут выгонять — просить аварийную посадку на берегу канала, но ни в коем случае не уходить! Вторую машину — на выезд! Я хочу, чтобы они были на крыше одного из стоящих рядом домов. И не спать, ребята! Пошевеливайтесь, это прямой эфир! Назимову — не отходить от мэра. Что говорит МЧС? И вот еще что! Кто строил эту Башню? Кому она принадлежит?
— Концерн «Север», — ответил Плотников.
— Отлично! Кого-нибудь из концерна! Интервью по телефону!
— Уже работаем.
— Молодцы! Что РТР?
— В полной заднице — у них же нет вертолета!
— У них много чего нет, — удовлетворенно сказал Истомин.
Молодой женский голос по селекторной связи сказал:
— Кирилл Александрович! Звонит ваша жена. По-моему, у нее что-то срочное…
— Пусть перезвонит через пятнадцать минут.
— Но она… — девушка робко пыталась возразить.
Истомин вскипел.
— Сейчас же положите трубку! И соедините меня с ней через пятнадцать минут!
Девушка коротко ойкнула.
— Кирилл Александрович! Еще один звонок, — на этот раз ее голос звучал испуганно. — Дубенский, главный управляющий Башни…
— Боже мой! — разозлился Истомин. — Слава! — обратился он к режиссеру. — Может, хоть ты объяснишь своим помощникам, что на самом деле важно, а что может подождать? Переведи Дубенского на меня и включи запись: он наверняка хочет сделать какое-то заявление. И вообще, ребята… Если кто-то еще не понял, то я объясню. Мы работаем в прямом эфире, то есть все это происходит здесь и сейчас. Это специфика нашей работы, и прошу ее учитывать, — «а кто не хочет — может выметаться!» — подтекст у последней фразы был именно такой, — поэтому, пожалуйста, побыстрее.
— Кирилл, все работают, — голос Плотникова звучал обиженно.
— Кирилл Александрович, с вашего позволения, — язвительно сказал Истомин и приподнял невидимую шляпу. — Сейчас главное — работа, обиды — после эфира!
Он не знал, что довольно скоро изменит свое мнение о том, что главное, а что — не очень. Но сейчас главным действительно была работа.
— Мама, когда мы пойдем за мороженым?
Марина с трудом открыла глаза и перевернулась на другой бок.
— Сейчас… — сонно сказала она. — Сейчас пойдем…
Глаза снова закрылись, и она почувствовала, как проваливается в сладкую дрему.
Дневной сон — это такая коварная вещь… Стоит ему только позволить, и он засосет тебя, как зыбучий песок. Но… это так странно — чем больше спишь, тем больше хочется. После какого-то момента бывает очень трудно остановиться и снова вернуться к бодрствованию.
Она заставила себя открыть глаза и посмотреть в окно. Небо над Серебряным Бором было окрашено оранжевыми сполохами заката.
«Еще немного — и наступят сумерки, а я все валяюсь… — подумала она. — Надо собраться и встать, а то… »
А то это может превратиться в проблему: ночью она не уснет, а завтра утром очень рано вставать, Марина хотела перед первым уроком отвезти сына обратно на дачу, к бабушке, где он проводил два из трех летних месяцев.
Работа… Эта странная жизнь, напоминавшая «американские горки». Когда-то она с удовольствием ходила на работу — Марина преподавала английский язык в техническом вузе, — потом, когда муж стал зарабатывать достаточно, чтобы она могла себе позволить сидеть дома, Марина уволилась. Поначалу ей даже было скучно: все-таки в институте было какое-то подобие активной жизни — сплетни, склоки, дрязги…
Но прошел год или два, и она сама не заметила, как отвыкла от повседневной суеты. Одну суету сменила другая: она возила сына на машине в престижную школу в центре, на корты, где он усиленно занимался с личным тренером (и подавал большие надежды… как хотелось думать Марине), готовила еду, ждала мужа…
Мужа… Он исчез из ее жизни так неожиданно, словно… умер.
«Тьфу ты, Господи, что я такое говорю?» Нет, конечно, она не желала ему смерти… Ну, может быть, каких-нибудь мелких неприятностей — это да ( «он это заслужил»), но не смерти. Он исчез, и жизнь ее снова круто изменилась. Теперь, к сожалению, в худшую сторону.
И ведь с тех пор прошло уже три года. Да, почти три, но она так и НЕ СМОГЛА ПРИВЫКНУТЬ к этой перемене. Не зря говорят, что к хорошему быстро привыкаешь, правоту этой пословицы Марина узнала на собственном опыте, но теперь она знала ее продолжение: «А к плохому привыкнуть очень трудно». Нет, наверное, в конце концов можно, но это слишком болезненно.
На работу ее, конечно, взяли, но что толку? Раньше она никогда не оставляла в магазине сумму, меньшую, чем ее нынешняя зарплата, и первый год все время путалась, глядя на ценники: «много это или мало?». Этот вопрос по сути своей значил: может ли она ТЕПЕРЬ себе это позволить или нет? Да или нет?
Почти всегда выходило, что нет. А это означало, что надо разрабатывать новые маршруты (или вспоминать почти забытые), обходить стороной дорогие магазины и даже не приближаться к ним — во избежание соблазнов. Да и соблазнов-то уже не было, остались только живучие стереотипы. Занятия теннисом — а как же? Поездка к морю не реже трех раз в год — обязательно! Качественная дорогая одежда — само собой!
Конечно, ремонт она сделала очень косметический. Одно слово, что ремонт. Не такой бы она хотела. Зато старую квартиру на Соколе удалось продать дороже, чем думала: цены на жилье в Москве продолжали неуклонно расти. С этим вроде бы ей повезло… И все же…
Она пробовала найти работу получше, каким-нибудь переводчиком-референтом, но в нескольких фирмах ее сразу предупредили, что рабочий день будет ненормированный, а в одной сытый босс, довольно оглядев ее с ног до головы (начал именно с ног), спросил: «Вы готовы к длительным командировкам? Гостиница, соседние номера, ужин при свечах, задушевные разговоры?.. »
Он мог бы перечислять еще долго, подбираясь к основной мысли, но Марина остановила его сразу после «задушевных разговоров». «Нет, я так не думаю», — и тоже оглядела его с ног до головы, задержавшись на большом колышущемся животе. Наверное, выражение ее лица говорило, что она никогда не любила толстых мужчин, и вообще удивляется, как ему удается отыскивать в туалете свое хозяйство без помощи зеркала… Она вогнала мужика в краску, но…