Башня - Сафонов Дмитрий Геннадьевич. Страница 9

Бирюков в последний момент успел раскинуть руки — это его и спасло, иначе он полетел бы следом. Рация перевернулась в воздухе и, дважды ударившись о край ямы, упала на крышу машины, отскочила от нее и исчезла в черной пустоте.

Со стороны Бирюков напоминал человека, провалившегося в полынью, из которой торчали только голова и руки. Он попытался за чтонибудь уцепиться, чтобы подтянуться и вылезти. Но пальцы скользили по шероховатому бетону, как по гладкому стеклу. Руки начинали слабеть.

— Э-э-э-й! Кто-нибудь! Помогите! Помогите!

Прямо перед ним зиял огромный провал, спина чувствовала острые края треснувшего пола. Если бы он упал по-другому, лицом к гаражу, а спиной к яме…

«Если бы… » Сейчас не стоило тратить время на всякие «если». Это никак не могло помочь. Игорь ощущал, как бетон за его спиной начинает медленно крошиться, так легко и податливо, словно это была обыкновенная земля.

Он попытался угадать, услышит ли его крики Валентин. Конечно, надеяться на это не приходилось: их разделял целый ярус подземного гаража.

«Но… Он же может увидеть меня на мониторе».

Игорь осторожно скосил глаза в сторону; камера, укрепленная на ближайшем столбе опоры, медленно поворачивалась. На несколько секунд он появится в поле ее зрения. Первым отчаянным желанием было помахать рукой… Или сделать что-нибудь еще… Хотя Бирюков понимал, что, стоит Рожкову только бросить взгляд на экран, он сразу все поймет. «Ну не слепой же он? Как можно не заметить ТАКОЙ дыры в полу?» Впрочем, и эта надежда была слабой: зачем лишний раз пялиться на монитор, когда там твой напарник? Мысль о том, что системы видеонаблюдения тоже могли выйти из строя, не приходила ему в голову. Это было так же невероятно, как и внезапно провалившийся пол.

Как это могло случиться? КАК, позвольте полюбопытствовать?

Он осторожно подтянул ноги и нащупал сбоку какой-то выступ. «Если медленно… очень аккуратно перенести на него тяжесть тела, то можно будет потихоньку перевернуться». Это был шанс, и, наверное, неплохой. Во всяком случае, это лучше, чем просто висеть над черной дырой, раскинув руки, и ждать помощи неизвестно откуда.

Игорь еще раз ощупал торчавший выступ каблуком. Он напряг плечи и, осторожно помогая себе ногой, попробовал подтянуться. В какой-то момент ему показалось, что уже все. Он почти вылез. Сейчас он только отожмется на руках и сядет на край ямы.

Но яма вдруг ожила. В ней словно заворочалось какое-то кошмарное чудовище, которое не хотело отпускать добычу. Пол задрожал, и эта дрожь передалась телу Игоря. Он хорошо ощущал ее и понимал, что она означает.

Бирюков закричал — отчаянно, из последних сил, срывая голос. Его крик потонул в оглушительном грохоте, и пугающее дно жадного жерла стремительно понеслось на него.

Он упал на капот «десятки» и почувствовал, как мягко сработали амортизаторы, приняв на себя груз его восьмидесяти килограммов. Игорь присел и коснулся капота руками, но постарался тут же распрямиться и встать на ноги.

Нога в черном начищенном ботинке, слегка припорошенном бетонной пылью, поскользнулась и сорвалась. Бирюков замахал руками, пытаясь удержать равновесие, но почувствовал, что сползает по капоту все ближе и ближе к стене ямы. В следующую секунду от ее края оторвалась огромная глыба и, пролетев три метра, с размаху припечатала тело охранника к машине. В груди, придавленной страшной тяжестью, что-то хрустнуло, и Бирюкову показалось, будто весь воздух в его легких в одно мгновение заменили на обжигающий кипяток. Последнее, что он успел увидеть, — это поток вязкой крови, хлынувшей изо рта. На вишневой краске кровь смотрелась почти не страшно. Он ощутил соленый вкус, заполнивший рот, и умер.

— Ну вот и все, Алексей Геннадьевич. Комбинация… — Петухов потянулся за спичкой, которую уже по праву считал своей.

Старший смены охраны легонько шлепнул его по руке.

— Цыц! Я еще не сказал своего последнего слова.

Петухов отдернул руку и лукаво улыбнулся.

— И в чем же оно заключается? Я сейчас поддам вам шашку — вот сюда, а потом беспрепятственно пройду в дамки. Ну, мон колонель?

Ковалев напряженно сопел в ответ. Партия действительно была проиграна. Он оценил свои шансы на ничью и нашел их ничтожными. Но все равно сдаваться он не собирался.

— Не гони, Коля! Ты имеешь дело с человеком, который однажды обыграл самого Карпова… В нарды.

— Это меняет дело. Простите, полковник, я не знал. — И Петухов снова занес руку над спичкой, лежавшей перед Ковалевым.

— Ну подожди. А если я…

— Ага, жертва двух шашек и туманная перспектива занять главную диагональ. Я это видел, но… Это бесполезно. Примерно как расческа в вашем шкафчике.

Ковалев не смог сдержать улыбки. Этот злыдень Петухов однажды преподнес ему подарок. Маленькую продолговатую коробочку в красивой праздничной упаковке. Все как положено, с алым бантом и вложенной открыткой. В коробочке оказалась расческа — вещь, которой Ковалев прекратил пользоваться уже шестнадцать лет назад по причине абсолютной гладкости головы. Расческу он оставил — на память — и действительно хранил в своем шкафчике.

— Хорошо! Хорошо… Вот тебе мое последнее слово… — Он помедлил, наслаждаясь театральным эффектом. — Сдаюсь.

— А! — Петухов громко хлопнул себя по колену и энергично потер ладони. — Так и должно быть, полковник! Я…

Он не договорил. Откуда-то сверху, прямо над их головами, послышалось негромкое нарастающее гудение, словно с потолка пикировал маленький бомбардировщик. Ковалев поднял глаза: один из люминесцентных светильников разгорался все сильнее и сильнее, будто кто-то поворачивал ручку невидимого реостата. Ковалев приставил ко лбу ладонь, как козырек, чтобы закрыться от слепящего молочного света, и в следующую секунду тонкая трубка лопнула, окатив игроков мелкими стеклянными брызгами.

Несколько горячих осколков впились в гладкую голову полковника, по лысине побежали тонкие струйки крови.

Ковалев выругался и вскочил, опрокинув доску; шашки упали и рассыпались по полу. Петухов пригнулся и закрыл лицо руками. Как раз вовремя: по всему помещению, от ближней стены до дальней, прокатилась волна разрушения. Лампы вспыхивали, как дуга электросварки, и тут же лопались, наполняя комнату белым едким дымом и мелодичным звоном падающего стекла.