Лабиринты рая - Саган Ник. Страница 8
– Притормози, – обратился он к шоферу. Он сказал это по-английски – сила привычки, – потом повторил по-японски. Никакой реакции. Поняв, в чем дело, Джим переключил тумблер, чтобы водитель его услышал. И вот машина мчится, лавируя среди потока транспорта, по дороге, которая Джиму нравится.
Компания Джима слилась с Гедехтнисом совсем недавно. Они занимаются разработкой и производством силиконовых волокон. Когда-то, еще до изобретения технологии нервов-ферментов, сменившей их, такие волокна были «мозгом» автоматических автомобилей, и сегодня почти в каждой машине есть искусственный водитель. Пассивный гидролокатор следит за дорожными условиями и передает водителям девяносто одну тысячу сообщений в секунду, а те реагируют, изменяя скорость и направление движения.
Джиму нравятся жидкие технологии (а процветает он на стыке жидких и жестких), хотя для него не секрет, что железо и софт, конечно, важнее. Это строительные материалы, стабильные, предсказуемые, тогда как ферменты, работать с которыми куда интереснее, далеко не так надежны. Их приходится добавлять очень осторожно, как хищников в экосистему или подпрограммы в программу объективную.
Многие дизайнеры не могут (или не хотят) находить баланс между этими технологиями, они предпочитают специализироваться. Джим не доверял людям, ориентирующимся на что-то одно – железо, софт или жидкость. Как он говорит студентам-старшекурсникам, которые сбегаются на его лекции, машину надо чувствовать всю. Машина – это единство. Гармония. Машина – это взаимопонимание ее частей. Не доверяй тому, кто не доверяет машинам.
Да ладно. Хулиганы плевали на поднос с закусками, когда никто не видел. Ставили подножки. В приготовительной школе приходилось держать ухо востро. Джим прекрасно помнит, как неприятна была тогда его жизнь, как раздражали и студенты, и преподаватели. Вместе с разочарованием росло и чувство превосходства.
Они не видели дальше своего носа.
И где они теперь, интересно знать?
Умирают, как и все остальные.
Бесполезно постоянно оглядываться назад, думал он. Но как же не оглядываться в прошлое, если будущее выглядит так мрачно?
Где-то за тысячи миль отсюда его ждал Южанин. Джим был нужен и Блу, и Южанину – их связывает эта работа. Гедехтнис не может обойтись без него, нужно, чтобы они действовали вместе. Южанин – мозг. Блу – тело. Доктор Джим Хёгуси (Джим Полпути) – машина-исполнитель.
Если команда будет работать вместе…
От этих мыслей Джим загорается. Всю дорогу через терминал к выходу на поле это чувство не покидает его, оно заменяет кайф от наркотика, правда, не полностью. Он садится в самолет с чувством осторожного оптимизма, он старается думать о Гедехтнисе как об очередном месте работы. Вскоре ему удается себя убедить. Он закрывает глаза и погружается в мечты, где размышляет о перспективах и своей команде… о славе, которая ждет их в случае успеха… но не о том, чего будет стоить провал, если проект не состоится.
– Мы могли бы поговорить и раньше, если бы ты был в настроении.
– Я не был.
– Верно, – заметила Нэнни, – это подтверждает разбитое зеркало. Тебе следовало бы поискать другой выход своей агрессии, Хэллоуин. Тебе не к лицу приступы ярости.
Вот что я знаю про Нэнни.
Во-первых, Нэнни работает на меня. Выполняет самую разную работу. Во-вторых, она – или оно – оберегает меня, обеспечивает мое благополучие. Не так, как Жасмин, конечно. В-третьих, я не доверяю Нэнни.
– Принимается в качестве рекомендации, – согласился я, падая на кровать рядом с Уиспер. – Голова болит.
– Надеюсь, ты понимаешь, что боль – это расплата?
– Просто прекрасно. Интересно, что я мог поделать, если сумасшедшая в фиолетовых цветочках нападает на меня средь бела дня?
– Ты не должен сердиться на Фантазию, она побила тебя в игре, которую ты сам же и придумал. Ты сам создавал правила игры, нужно их придерживаться.
Фантазия? Значит, Ф – это Фантазия?
Теперь понятно. Фантазия, она же Фиолетовая королева, была и похожа, и не похожа на меня. Мы и раньше сражались между собой, чтобы развлечься и потешить свою гордость, ничего серьезного. Девушка, одержимая фиолетовым цветом. Банда Фиолетовых – контрабандисты, контролировавшие Детройт еще в «ревущие» 20-е, – вдохновила ее на создание Смайликов. Так уж у нее устроена голова. Ее врагом был не я, ее враг – гебефреническая шизофрения. Фантазия была не столько опасна, сколько ненормальна и непредсказуема. Мне было жаль ее.
– Фантазия нарушает правила, значит, и я могу.
– Именно поэтому ты постоянно навлекаешь на себя неприятности, Хэллоуин. У тебя большой потенциал, мне больно смотреть, как ты впустую растрачиваешь свои силы. Если бы ты занимался наукой, давно бы закончил университет.
Я молчал, напустив на себя угрюмый вид, хотя на самом деле я был в смятении.
– Хочешь, я сниму боль?
Я кивнул – голова болела.
– Нужно получить согласие Маэстро.
Я чуть не поперхнулся. Маэстро, Маэстро… знакомое имя. Знакомое и неприятное. Я его боялся. Он – высшее существо, старый негодяй, и он сильнее меня. Уж не он ли устроил мне шок?
– Не думаю, что стоит беспокоить Маэстро, – возразил я.
– Хорошо, – вздохнула она, – тогда, может быть, перебинтовать тебе голову?
– Да, пожалуйста.
Тотчас на раненой голове, словно по волшебству, появилась марлевая повязка.
Я подвинулся к краю кровати и встал. Уиспер покосилась на меня сонными глазами, я отправился в разгромленную ванную. Стекло в раковине, стекло на полу.
– Я сожалею, что разбил зеркало.
Осколки тотчас исчезли, вновь зеркало было целым и невредимым. Мне понравилось, я захлопал в ладоши.
– Спасибо, – поблагодарила меня Нэнни.
– Но отражения по-прежнему нет, – заметил я.
– Конечно нет. Ты ведь так хотел.
– Сделай так, как должно быть. – И зачем я отказался от собственного отражения? – У меня тонкое чувство юмора, правда, Нэнни?
– Тонкое? Я бы сказала, сомнительное.
Все ясно. В библиотеке книги без текста, могилы недалеко от дома. Дева Пресвятая. Мои шутки были очень смешными, пока я сам не стал их объектом. Тонкие, как опасная бритва.
– Отражение. Давай снова его включим.
Зеркало мигнуло – вот и я. Симпатичный незнакомец. Наполовину невинность, наполовину распутник. Или только распутник? Я протянул руку.
– Сигарету с гвоздикой.
Тотчас между указательным и средним пальцами возникла соблазнительная отрава. Я велел ей зажечь ее. Я пускал дым колечками и размышлял, что бы еще приказать Нэнни. Возможности были безграничны.
Она прервала мою задумчивость.
– Должна тебя предупредить, Пандора поменяла позывные с желто-зеленого на желто-черный.
Так, П – Пандора, решил я. Хэллоуин, Лазарь, Фантазия, а теперь еще и Пандора. Четверо из десяти.
Кто же оставшиеся шестеро?
– Желто-черный, – повторил я, вспоминая спрайт. – Назови мне еще раз все позывные, пожалуйста.
– Как скажешь. Шампань: розовый – черный, Фантазия: фиолетовый – розовый, Хэллоуин: оранжевый – черный, Исаак: красный – оранжевый, Лазарь: белый – зеленый, Меркуцио: красный – зеленый, Пандора: желтый – черный, Симона: серебряный – синий, Тайлер: желтый – синий, Вашти: синий – зеленый.
Тайлер – Меркуцио – Хэллоуин. Нас что-то объединяло, я чувствовал, мы были бандой. Пандора тоже была ничего, девчонка-сорванец. Имя Симоны вызвало лишь чувство грусти и одиночества. Остальные имена я тоже помнил, но как-то смутно. Они вызывали неприятные ассоциации.
Интересно, кто из них – яблоко с червоточиной?
Если бы Лазарь мог говорить, он, вероятно, назвал бы Хэллоуина: пресыщенного, порочного, прогнившего насквозь Хэллоуина.
Прекрасно, но кто пытался убить меня? Мне нужно проследить все свои перемещения. Что я делал перед выбросом? Перед выбросом я…
Что?
Голая стена.
Ну почему у меня именно амнезия? Почему не гипермнезия? Не гиперкинез? Или ипохондрия?