Рожденные в раю - Саган Ник. Страница 3

Однако возня с детьми не для меня: сама мысль – привести детишек в мир, каким он стал сейчас, – меня ужасает. Мне значительно проще работать с компьютером и держаться поближе к моей прошлой жизни, поддерживать и совершенствовать Глубокую виртуальную реальность, в которой я выросла. В реальной жизни я только навещаю своих племянников и племянниц. Я – их любимая тетя, я люблю их, потому что не я за них отвечаю. Во всяком случае, не в такой степени, как Исаак, Вашти и Шампань.

– Мне так не терпится поскорее увидеть вас всех, – говорю я Шампань, наливая еще вина. – Надеюсь, Исаак тоже будет.

– Сейчас мы ближе к нашей цели, чем когда бы то ни было, – говорит она.

– Значит, уже скоро, надеюсь.

– Вполне вероятно, – отвечает она, делая ударение на второе слово.

Она не верит, что это произойдет, не уверена, что следует это делать. С Исааком столько всего связано, к тому же не всегда хорошего.

– Представляешь, если получится? У нас снова будет общая цель, мы снова будем вместе, все четверо.

– Я думала, мы говорим о вине, – нахмурилась Шампань. – А ты все о том же, новый счастливый этап нашей жизни.

– За ним может последовать еще один.

– Ты, как всегда, оптимистка!

– Безусловно, – отвечаю я, отвлекаясь на точечного человека, играющего на точечной трубе, – может быть, если мы сумеем сделать это, к нам вернутся и наши отшельники.

– Великое воссоединение класса? – Она довольно глупо улыбнулась.

– Я все еще надеюсь, – призналась я.

– Вот за это я и люблю тебя, – отвечает она. – Ты упрямая. Или мечтательница. В любом случае, я тебя люблю.

– Это обязательно произойдет, – настаиваю я. – Мы должны отбросить все разногласия.

– Скажи это Хэлу.

Больше ничего можно и не говорить, потому что Хэл по-прежнему ни с кем не хочет разговаривать, да и со мной говорит очень редко. Ничего. Я получу от него все, что смогу. Он сломался, но он похитил мое сердце, когда мы были совсем детьми, и оно все еще принадлежит ему, и мне кажется, мое сердце разбито.

Саркастическим тоном Шампань добавила:

– У него случился приступ раскаяния?

Я отвернулась.

– А Фантазия? – снова спросила она.

– Не знаю, – сказала я в ответ.

От нее нет вестей. Никто не знает, где она сейчас.

Шампань не задела мои чувства, но ей кажется, что она обидела меня. Люди не всегда меня понимают.

– Эй, извини, – говорит она и берет меня за руку. – Я надеюсь, они оба вернутся. Правда, надеюсь. Я так хочу, чтобы мы все снова стали друзьями. Ты же знаешь, я ничего другого не хочу так сильно.

Я киваю и сжимаю ее руку в ответ. Мне нечего сказать на эту тему, да и не очень хочется.

– Когда будешь разговаривать с Хэлом сегодня, передай ему от меня привет, хорошо? Мы все еще надеемся, что он вернется. Может быть, кроме Вашти, но ты же ее знаешь.

– Знаю, – соглашаюсь я. – Обними ее и детей за меня. Скоро увидимся.

Оставив Шампань наслаждаться «Un dimanche apres-midi amp; lie de la Grande Jatte» [1], я направляюсь в сердце пустоты – в пустой домен, которым я пользуюсь при перемещениях. Отправив светящийся желто-черный мячик, я жду ответа, но оранжево-черный спрайт не появляется. Может быть, Хэлу вовсе не нужен подарок, который я ему приготовила. Я смотрю на часы. Жду еще. Вполне вероятно, что он сейчас вне сети.

Я покидаю систему и оказываюсь в реальном мире. Слышен шум дождя на улице. Я проверяю свое состояние и обнаруживаю, что замерзла, как сердце Меркуцио. Растерев плечи, чтобы согреться, закрываю окна, за которыми шумит ливень. В небе висят грязные холодные облака. Отвернувшись от окна, я одеваюсь. От Хэла все еще ничего нет. Уже несколько недель. В годовщину мы всегда с ним беседуем, это неизменно, и я очень надеюсь, что и в этом году будет также. Наконец я решаю изменить своим правилам и проверяю показатели спутников. Эта часть мира безмолвствует.

ХАДЖИ

Я уже начинаю вылезать из ванны, когда слышу стук в дверь. От резкого движения на воде появляются волны, брызги летят на кафельный пол. Теперь я понимаю, что меня зовет Мутазз, колотит в дверь, от стука мои сны наяву разлетаются вдребезги. Он принес мне записку от отца, я едва успеваю шепотом поблагодарить его, как он уходит. Я застываю на месте. От свечей больше света, чем тепла, мне холодно, я стою и созерцаю свои пальцы, чистые, сморщенные после только что принятой ванны. Мозоли заживают. Как удивительно все заживает. Это маленькое чудо. Несмотря на то, что чудеса противоречат законам нашего мира, данный случай лишь подтверждает их существование. Довольно. Чувство вины побуждает меня к действию. Никто не любит, когда его заставляют ждать.

Шерсть и хлопок обнимают мое тело, песок щекочет ноги. Если бы я жил несколько тысячелетий назад, это была бы зеленая трава. Если подумать, всякая пустыня когда-то была полна зелени и растений.

На меня набрасывается холодный ветер, но мне все равно. Я обожаю сумерки, а сегодня небо безоблачно. Я вглядываюсь в бездонную синеву и считаю точечки чистейшего белого света. Красоту, что открылась моим глазам, может затмить лишь та, которую я не могу видеть. Космос скрывает от нас миллиарды миров, и я часто думаю об этом. Какой мир вращается вокруг той звезды? Вон той, что расположилась в нижней части созвездия Большой Медведицы? Каков он, этот мир, и кто там живет?

Меня переполняют вопросы. Если бы я встретился с Богом, я задавал бы ему вопросы один за другим, не в силах остановиться, освобождая тем самым место для ответов. Иногда мне кажется, что Бог создает мои мысли, как когда-то создал вселенную. Но чтобы найти Бога, нужно найти самого себя.

Мой отец – высокий мужчина, и его глаза черны как уголь. Я же, наоборот, невысок, и глаза у меня цвета янтаря. Внешне мы совсем не похожи. Биологически он не мой родитель. Я считаю, что такое различие несущественно.

Раньше я так не думал. Как бы я ни любил его, как бы ни любил меня он, ДНК разделяет нас, словно океан. Лишь в моем сердце – не в его. Я пытался преодолеть преграду путем медитации и молитв. От меня потребовалось все мое терпение, чтобы ухватить этот ускользающий момент, миг воссоединения, близости, триумфа интеллекта, и этот момент наступил именно сегодня, исчезло и прошлое, и будущее, нет больше различий между мной и всеми остальными, живущими в этом мире. Я поймал этот миг, но, проснувшись, снова потерял. Однако, потеряв его, я расстался и со своими страхами. Я смогу снова его обрести. Это будет непросто, но если уляжется ветер и наступит тишина, в такую же ночь, как сегодня, можно попробовать еще раз. В тот счастливый миг я испытал настоящую радость, и как только миг этот пролетел, сердце мое заныло. Мой отец умеет удерживать его. Он хранит его всегда: и когда бушует ураган, и когда разверзаются врата ада, и на дне реки Нил.

Моя маска фильтрует помехи, и я слышу пение птиц. В Саккаре не проводили дезинфекцию, и здесь повсюду человеческие останки. Кажется, будто истлевшие скелеты, лежащие на улицах города, просто уснули. Стервятники растащили и разбросали человеческие кости по всей пустыне. Ветер то присыпает их песком, то снова обнажает. Я бреду по песку, спокойно думая о том, что когда-то здесь жили люди, много людей.

Маска защищает меня от окружающей среды, а среду от меня. Когда я дышу, мой организм выделяет воду, которая превращается в соль. Отложения соли приводят к трещинам, а трещины разрушают сооружения, которые мы надеемся восстановить. За долгие годы небрежения и вреда, наносимого туристами, гробницы и без того постепенно разрушались. Туристы давно уже мертвы, а разрушения хоть и медленно, но по-прежнему продолжаются. Это грустно. Мои братья, сестры и я сам очищаем камни от соли при помощи разных микробов, лазером стираем граффити. Большую часть недели мы провели за этим занятием, восстанавливая ступенчатую пирамиду Зосера. Эту пирамиду, в отличие от обычных пирамид, где ступени постепенно сужаются и сходятся в одной точке, скорее можно назвать зиккуратом с шестью мастаба, поставленными один на другой, каждый последующий меньше предыдущего. Это первая пирамида Египта, она была построена пять тысяч лет тому назад. Ковыляя к ней, я с радостным удовлетворением смотрю на результаты проделанной работы. Поверхность из песчаника чистая и гладкая. Мы восстановили ее, теперь она снова стала белой и ровной, и по ночам звезды отсвечивают в ее гранях. Внутри гробницы еще много работы, к тому же некоторые блоки расшатались, и их нужно снова закрепить. Полная реставрация заняла бы годы, но через несколько дней мы возвращаемся домой. И все же это прекрасная работа, полезный урок, интересная задача. Зосер построил эту пирамиду в надежде воссоединиться с Богом, и мы чтим его мечту. Мы чтим замечательный талант его архитектора, Имхотепа, чтим труд бесчисленных рабочих, чьи имена потеряны во времени. Чтим колыбель цивилизации. Мы чтим себя.