Елизавета Петровна - Сахаров Андрей Николаевич. Страница 123
На маленьком столике, стоявшем у кресла, лежало открытое, только что прочитанное письмо от сводной сестры Менгден, Станиславы Лысенко. В нём последняя жаловалась на своего мужа и просила защиты у «сильной при дворе» сестры.
– «Сильной при дворе!» – с горькой улыбкой повторила Якобина фразу письма. – Сестра там, далеко, не знает, что произошло здесь в течение месяца с небольшим!
Действительно, приди письмо это ранее, когда была жива государыня или когда правил государством «герцог», по-отечески относившийся к ней, тогда, конечно, она не дала бы в обиду Станиславы. Но что она такое теперь?.. Фрейлина покойной. Она бессильна сделать что-нибудь даже для себя, а не только для других… вот ей советуют обратиться к цесаревне. Впрочем, говорят, что её судьбой хочет заняться правительница Анна Леопольдовна. Но всё это говорят… А она сидит безвыходно у себя в комнате. О ней все забыли среди придворных треволнений, пережитых её окружающими за этот месяц с небольшим.
Треволнений при русском дворе действительно было пережито много.
С начала октября императрица Анна Иоанновна стала прихварывать, и это, конечно, не могло не отразиться на состоянии духа придворных вообще и близких к императрице людей в частности. Правда, внезапное нездоровье Анны Иоанновны вначале было признано врачами лёгким недомоганием и не представляло, по их мнению, ни малейшей опасности; однако весь двор был взволнован происшествием, случившимся в одну из ночей за неделю до смерти Анны Иоанновны в Летнем дворце.
Вот как рассказывают об этом происшествии современники.
Караул по обыкновению стоял в комнате, смежной с тронным залом. Часовой был у открытых дверей. Императрица Анна уже удалилась во внутренние покои дворца. Было уже за полночь, и офицер ушёл, чтобы вздремнуть. Вдруг часовой позвал на караул, солдаты выстроились, офицер вскочил и вынул шпагу, чтобы отдать честь. Все видят – императрица ходит по тронному залу взад и вперёд, задумчиво склонив голову и, по-видимому, не обращая ни на кого внимания. Весь взвод стоит в ожидании, но наконец странность ночной прогулки начинает всех смущать. Офицер, видя, что государыня не желает идти из зала, решается наконец пройти другим ходом и спросить, не знает ли кто намерения государыни. Он встречается с герцогом Бироном. [79]
– Ваша светлость, – рапортует он ему, – её величества изволит уже с полчаса прогуливаться по тронному залу, и мы в недоумении относительно намерения её величества.
– Что за вздор? Не может быть! – отвечает Бирон. – Я сейчас от государыни – она отправилась в спальню ложиться.
– Взгляните сами, ваша светлость, она в тронном зале.
Бирон идёт и тоже видит прогуливающуюся государыню.
– Это что-нибудь не так, – ворчит он, – здесь или заговор, или обман, чтобы действовать на солдат.
Он отправляется к императрице и уговаривает её выйти, чтобы в глазах караула изобличить самозванку, пользующуюся некоторым сходством с нею, чтобы морочить людей. Императрица решается выйти. Бирон идёт с нею. Они ясно видят женщину, поразительно похожую на императрицу, однако нисколько не смутившуюся при появлении последней.
– Дерзкая! – говорит герцог и вызывает весь караул.
Солдаты и некоторые из сбежавшихся придворных слуг видят «две Анны Иоанновны», из которых настоящую и призрак можно отличить только по наряду и по тому, что настоящая императрица пришла с Бироном. Императрица, простояв с минуту, в удивлении подходит к женщине и спрашивает её:
– Кто ты? Зачем ты пришла?
Не отвечая ни слова, привидение пятится, не сводя глаз с императрицы, к трону, всходит на него и на ступенях, обращая взор ещё раз на императрицу, исчезает.
Императрица обращается к Бирону и взволнованным голосом произносит:
– Это моя смерть!
Императрица удалилась к себе, караул пошёл на свои места, а герцог Бирон, задумчивый и встревоженный, отправился в свои апартаменты, находившиеся в том же Летнем дворце.
Ему было о чём встревожиться и над чем задуматься. Высоте положения и почестей, на которой он находился в настоящее время, он был всецело обязан своей государыне, и вдруг она только что сказала ему: «Это моя смерть!»
Неизбежность этой смерти предстала перед духовным взором герцога, и в его уме возник вопрос: что принесёт ему эта смерть? Ожидаемое ли возвышение почти до власти русского самодержца или же падение с головокружительной высоты, на которую он взобрался благодаря судьбе и слепому случаю?
Действительно, его дед в половине XVII века был конюхом герцога Якова III Курляндского. У этого конюха родился в феврале 1653 года сын, которого назвали Карлом.
Уже этот Бирон сделал значительную карьеру. Он изучил охоту и занимал впоследствии довольно видную должность в герцогском лесном ведомстве. Этим он был поставлен в возможность не только вести обеспеченную жизнь, но дать своим трём сыновьям возможность сделать карьеру, гораздо более блестящую, чем та, которую он сделал сам.
Возрастающее значение его второго сына Эрнста Иоганна при дворе овдовевшей герцогини Анны Курляндской, впоследствии русской императрицы, было поворотным пунктом в счастливой перемене судьбы всей фамилии Биронов. Тогда-то Карл Бирон и трое его сыновей удачно изменили свою фамилию и из Бюренов (Buhren) сделались Биронами (Biron). Вместе с тем они приняли и герб этой знаменитой во Франции фамилии.
Эрнст Иоганн, второй сын Карла Бирона, родился 12 января 1690 года. Он и его братья получили в доме отца очень посредственное воспитание. Чтобы восполнить его, Эрнст Бирон отправился в Кенигсберг. Прослушав там университетский курс, он поехал в Петербург, с целью отыскать себе место, но не нашёл такого, которым могло бы удовольствоваться его честолюбие. Он просился в камер-юнкеры при дворе цесаревича Алексея, сына Петра I, но ему было отказано в этом с презрительным замечанием, что он слишком низкого происхождения. Тогда Эрнст Иоганн возвратился в Митаву, и тут его искание места имело больший успех. Овдовевшая герцогиня Анна Курляндская назначила его в 1720 году своим камер-юнкером, а так как он был очень красив, вскоре она избрала его в свои любимцы.
79
Эрнст-Иоганн Бирон (1690–1772) – герцог Курляндский, Лифляндский и Семигальский, фаворит императрицы Анны Иоанновны, регент России с 17 октября 1740 г. Отрешён от власти (ноябрь 1740 г.) и приговорён к смертной казни (1741), заменённой ссылкой в Пелым. Позднее ему было разрешено жить в Ярославле. Пётр III возвратил его из ссылки.