Елизавета Петровна - Сахаров Андрей Николаевич. Страница 31

– А вот как, государь. В зависимости от числа приглашённых лиц надо взять одну или две галеры и сейчас же приказать взяться за работы по украшению их. За этими работами могу присмотреть я сам.

– О, ваш вкус – ручательство того, что это будет чудом изящества и красоты, герцог! – ласково сказал Людовик.

– Я прикажу, – продолжал Ришелье, – корпус галеры посеребрить, вёсла позолотить…

– Но это – долгая история! – заметил Тремуйль.

– Нет, я знаю способ делать это на скорую руку! Затем корпус галеры будет разукрашен флагами и цветочными гирляндами. Верхняя палуба будет вся устлана материями, на особом возвышении будет устроена беседка из живых цветов, где воссядет его величество…

– Но, помилуй Бог, герцог! – испуганно воскликнул король. – Чего всё это нам будет стоить! Опять этот скучный Флери начнёт ныть, уверять, будто у него нет денег, читать нотации… Конечно, я добьюсь своего, но при одной мысли, что придётся опять иметь дело с этим ворчуном, я готов отказаться от нашего праздника.

– Ах, государь! – сказал Жевр. – Я просто не могу понять, как это ваше величество терпит подобное обращение. Если бы обращались так со мной, так я показал бы этому господину, где раки зимуют!

– Что же делать, милый Жевр, – ответил король. – Флери хоть и придерживает мошну, но там кое-что всё-таки есть, и в крайнем случае всегда можно на него рассчитывать. А покойный герцог Орлеанский был очень щедр, только вот не из чего было ему проявлять эту щедрость, так как казна вечно пустовала. При настоящем положении вещей таким человеком, как кардинал, надо очень дорожить!

– И всё-таки, будь он хоть семи пядей во лбу, – подхватил Тремуйль, – а я от души ненавижу его и порадуюсь-таки, когда чёрт унесёт его чёрствую душу!

– Ну, кардинал платит тебе тем же, Тремуйль! – улыбаясь, ответил король. – Между прочим, знаете ли вы, господа, что недавно Флери требовал от меня приказа об изгнании Тремуйля, Жевра и Суврэ? Я был в дурном расположении духа, а потому так прикрикнул на кардинала, что даже он испугался и не пустил в ход своего обычного средства – прошения об отставке. Надеюсь, что мне удастся защитить вас, друзья мои, хотя, должен сознаться, это не так легко. Увы! Флери нужен, и он широко использует свою необходимость!

– Мой король! – сказал ла Тремуйль, подходя ближе к Людовику и преклоняя колено. – Я ненавижу кардинала и готов пойти на всё, лишь бы не доставлять ему малейшего торжества. Но если это нужно вашему величеству, то скажите лишь слово, и мы – мне кажется, я могу говорить за всех? – сейчас же скроемся с глаз, чтобы не ставить обожаемого короля в необходимость выбирать между пользой и неприятностью!

– Дай Бог, ла Тремуйль, – взволнованным голосом ответил король, – чтобы мне не пришлось напоминать тебе об этих словах! Но я всё-таки не понимаю, чем это вы так рассердили Флери? Вы послушали бы, чего он только не наговорил про вас! Поверь ему, так вы – и развратники, и безбожники, и бунтовщики!

произнёс молодой, насмешливый голос из-за спины окруживших короля приближённых.

– Суврэ! – радостно воскликнул король.

– И, конечно, с готовой цитатой! – насмешливо добавил д'Айен.

– Откуда ты, Суврэ? – продолжал Людовик. – И какое важное дело могло заставить тебя пропустить утренний приём у твоего короля и друга?

Суврэ протиснулся сквозь кольцо друзей, окружающих кресло короля, и сказал, преклонив колено:

– Это я могу сказать только вашему величеству!

– Вот как? – удивился король. – Господа, отойдите в сторону!

Все поспешно отошли в дальний угол комнаты.

– А теперь встань и рассказывай, – приказал король.

– Вчера, ваше величество, я имел новое объяснение с дамой своего сердца, и опять это свидание только расстроило меня. Вследствие этого я не мог как следует заснуть всю ночь и сегодня проснулся очень рано. Вот мне и пришло в голову побродить немного по парку в ожидании начала входа у вашего величества. Я оделся и направился по Версалю к парку. Я был одень расстроен, а потому рассеян. По дороге я в задумчивости часто останавливался. И вот – какая досада, что я совершенно не могу вспомнить, в каком именно месте это было! – я случайно остановился около какого-то домика и погрузился в глубокое раздумье о том, чем и как бы мне пленить неприступное сердце моей дамы. По рассеянности я даже снял шляпу и с отчаяния дёргал себя за волосы. Звонкий девичий смех вывел меня из задумчивости. Я оглянулся и заметил, что стою как раз у окна, из-за занавески которого на меня смотрит пара смеющихся женских глаз…

– И ты, конечно, поспешил утешиться, а потому и опоздал?

– О нет, ваше величество, дело было далеко не так просто! Заметив, что за мной следят, я раздражённо передёрнул плечами и быстрым шагом пошёл далее. У самого входа в парк меня догнала молоденькая девушка, видимо горничная, и сказала мне: «Моя госпожа, благородная дама, имеющая все права на внимание и помощь французского рыцаря, просит вас присесть здесь на скамейку и подождать». Не успел я ответить что-либо, как девица скрылась. Что мне оставалось делать? Я не мог отказать даме, нуждавшейся в моей помощи, и должен был присесть на скамейку. Я просидел добрых полчаса. Вдруг является та же девушка, суёт мне в руки какой-то пакет и немедленно скрывается. Вся эта история заинтересовала меня до последней степени, и этим-то объясняется, что я не принял никаких мер, чтобы разоблачить окружавшую её тайну. Я удивлённо взял в руки пакет, прочитал адрес: «Маркизу де Суврэ» и вскрыл. Вот этот пакет, благоволите сами ознакомиться с его содержанием!

Суврэ подал Людовику толстый конверт. Король, видимо заинтересованный, взял его и достал оттуда другой конверт, обёрнутый письмом. В письме было написано:

«По кольцу на пальце я узнала Вас, маркиз де Суврэ! Не откажите мне в любезности и передайте вложенное в этот пакет письмо вашему товарищу, бедному юристу маскарада! Фортуна».

Людовик вскрыл запечатанный конверт, достал оттуда письмо и вполголоса прочёл его: