Исторические портреты. 1762-1917. Екатерина II — Николай II - Сахаров Андрей Николаевич. Страница 63

Недаром на некоторых из сохранившихся портретов Павла он представлен в орденском одеянии и с масонской атрибутикой. На одном из них, в частности, Павел держит в правой руке золотой треугольник с изображением богини правосудия и справедливости Астреи, особо почитаемой масонами, — в ее честь в Петербурге в 1775 г. была основана одноименная ложа, слившаяся затем с Великой провинциальной ложей, в которую, по преданию, был принят и Павел.

Столь далеко зашедшие масонские отношения Павла, в основе которых лежали, как мы видим, надежды новиковского кружка розенкрейцеров на занятие им российского престола, тесно переплелись, таким образом, с попытками придворной оппозиции, панинской «партии» оспорить права Екатерины II на трон, притом что сама эта оппозиция оказывалась насквозь масонской по своему духовному облику и своим потаенным общественным связям. Иными словами, оба течения слились в один тугой антиекатерининский узел. К тому же надежды на скорое воцарение Павла исходили и из масонско-розенкрейцерских кругов при прусском дворе, имевших свою агентуру в России. С этими кругами сам Павел втайне от Екатерины II вел переписку. В дипломатических сферах было, в частности, известно, что еще в 1788 г. в Берлине рассчитывали на смерть Екатерины II и воцарение Павла. На основе конфиденциальных сообщений одного из крупных агентов в Петербурге в 1792 г. в окружении Фридриха-Вильгельма снова распускались слухи о перемене царствующей особы на российском престоле.

Не забудем, что все эти ущемлявшие царственные прерогативы Екатерины и шедшие с разных сторон, но бившие в одну точку устремления развивались в течение почти всего ее правления на фоне стихийного бунтарского брожения «низов» в поддержку династических прав Павла, а с конца 1780-х гг. — и на фоне кровавых катаклизмов Французской революции.

Нетрудно поэтому понять, что именно связи московских мартинистов с Павлом более, чем что-либо другое, должны были навлечь на них гнев императрицы. «Преследование, которому в начале 1792 г. подвергались Новиков и московские розенкрейцеры, — писал по этому поводу Е. С. Шумигорский, — в значительной степени объясняется мнением императрицы, что они желали воспользоваться для своих „…“ целей именем великого князя».

Уже сам факт спорадических сношений московских мартинистов через посредство Баженова с Павлом и его благосклонное отношение к ним представлялись Екатерине II крайне тревожными и требовавшими от нее решительных действий. Мы располагаем на этот счет драгоценными мемуарными свидетельствами лиц, причастных в свое время к новиковскому кружку и посвященных в закулисную подоплеку событий.

Н. М. Карамзин писал в 1818 г.: «Один из мартинистов или теософитских масонов, славный архитектор Баженов писал из С.-Петербурга к своим московским друзьям, что он, говоря о масонах с тогдашним великим князем Павлом Петровичем, удостоверился в его добром о них мнении. Государыне вручили это письмецо. Она могла думать, что масоны, или мартинисты желают преклонить к себе великого князя».

Д. П. Рунич, вспомнив о тех же контактах Баженова с Павлом и о его сообщениях «братьям» масонам о своих разговорах с ним, заметил, что для Екатерины «и сего достаточно было, чтоб заключить, что Новиков и общество злоумышляют заговор».

В самом деле, по вполне убедительному предположению историка русской литературы XVIII в. В. А. Западова, наиболее сильные удары, нанесенные Екатериной II московскому кружку мартинистов — в 1785, 1787 и 1792 гг. — всякий раз провоцировались поездками Баженова по их поручению к великому князю: «Каждый из них наносится в ответ на очередную попытку Новикова связаться с наследником престола Павлом Петровичем».

О «павловской» доминанте в деле московских мартинистов можно судить и по направленности учрежденного над ним в 1792 г. следствия, несомненно руководимого самой императрицей.

Вынося уже свой обвинительный вердикт по итогам процесса над ними, Екатерина II в указе московскому генерал-губернатору А. А. Прозоровскому от 1 августа 1792 г. особо выделила сношения мартинистов с Павлом: «Они употребляли разные способы, хотя вообще к уловлению в свою секту известной по их бумагам особы; в сем уловлении „…“ Новиков сам признал себя преступником». И действительно, развернутый, с подробными фактическими пояснениями ответ на вопрос о связях с Павлом Новиков вынужден был предварить покаянным признанием предъявленных ему на этот счет обвинений, — в ответах на другие вопросы следствия подобных признаний мы не находим.

Хотя видимым поводом для гонений на мартинистов, и в частности, ареста в апреле 1792 г. Новикова, послужило, как уже отмечалось, издание ими запретной религиозно-мистической литературы, на следствии эта тема вообще не возникала, на первый же план была выдвинута политическая сторона дела — тайные сношения московских мартинистов с берлинскими розенкрейцерами, среди которых были лица и из королевской семьи, но главное, попытки мартинистов «уловить известную особу». Да собственно, и зарубежные связи мартинистов, их постоянная переписка с лидерами прусского масонства интересовали Екатерину преимущественно через призму отношений тех и других с Павлом. С не допускающей никаких сомнений ясностью об этом рассказал в своих записках И. В. Лопухин, отвечавший на следствии на предъявленные ему А. А. Прозоровским вопросы: «Вопросы сочинены были очень тщательно. Сама государыня изволила поправлять их и свои вмещать слова. Все метилось на подозрение связей с тою ближайшею к престолу особою „…“, прочие же были, так сказать, подобраны для расширения завесы». «Во всех вопросах, — уточнял далее свой рассказ И. В. Лопухин, — важнейшим было „…“ о связях с оною ближайшею к престолу особою, и еще поважнее два пункта. 1) Для чего общество наше было в связи с герцогом Брауншвейгским? 2) Для чего имели мы сношения с берлинскими членами подобного общества в то время, когда мы знали, что между российским и прусским дворами была холодность». «Прочие вопросы, — добавлял чуть далее И. В. Лопухин, — были, как я уже сказал, для расширения той завесы, которая закрывала главный предмет подозрения».