Добрая фея с острыми зубками - Сахарова Татьяна. Страница 19

На всякий пожарный я достала из укромного уголка газовый баллончик и пристроила его между подушками дивана. Береженого, как говорится…

Но мои опасения оказались напрасны. Верещагин Валентин Сергеевич появился собственной персоной. Он приехал один и на какое-то время замешкался во дворе, недоуменно разглядывая пустые котлованы и перепаханный гусеницами газон. «Непременно начнет знакомство с глупого вопроса», — подумала я и не ошиблась.

— Что это у вас во дворе творится? — С этими словами нардеп переступил порог.

— Решила устроить перепланировку, — пространно пояснила я. — Проходите, пожалуйста.

Валентин Сергеевич устало опустился в предложенное кресло. Надо признать, что в жизни он выглядел немного интереснее, чем на телеэкране. На вид ему года тридцать три — тридцать четыре. Не высок — Антонина, например, выше его на треть головы. Но рост с лихвой компенсируется спортивным телосложением и весьма симпатичным лицом. Двухдневная щетина, джинсы и белая льняная рубаха довершают образ породистого племенного жеребца. Если б я увидела его в толпе, то ни за что не признала бы в нем политика, вещающего с трибуны о бюрократическом произволе и коррупции власти.

Интересно, женат ли депутат? Кажется, обручального кольца на пальце нет. Впрочем, это еще совершенно ничего не значит. Надо будет потрясти в понедельник наш отдел информации. Пусть соберут на него полное досье. Хотя о чем это я, собственно, думаю? Человек приехал по делу, а я тут его спортивное телосложение к своей кровати примеряю. Но, с другой стороны, что в этом плохого? Я свободная женщина: хочу примеряю — хочу выгоняю…

— Давайте обойдемся без отчеств, — предложил между тем Верещагин, пока Антонина ставила на столик возле него чашку с кофе. — Волею судеб мы с вами оказались в одной лодке, и выплывать придется вместе.

— А я тонуть-то пока и не собираюсь, — заметила я тоном светского безразличия.

— Расскажите мне, как вы очутились на Салютной.

Я спела известную песенку про сбежавшего супруга своей секретарши, который вывез из дому ценные вещи и отсиживается теперь у своих родителей в доме по соседству. Закончив свое повествование, я потребовала от депутата объяснений по поводу его помощника Савицкого.

— Боюсь, что меня кто-то хочет бортануть по-крупному, — начал рассказывать он. — Дело в том, что это я должен был поехать на встречу в эту самую сгоревшую квартиру.

— Да ну? — Я сделала вид, что страшно удивилась, хотя, по правде говоря, что-то подобное уже приходило мне в голову. — И с кем, Валентин, вы должны были там встретиться?

— Не знаю. На мой домашний телефон позвонила какая-то женщина. Вы догадываетесь, наверное, что домашний телефон краевого депутата раздобыть не так-то просто? Так вот, женщина позвонила и стала настаивать на встрече. Умоляла, даже плакала, говорила, что очень больна. Кстати, у убитой, по заключению патологоанатома, и вправду, был рак.

— И вы просто так, с бухты-барахты, согласились к ней приехать? — У меня закрались весомые подозрения, что, кроме телефонного звонка, было что-то еще. Фотографии, например, как у меня, или что-нибудь другое…

— Согласился, но только чтобы она от меня отстала. Я сам и не собирался туда ехать. Послал Савицкого разузнать, что к чему. Когда тот нажал на звонок, никто не открыл. Он нечаянно коснулся двери, и та приотворилась. Вячеслав зашел. Пожар в квартире еще не сильно разгорелся, но женщина уже была безнадежно мертва. Он испугался и убежал. К несчастью, вы и мальчишка успели заметить его самого и его машину.

— Выходит, вы соврали оперативникам, что ничего не слышали про своего помощника? — по глупости ляпнула я и только затем сообразила, что мне не должно быть известно о его приватном разговоре с милицией.

— Откуда вы знаете? — тут же насторожился Верещагин.

— Я же не спрашиваю, откуда у вас мой адрес. Мы с моим юристом тоже не каждый день находим трупы на пожаре. Вот и пришлось навести справки.

— Понятно. Я решил, что Савицкому лучше где-нибудь отсидеться, пока не найдут настоящего убийцу.

— А если его совсем не найдут?

— Поймите, — стал возбужденно оправдываться он, — тогда, в пятницу, мы запаниковали. Что бы рассказал Вячеслав милиции? Приехал на встречу с незнакомкой вместо Верещагина, нашел ее тело в горящей квартире, ни имени, ни фамилии пострадавшей не знает… А я, между прочим, — публичный человек, у меня выборы через четыре месяца… Труп наверняка появился не случайно. Именно я должен был на него наткнуться и попасть под перекрестный огонь журналистов. Представьте-ка на секунду мой бредовый лепет перед объективами! Но я не поехал на встречу. Зато подвернулись вы, Анна, со своим юристом, и скандал можно было обтяпать куда более изящный. Вы же сами читали: строительство моста, частные инвесторы, тайное вече… Журналисты — шкуры продажные — еще и не такое насочиняют.

— Все их домыслы бездоказательны, — заявила я.

— А кому нужны доказательства? Выльют ушат грязи, потопчут ногами, а у меня, как я уже сказал, выборы. И в вашем бизнесе, думаю, приличная репутация тоже дорогого стоит, и я…

Договорить народный депутат не успел, Бандит, невесть как оказавшийся поблизости, прыгнул к нему на колени. Естественно, кофе, который Верещагин намеревался отхлебнуть из чашки, тут же растекся грязным пятном по его белой льняной рубашке.

— Твою м… — невольно вырвалось у него, однако, спохватившись, он сконфузился:

— Простите, Анна. С языка слетело.

— Это вы простите. Антонина, — окликнула я, — изолируй безобразника.

Девушка подхватила кота под мышку и утащила на кухню. Вернувшись, она скомандовала депутату:

— Снимайте рубашку. Я сейчас мигом застираю.

— Да что вы… Не нужно, — еще сильнее сконфузился он.

— А домой как вы поедете? — не собиралась сдаваться секретарша.

— И вправду, — поддержала ее я, — снимайте скорее, на улице жара стоит, за полчаса все высохнет.

Понимая, что нас двоих ему не переспорить, Верещагин послушно стащил рубаху, и Антонина отправилась с ней в ванную.

— Возвращаясь к нашему разговору, должен признаться, что приехал просить у вас помощи, — продолжил гость.

— Помощи?

— Понимаете, у меня связаны руки. Я не могу проявлять активный интерес к расследованию этого дела. Да что говорить, я даже не могу потолковать по душам с соседями убитой. Уже завтра газетчики пронюхают. К тому же эта треклятая статья про мост. Вы же догадываетесь, наверное, что есть определенные люди, чьи интересы я представляю в краевом совете?

— Правда? — съязвила я. — Всегда считала, что депутаты — это народные избранники. А вы, оказывается, боитесь, что крутые хозяева заподозрят вас в двойной игре.

— Вам палец в рот не клади, до локтя руку отхватите.

— До плеча, — уточнила я. — Работа у меня такая.

— Да ну?! Просто не женщина, а акула бизнеса какая-то, — усмехнулся Валентин.

— Какая из меня акула? Я — не акула, я — всего лишь щука. Малюсенькая такая вредненькая щучка.

Верещагин от души расхохотался, а я невольно залюбовалась тем, как заиграли мышцы на его обнаженном торсе.

Прозвенел дверной колокольчик.

— Кого-нибудь ждете? — насупился Верещагин.

— Нет, — честно соврала я и пошла открывать Лариске с Иваном.

Каково же было мое удивление, когда в дверях обнаружился Генка при полном параде. Разодетый, выбритый, благоухающий дорогим парфюмом…

— Тут вещи мои кое-какие остались, приехал забрать. — Он бесцеремонно отодвинул меня сторону и вошел. — Там, на втором этаже, книги, видеокассеты, диски… — Его монолог оборвался на полуслове, так как в гостиной бывший муж узрел голого по пояс Верещагина и по этой причине замер столбом посреди комнаты.

— Это не то, что вы думаете… — растерянно попробовал объясниться депутат.

Я не позволила ему договорить и ласково проворковала:

— Не беспокойся, Валя. Ты ничего пояснять не обязан. Хотя мы с Геной еще официально развод не оформили, между нами все кончено, — и, обратившись к бывшему супругу, со всего размаху добила его мужское самолюбие: