Мастодония - Саймак Клиффорд Дональд. Страница 26

– Оно кажется мне ненадежным, – пробормотал я.

– Конечно, все неустойчиво. Но все легально. Нас станут опротестовывать, конечно, но у нас под ногами твердая почва.

– Половина делового мира неустойчива, – сказала Райла.

– Даже если нас затаскают по судам и вы потеряете на чем-то, – сказал Куртни, – будет не хуже, чем сейчас, а, пожалуй, лучше. У нас есть достаточно пространства, чтобы заключать необходимые сделки. Но я не пошел бы в суд с мыслью о сделке. Я отправился бы туда, чтобы победить. Этот вопрос мы обсуждаем только теоретически. Неамериканский житель имел бы и другие преимущества. Никакой правительственной регуляции, никакого вмешательства, никаких деклараций, никаких заявлений.

– Все это свидетельствует, что вы дали нам дельный совет, – сказала Райла. – По правде говоря, я беспокоилась о налоговой ситуации.

– Ну, ты ведь в этом разбираешься, а я – нет.

– Итак, не теряя времени, – сказал Куртни, – вы отправляетесь в Мастодонию и основываете там резиденцию. Передвижной домик…

– Об этом позабочусь я, – сказала Райла, – а Эйса отправляется в Цюрих, – она повернулась ко мне. – Насколько я знаю, ты говоришь по-французски.

– Немного. Достаточно, чтобы меня поняли. Но ты не должна оставаться одна…

– Я не говорю по-французски. Только на испанском и чуть-чуть на немецком. Вот почему в Цюрих отправляешься ты. Я останусь здесь и пригляжу за делами, позабочусь до твоего возвращения.

– Итак, вы сейчас все держите в своих руках, а поэтому – я вас оставляю. Звоните мне при малейшем затруднении. Не дожидайтесь крупного повода, звоните и по мелочам. Предполагаю, что вы захотите сделать этот цюрихский счет объединенным. В таком случае, Райла, ты должна передать Эйсе свою нотариально заверенную подпись до того, как он уедет. И не делайте Бена своим агентом, пока не поселитесь в Мастодонии.

– Еще одно, – сказал я. – Если мы доведем правительство до белого каления, не могут ли они объявить нас «персона нон грата», прекратив наши перемещения между Уиллоу-Бендом и Мастодонией и закрыть дорогу во времени, ведущую в Мастодонию?

– Попытаться-то они могут, но мы не дадим им развернуть борьбу. Дойдем до Объединенных Наций, если потребуется. Не думаю, впрочем, что они попытаются.

– Следовательно, – заключил я, – решение принято. Странно, как нам удалось развернуть такое дело за короткое время.

– Тогда, – сказал Куртни, – везите меня назад в аэропорт.

– Неужели ты даже не заедешь на ферму? – спросила Райла. – Я думала, что ты хочешь познакомиться с Беном.

– В другой раз. Я изложил вам все, что хотел, там, где нас никто не слышал. Предстоят очень хлопотные дни, у меня нет лишнего времени.

Он восторженно потер руки:

– Начинается самое интересное дело, какое у меня когда-либо было.

19

На обратном пути из Цюриха мы совершили посадку в Лондоне. Я купил газету, и на ней огромными кричащими заголовками было напечатано: «ТАЙНА АМЕРИКАНСКОГО ПУТЕШЕСТВИЯ ВО ВРЕМЕНИ».

Я купил и другие газеты. Трезвая «Таймс» излагала дело уравновешенно, все другие гремели наглым жирным шрифтом.

Большинство фактов было напутано, но существо дело изложено правильно. Нас с Райлой представили как таинственную чету. Ее не застали. Прошел слух, что она живет в месте, именуемом Мастодонией. Никто в точности не знал, где находится эта Мастодония, но некоторые предположения были недалеки от истины. Была популярна догадка, что я отправился за границу, хотя никто не знал куда. Но это не остановило газетчиков, которые высказывали обо мне самые фантастические предположения. Бен дал интервью. У него была доверенность на ведение наших дел, как у нашего агента. Херб Ливингстон кратко сказал, что сообщение преждевременно, что он предпочел бы помолчать до более подходящих времен. Читая сообщения, я удивился, откуда, черт побери, там взялся Херб и как он стал нашим человеком в прессе. Статья была основана на сведениях, полученных будто бы из авторитетного источника, без какой-либо попытки указать этот источник. Сафари Инкорпорейтед, которая со всем этим была как-то связана, не отрицала, что существует фильм об охоте на динозавров, иллюстрирующий эпоху около семидесяти миллионов лет назад. На одну кинокомпанию указывали как на крайне заинтересованную. Не скрывали своей заинтересованности и люди из Сафари. Куртни не был упомянут, и из этого упущения я понял, откуда сведения попали в прессу.

Четыре известных физика, из них один – нобелевский лауреат, дали интервью, и все с разной степенью самодовольства утверждали, что путешествия во времени невозможны. Но во всех статьях предполагалось, будто изобретена машина времени, что было понятно, потому что лишь пятеро, нет, шестеро, теперь пожалуй, сюда следовало включить и Херба, знали, что нет никакой машины. Так называемые популяризаторы из разных газет мучительно гадали, на каком принципе построена машина и как она выглядит. Только в одной статье я нашел упоминание о Г. Уэллсе.

С первого взгляда на первую полосу с этими кричащими заголовками я напрягся, но несколько позже, прочитав другие статьи, я внутренне расслабился. Мало кто знал о нашем участии в этой истории, и я с удовольствием, как мальчишка, решил поиграть в секреты. Однако ситуация была не такой, как в те времена, когда наши секреты были известны всем и каждому. Я обнаружил, что озираюсь по сторонам, оглядываюсь назад в страхе, что кто-нибудь узнает меня. Это было совсем уж глупо, потому что ни в одной лондонской газете не было портретов – ни моего, ни Райлы. Но я знал, что долго это не протянется. Скоро наши портреты передадут по фототелеграфу. В тех, в первых статьях не было сведений о нас, но прежде, чем кончится день, газетчики будут знать о нас все. Найдутся и наши фото. Я обнаружил в себе дикое желание очутиться опять в Уиллоу-Бенде, где чувствовал себя в относительной безопасности. Возможность задержки полета на несколько часов привела меня в состояние, близкое к ужасу. Понимая, что это глупо, я нашел в аэропорту киоск и купил темные очки. Мне было неловко их носить. Раньше, даже в поле, я никогда не испытывал такого ощущения. Но за ними можно было спрятаться, по крайней мере символически, и я надел их.

Я чуть не выбросил купленные газеты, не желая рекламировать свой интерес к этому делу даже косвенно. Затем, подумав, что Бен и Райла расстроились бы, если бы я утаил от них эти статьи, я свернул все газеты в трубку и сунул под мышку.

У моего соседа по креслу, американца средних лет со страшной одышкой, который показался мне банкиром, газета торчала из кармана жакета. Он, казалось, не имел желания разговаривать, за что я был ему чрезвычайно благодарен. Но когда стюард разнес ужин, он расслабился и одарил меня своей благосклонностью, обратив на меня внимание.

– Вы видели этот бред? – спросил он. – Что кто-то путешествовал во времени?

– Читал.

– Знаете ли, этого не следует делать, – сказал он. – Удивляюсь, до чего газеты падки на всякие глупости. Газетчики, знаете ли, неглупый народ. Им бы следовало разбираться в этом получше.

– Тяга к сенсациям, – сказал я. – Чего не сделаешь, чтобы поднять тираж газеты.

Он не ответил, и я подумал, что разговор окончен. Однако несколькими минутами позже он сказал так, будто обращался не ко мне, а к миру вообще:

– Опасный бизнес, знаете ли. Перемещение во времени может принести кучу хлопот. Может даже изменить историю, а мы ничего не сможем с этим сделать. И так достаточно скверно.

За всю остальную дорогу он больше ничего не сказал, превратившись тем самым в отличного соседа.

Во мне поселилась какая-то неясная тревога, которая вообще делает меня неприятным, но я ничего не мог с этим поделать. Меня беспокоило, закончен ли забор, проложен ли кабель, работает ли он, достаточно ли охраны для патрулирования забора. Если сведения репортерам дал Куртни Мак-Каллахен, он, должно быть, проверил, все ли готово в Уиллоу-Бенде, прежде чем сообщить об этом.