Мастодония - Саймак Клиффорд Дональд. Страница 41
– А затем корабль разбился?
– Да. Не понимаю, как это могло случиться. Каждый из нас – специалист. Знает свою работу, и ничего больше. Создание, которое управляло кораблем, тоже было специалистом. Оно должно было знать, должно было предвидеть. Крушения не должно было быть.
– Ты говорил Хайраму, что не знаешь положения планеты, откуда ты. Так вот почему ты не знаешь этого – знать это должен был другой, только пилот или пилоты знали.
– Моя специальность – передвижение во времени, и только. Наблюдать и регистрировать прошлое планеты, которая находится под наблюдением.
– То есть ваши планетарные исследования подразумевают не только то, чем планета является в настоящем, но и то, чем она была в прошлом. Вы исследовали эволюцию каждой планеты?
– Мы должны были так поступать. Настоящее – только часть целого. Важно также и то, как это настоящее сложилось.
– Когда корабль разбился, другие погибли. Но ты…
– Мне повезло, – сказал Кошарик.
– Но когда ты попал сюда, ты не исследовал прошлого. Ты остался в Уиллоу-Бенде или там, где должен был возникнуть Уиллоу-Бенд.
– Я сделал только несколько вылазок. Одни лишь мои сведения ничего не стоили. Я прокладывал дорогу другим. И еще знал о другом корабле, который придет, чтобы забрать нас. Они не могли знать о крушении, они бы прибыли, надеясь найти нас. И я сказал себе, что если придет корабль, я должен быть здесь, чтобы встретить его. Я не мог покинуть это место. Если бы я ушел в прошлое, здесь не осталось бы никого, кто бы позвал меня, если за нами вернутся. На корабле обнаружили бы следы крушения, решили бы, что погибли все, и не стали бы ждать. Чтобы меня подобрали, чтобы освободиться, как ты это называешь, я знал, что должен оставаться близко к месту крушения, иначе меня не найдут.
– Но ты открывал дороги для Боусера, дороги для нас.
– Раз я не мог использовать дороги сам, почему бы не позволить другим пользоваться ими? Почему бы не позволить моим друзьям их использовать?
– Ты думаешь о нас как о друзьях?
– Первый – Боусер, – сказал он, – за ним – вы все.
– Теперь ты беспокоишься, что корабля, чтобы подобрать тебя, не будет?
– Долго, – ответил он. – Прошло уже слишком много времени. Но он будет… Не так уж много созданий моего типа. Мы ценны. Они от нас так легко не отказываются.
– У тебя все еще осталась надежда?
– Да, и очень обоснованная.
– Так вот почему ты проводишь так много времени в старом фруктовом саду! Чтобы быть на месте, если за тобой прилетят.
– Именно поэтому, – сказал Кошарик.
– Ты здесь счастлив?
– Что значит счастлив? Да, полагаю, что счастлив.
Что значит счастлив, спросил он, выдав, что не знает, что такое счастье. Но он понял все верно. Однажды он был счастлив, вознесенный, в благоговейном страхе – в тот день, когда, призванный, он прибыл в тот огромный Галактический Центр, присоединился к элите, бывшей легендой во всех частях звездной системы, которой касалась великая конфедерация.
Не задавая вопросов, не спрашивая, как это может быть, я двинулся с ним сквозь этот фантастический город свежей лесистой планеты, с изумлением глядя на все, что окружало меня, наполненный удивлением не только относительно того, что я видел, но и поражаясь тому, что я был там вообще. И я пошел с ним также и по другим планетам, ловя лишь отблески их, впитывая главным образом виды разных мест, какими они были в прошедшие века. Я стоял перед красотами, которые сжимали мне сердце, вглядывался в страдания, которые повергли мою душу в печаль, тревожился о несчастьях, как собака, беспокоящаяся о старой кости, неистово цепляясь за науки и культуры, которые были вне пределов моих способностей понимать.
Затем, совершенно внезапно, все исчезло, и я снова был среди старых яблонь, лицом к лицу с Кошариком. Мой мозг все еще кипел удивлением, и я потерял всякое представление о времени.
– А Хайрам? – спросил я. – Разве Хайрам…
– Нет, – сказал Кошарик. – Хайрам понять не мог.
И это была, конечно, правда. Хайрам не мог понять. Он, как я помнил, выражал недовольство, что Кошарик говорит много непонятного.
– Больше никто, – сказал он. – Никто, кроме тебя.
– Но я запутался. Многих вещей не понял и я.
– Твое понимание, – сказал он, – больше, чем ты думаешь.
– Я вернусь. Мы еще поговорим.
Я пошел вверх по холму и, когда дошел до передвижного домика, обнаружил, что там никого не было. Я еще подивился – не могло ли последнее сафари пройти, пока я беседовал с Кошариком. Когда я уходил, мне и в голову не пришло побеспокоиться об этом, поскольку я был уверен, что услышу их, когда они придут. Но на протяжении моего разговора с Кошариком сомнительно, слышал ли я хоть что-нибудь. Поэтому, я отправился к началу дороги во времени один и не обнаружил никаких признаков того, что кто-то выезжал оттуда. Значит, они опаздывают на два дня. Если они не вернутся завтра, сказал я себе, мы с Беном, видимо, должны отправиться туда и посмотреть, куда они запропастились. Не то, чтобы я беспокоился. Перси Аспинваль произвел на меня впечатление человека полностью компетентного. Однако стало тревожно.
Я вернулся к домику и сел на ступеньки. Боусер выполз из-под домика, вскарабкался по лесенке и сел рядом, прижавшись ко мне. Это было почти как в старые дни, до того, как появилась Райла и начался весь этот бизнес с путешествиями во времени.
Сначала я был полуоцепеневшим из-за того, что случилось с Кошариком, но теперь я мог начать размышлять об этом. Сначала, когда все это происходило, все в целом казалось чуть ли не обычным, ничто меня не поражало. Я получил внушение, которое защитило меня от потрясения. Я почувствовал, как холодные мурашки поползли у меня по спине, поскольку осознал, что все это случилось на самом деле. Во мне нарастало отрицание. Старая человеческая привычка полагать, что ничего не случилось, потому что случиться и не могло.
Но, несмотря на это автоматическое отрицание, я достаточно хорошо знал, что это произошло, и сидел на ступеньках, пытаясь навести порядок у себя в мыслях, однако времени сейчас у меня на это было немного: потому что, как только я уселся, машина, управляемая Райлой, выехала из-за гребня, а позади Райлы сидел Хайрам.
Он выскочил из автомобиля сразу, как только тот остановился, и направился прямо к Боусеру. Он не терял время на какие-то там разговоры со мной, я даже не уверен, что он меня видел. Боусер сбежал к нему по ступенькам, Хайрам опустился на колени, обнял собаку, а Боусер, скуля и подвывая от счастья, безостановочно вылизывал языком его лицо.
Райла бросилась ко мне, обняла меня и так мы четверо и стояли: Хайрам, обнимая Боусера, и Райла, обнимая меня.
– Ты рад, что Хайрам вернулся? В госпитале сказали, что с ним все в порядке, можно его забрать, но он очень ослабел и нуждается в укреплении сил. Но он не так уж загружен работой, и…
– Вот именно, – сказал я. – Хайрам никогда не был жаден до работы.
– Ему следует делать каждый день упражнения, – продолжала она, – и лучше всего – прогулки. И ему нужна высокопротеиновая диета и еще какие-то лекарства. Лекарства ему не нравятся. Он говорит, что у них плохой вкус. Но он обещал мне принимать их, если ему позволят уехать из госпиталя. И – о, Эйса, если бы ты видел, какой дом мы будем строить! Я еще не получила планов, но уже могу тебе его нарисовать. Он будет весь из камня, и камины будут почти во всех комнатах. Масса стекла. Целые стены из термостекла, чтобы мы могли смотреть на этот наш мир. Как будто мы сидим на веранде. Там будет патио и каменный, как и весь дом, обогреватель, и каменная дымовая труба, чтобы вытягивало дым, и плавательный бассейн, если это тебе понравится. Я думаю, что мне бы понравилось. Вода из родника наполнит его – эта вода ужасно холодная, но подрядчик сказал, что за день или два солнце нагреет ее, и тогда там…
Я увидел Хайрама и Боусера, которые шли вниз по гребню и не слышали моего крика или не обратили на него внимания. Так что я припустил за ними.