Проект «Ватикан» - Саймак Клиффорд Дональд. Страница 73

— Но кому ты её доставишь? Нет, ведь на Харизме не осталось никого, кто бы тебя услышал. Ни Феодосий, ни Экайер…

— Есть ещё глухоманы, — возразил Шептун. — С ними я могу разговаривать. А тот, что живёт повыше хижины Декера, может донести весточку Феодосию.

— Но ты нам нужен здесь.

— Я же быстро. Туда и обратно.

— Нет, — твёрдо сказал Теннисон. — Мы не хотим, чтобы ты уходил даже ненадолго. Ты нам тут можешь понадобиться.

— Ну, тогда… я могу попросить другого пыльника, одного из моих сородичей. Он сделают это для меня. Я забыл, говорил ли вам, что тут есть ещё пыльники?

— Да, говорил, — кивнула Джилл.

— Вот и хорошо. Значит, решено, я попрошу одного из них.

Глава 57

Когда явился монах и запинаясь сообщил, что по эспланаде поднимается глухоман, Феодосий поднялся и пошёл встретить его.

Выйдя к базилике, Феодосий увидел, что глухоман уже совсем близко. Он подкатился к подножию лестницы, перестал вращаться и опустился на мостовую. Тут же раздался гул, на фоне которого послышались слова:

— Я решил нанести тебе ответный визит, — сообщил он.

— Я вам крайне признателен, — ответил Феодосий. — Это очень любезно с вашей стороны. Нам вообще следует почаще видеться.

— И ещё я принёс тебе весть, — сказал глухоман. — Мне поручено передать тебе послание, которое мне доставил пыльник.

— Пыльник? Шептун Декера?

— Нет, не Шептун. Другой пыльник. Один из тех, кто давным-давно покинул это место, а теперь он счастливо вернулся домой. Мы уже отчаялись когда-нибудь увидеть хоть одного из них. Мы ведь, как ни странно, считали их своими детьми. Теперь один из них вернулся домой. Мы надеемся, что и другие вернутся.

— Я искренне рад за вас, — сказал Феодосий. — Но вы сказали, что пыльник принёс известие.

— Это известие велено передать тебе, кардинал. Теннисон и Джилл добрались до Рая, но это не Рай.

— Хвала Всевышнему! — воскликнул кардинал.

— Тебе не хотелось, чтобы это был Рай?

— Мы, некоторые из нас, всей душой надеялись, что это не так.

— И ещё, — добавил глухоман. — Джилл и Теннисон скоро вернутся.

— Когда?

— Скоро, — ответил глухоман. — Они вернутся скоро.

— Прекрасно. Я буду ждать их здесь.

— Я позволил себе, — продолжал глухоман, — назначить место для их встречи. Встреча произойдёт здесь, на эспланаде.

— Но как они узнают, что мы будем ждать их именно здесь?

— Пыльник вернулся в это место, в этот не-Рай, чтобы сказать им об этом. Я решил, что мы с тобой будет ждать их здесь, чтобы приветствовать.

— Да. Будем ждать.

— У меня достаточно терпения для долгого ожидания.

— И у меня достаточно. И потом, нам нужно о многом поговорить. Я часами готов говорить с вами.

— Прими мои извинения, — сказал глухоман, — но долго говорить по-вашему мне трудно.

— Ну, что ж, в таком случае давайте вместе молчать. Может быть, мы сумеем понять друг друга и без слов.

— Прекрасная мысль, — согласился глухоман. — Давай попробуем.

— Если вы не против, — сказал кардинал, — мне хотелось бы сходить за табуретом. Глупо, конечно, что роботу нужен табурет. Но я привык сидеть на табурете. Просто когда я навещал Джилл в библиотеке, я всегда сидел на табурете. Я понимаю, привычка глупая, но…

— Я подожду. Иди за своим табуретом.

Он остался на эспланаде, а Феодосий отправился за табуретом.

Глава 58

Сноппи снова уснул. Он спал подолгу, а может, просто сидел с закрытыми глазами — всеми тринадцатью. Сноппи передвигался так мало и так редко, что, когда глаза его были закрыты, трудно было понять, спит он или просто отгородился от мира.

«Скучно ему», — подумал Смоки. Порой он чувствовал сильное искушение избавиться от Сноппи, но, поразмыслив, решил, что лучше оставить его при себе. Сноппи был зануда и брюзга, но в мудрости ему отказать было трудно. А уж найти второго такого, как он, и вовсе невозможно. И потом, если уж кто-то с кем-то объединялся в триаду, такую связь разорвать было практически невозможно. На создание безукоризненно сосуществующей триады уходило так много времени, а Сноппи был рядом так давно, что Смоки не мог вспомнить, когда они познакомились.

«Мы соединились друг с другом, — думал Смоки, — проросли друг в друга корнями. Но нет между нами чего-то, хотя бы отдалённо напоминающего настоящую, глубокую привязанность. Мы неделимы потому, что Сноппи ни за что на свете не допустит, чтобы я прогнал его. Ему непременно нужен кто-то, к кому он прилепился бы, а один он не может, совсем не может. Он пропал бы один, вот и держится за меня. Он, конечно, может вечно ворчать, что, дескать, Попрыгунчик надоел ему до смерти своими скачками, он может грозить, что возьмёт да уйдёт из триады, но он никогда не пойдёт на это. Он отлично знает, что триада — главный залог безопасности и уверенности».

«Шмяк, шмяк, шмяк!» — скакал Попрыгунчик.

Сноппи спал, а Декера не было.

«Все время его нет, — жаловался Смоки самому себе, — а с ним интересно беседовать, у него такое богатое воображение, и всегда он так вежлив, обходителен. Но порой волей-неволей засомневаешься в том, что он предан главной идее триады. Оппортунист он, — думал Смоки, — хоть и притворяется. Он, конечно, останется здесь, деваться ему некуда. А если бы появилась возможность, только бы мы его и видели. Но такой возможности у него нет и не предвидится. Я — самый сильный пузырь в Центре, — с гордостью думал Смоки, — самый могущественный, а могущество моё основано на мудрости Сноппи и пронырливости Декера. Я правильно и умно подобрал себе триаду. Но почему же, почему тогда порой меня так раздражают оба партнёра? Может быть, когда воссоздадут двух новичков, добавить их к триаде и создать квинтет? Решусь ли я на такое? Удастся ли мне? Это, конечно, будет откровенным нарушением традиции и здравого смысла, и меня будут беспощадно громить и критиковать на каждом углу, но плевать я хотел на критику. Только вот будет ли это мудро? Три Декера — не многовато ли? Но эти так называемые люди, похоже, сильные и умные, хоть и оппортунисты вроде Декера… Ну-ка, сложим: мудрость Сноппи да оппортунизм трех людей, это что же получится?

Надо хорошенько поразмыслить, — решил он. — Взвесить все «за» и «против».

«Шмяк, шмяк, шмяк!» — скакал Попрыгунчик.

«Собственно говоря — чего мне бояться? — продолжал размышлять Смоки. — Тетрада у меня фактически уже есть. Пока, по крайней мере, мне удаётся скрывать это, заявляя всем, что Попрыгунчик всего-навсего забавная игрушка, но, если дойдёт до дела, я скорее двух других прогоню, а Попрыгунчика себе оставлю. Пока все идёт хорошо. Никто ничего не подозревает, и ладно.

Но почему, — думал он, — я так ценю Попрыгунчика? Он вовсе не так мудр, как Сноппи, не так смел, не такой фантазёр и изобретатель, как Декер, но именно он даёт мне силу и странное ощущение комфорта — такого, какого никто из моих сородичей никогда не знал».

Сноппи все ещё спал. Декер не приходил, все конусы ушли, а Смоки сидел один, то есть почти один. Попрыгунчик скакал и скакал, не ведая усталости. Дурацкие кубики, которые прибыли с двумя людьми и пыльником сам он пыльника, правда, не видел, но Декер сказал, что он здесь, — сбились в кружок на стоянке и вели между собой беззвучную беседу, яростно сверкая уравнениями и графиками.

«Как все-таки непредсказуемо многообразна Галактика! — думал Смоки. Сколько в ней форм жизни, и сколько ими выработано понятий! Одни из них совершенно бессмысленны, а в других таятся пугающие возможности. Но во всех этих понятиях можно отыскать логику, и стоит её только отыскать, каждое из них могло бы быть весьма, весьма полезно».

Центр и был тем самым местом, где можно разгадать смысл любых понятий. Это была цель работы Центра. Но когда загадки будут разгаданы, должен произойти следующий шаг, и заключался он в том, чтобы употребить найденные разгадки на пользу.