Выбор богов - Саймак Клиффорд Дональд. Страница 27
Его возможности предопределены материалами, из которых он изготовлен, и введенной программой. С точки зрения выполнения тех задач, ради которых он был создан, он служит достаточно хорошо. Лучшего робота не требуется.
Однако нам казалось несомненным, что лучшего робота можно построить.
Стоило задуматься, и становилось очевидным, что предела роботу нет. Нет такой точки, где приходится остановиться и сказать: это наилучший робот, какой мы только можем создать. Независимо от того, насколько хорошо робот сделан, всегда возможен еще лучший. А что будет, спросили мы себя, если построить бесконечного робота, такого, который никогда не может быть полностью завершен…
— Ты хочешь сказать, — спросил Джейсон, — что тут у вас именно этот бесконечный робот?
— Мистер Джейсон, — отвечал Стэнли, — именно это я и хотел вам сказать.
— Но какова же ваша конечная цель?
— Мы не знаем, — сказал Стэнли.
— Вы не знаете? Вы сами его строите…
— Уже нет. Теперь он взял управление на себя. Он говорит нам, что делать.
— Какой в нем прок? — спросил Красное Облако. — Он здесь закреплен, двигаться не может. Он ничего не может делать.
— У него есть цель, — упрямо ответил робот. — У него должна быть цель…
— Погоди-ка, — сказал Джейсон. — Ты говоришь, он диктует вам, что делать. Ты хочешь сказать, что он управляет своим собственным строительством? Что он говорит вам, как его строить?
Стэнли кивнул:
— Это началось лет двадцать или больше назад. Мы с ним говорили.
— Говорили с ним. Как?
— С помощью распечатки, как с древним компьютером.
— Значит, в действительности вы построили огромный компьютер.
— Нет, не компьютер. Это робот. Один из нас, за исключением того, что из-за своей величины он не может передвигаться.
— Бессмысленный разговор, — произнес Красное Облако. — Робот — это всего лишь ходячий компьютер.
— Между ними существует различие, — мягко сказал Джейсон. — Это, Гораций, именно то, что ты все эти годы отказывался понимать. Ты считал робота машиной, а он нечто иное. Это биологическое понятие, выраженное механическими средствами…
— Ты играешь словами, — сказал Красное Облако.
— Я не думаю, чтобы мы чего-нибудь достигли путем даже самого добродушного спора, — вмешался Джон. — В сущности, мы пришли сюда не для того, чтобы узнать, что тут строится. Мы пришли, чтобы выяснить, как отнесутся роботы к тому, что Люди — возможно, много Людей, миллионы возвратятся на Землю.
— Я могу вам сказать, как большинство из нас к этому отнесется, — ответил Стэнли. — Мы бы смотрели на это с некоторым опасением. Ибо они вновь заставили бы нас себе служить или же, что, может быть, еще хуже, мы бы им вовсе не понадобились. Некоторые из нас, возможно, их оказалось бы немало, были бы рады снова оказаться в услужении, ибо все эти годы мы жили с ощущением того, что никому не нужны. Некоторые из нас приветствовали бы старое рабство, ибо для нас оно никогда не было настоящим рабством. Но я также полагаю, что большинство из нас теперь чувствует, что мы вступили на путь, на котором можем создать для себя нечто, приближенное к судьбе человечества — разумеется, не в точности такую же, ибо нам бы она не подходила и мы бы ее не желали. По этой причине мы бы не хотели, чтобы люди вернулись. Они стали бы вмешиваться. Они не смогли бы не вмешаться; их разум так устроен, что им невозможно не вмешаться в любое дело, которое их касается, пусть даже весьма отдаленно. Но такое решение мы не можем принять самостоятельно. Решение входит в компетенцию Проекта…
— Ты имеешь в виду монстра, которого вы построили, — проговорил Езекия.
Стэнли, который все это время стоял, медленно опустился в кресло. Он повернул голову и в упор посмотрел на Езекию.
— Ты не одобряешь? — спросил он. — Ты не понимаешь этого? Я-то думал, что из всех вас ты скорее поймешь.
— Вы совершили святотатство, — сурово ответил Езекия. — Вы возвели здесь нечто отвратительное. Вы задумали возвыситься над своими создателями. Я провел много одиноких, страшных часов, размышляя, не совершаем ли мы святотатство, я и мои помощники, посвящая свое время и все усилия задаче, которой должны были бы посвящать себя люди, но мы, по крайней мере, все же трудимся на благо человечества…
— Прошу вас, — сказал Джейсон. — Давайте не будем обсуждать это сейчас. Как можем мы судить, правы мы или ошибаемся в любом из своих действий? Стэнли говорит, что решать будет Проект…
— Проект определит, — сказал Стэнли. — Он обладает гораздо большим объемом знаний, чем любой из нас. Долгие годы мы повсюду собирали данные и вводили их в его память. Мы отдали ему все знания, которые нам посчастливилось добыть. Он знает историю, философию, естественные науки, искусство. А теперь он самостоятельно пополняет эти знания. Он беседует с чем-то, находящимся очень далеко в космосе.
Джон резко выпрямился.
— Как далеко? — спросил он.
— Мы точно не знаем, — ответил Стэнли. — Нечто, как мы полагаем, расположенное в центре галактики.
Глава 21
Он ощутил острую нужду существа в лощине, отсутствие чего-то, к чему оно стремилось, и муку этого отсутствия. Он остановился так резко, что шедшая прямо за ним Вечерняя Звезда наткнулась на него.
— Что там? — прошептала она.
Он стоял неподвижно, ощущая это отсутствие и нужду, и не отвечал. Из лощины на него накатила волна чувств — безнадежность, сомнение, страстное желание и потребность. Деревья стояли тихо и молчаливо, и на мгновение все в лесу притихло — птицы, маленькие зверьки, насекомые. Ничто не шелохнется, ничто не зашуршит, словно вся природа затаила дыхание, прислушиваясь к существу в лощине…
— Что такое? — спросила Вечерняя Звезда.
— Там что-то страдает, — сказал он. — Разве ты не ощущаешь страдание? Прямо перед нами.
— Нельзя ощутить чужое страдание, — проговорила она.
Он медленно двинулся вперед в ничем не нарушаемой тишине, и там находилось существо: безобразный клубок червей, припавший к земле у нескольких валунов под склонившейся березой. Но клубка червей он не увидел, он лишь слышал крик отчаянной потребности, и что-то в его мозгу перевернулось, и какой-то миг он мысленно удерживал эту потребность.
Вечерняя Звезда отпрянула и наткнулась на корявый ствол дуба, росшего у тропинки, и сползла по нему вниз. Клубок червей продолжал шевелиться, совершенно так, как шевелится клубок червей, черви ползли друг через друга, и он весь кипел каким-то непонятным, бессмысленным возбуждением. И затем из этой бурлящей массы донесся крик радости и облегчения — крик беззвучный и смешанный с чувством сострадания и силой, не имевшими к клубку червей никакого отношения. И надо всем этим расстилалось, словно покров надежды и понимания, то, что говорил, или пытался сказать, или не смог сказать огромный белый дуб, и в ее мозгу, подобно цветку, разбуженному поднимающимся солнцем, раскрылась вся вселенная. На мгновение она ощутила (не увидела и не услышала, и не поняла, ибо все это летало за пределами простого зрительного восприятия или понимания) вселенную целиком, от самого ее ядра до краев — ее механизм и цель ее существования, и место, которое занимало в ней все, что несло в себе дыхание жизни.
Всего одно мгновение, кратчайший миг понимания, знания, а затем снова незнание, затем она снова стала сама собой, несовершенная, ничтожная жизненная форма, сжавшаяся у подножия дерева, ощущая спиной грубую кору толстого дуба, а рядом на тропинке стоял Дэвид Хант, и извивающийся клубок червей излучал, казалось, божественный свет, такой яркий и сверкающий, что был красив, как не может быть красив ни один клубок червей, и в ее мозгу опять и опять звучал его крик, но значения его она понять не могла.
— Дэвид, — вскрикнула она, — что мы сделали? Что произошло?
Ибо произошло нечто великое, она это знала и была растеряна, хотя к ее растерянности примешивались также счастье и изумление. Она сидела на корточках, прижавшись спиной к дереву, и над ней словно склонилась вселенная, и она почувствовала твердое прикосновение рук, которые ее подняли, и она оказалась в объятиях Дэвида и прижалась к нему, как еще никогда в жизни ни к кому не прижималась, радуясь, что он рядом с ней в этот великий, как она чувствовала, момент ее жизни, ощущая себя в безопасности под защитой его сильных, крепких рук.