Последний герой в переплете - Сакин Сергей "Спайкер". Страница 31

Незапертый порох сгорел впустую. Племя в очередной раз проголосовало, оставив 8-а на Острове. Разглядывая лица на экранах, Всевидящие различали в них не очень-то старательно скрываемый садизм, в речах — подтекст: «Пусть, гад, помучается». Добавочной порцией страданий для 8-а служили кокосы — единственная тогда пища Игроков. От белой мякоти у него были постоянные проблемы с печенью и прочим ливером.

Сидя чуть в стороне, в своей обычной позе (развалясь, ноги в стороны, подбородок вниз, лоб вперед), СК медленно тянул виски, плескавшееся между прозрачных кубиков. Смотрящие к этому привыкли и никто, кроме АЛ и СБ, не беспокоил его в такие минуты.

— Да, Игра идет… Куда только, неясно… Что-то с ними творится… — АЛ и СБ обсуждали лицо 1-с, взятое крупным планом в момент скандала. — С ними происходят какие-то изменения, они уже не совсем люди. Просыпается зверь… Но разве не это — принцип Игры? Не в этом ли весь ее интерес для тех, кто все это будет смотреть в уютных квартирах, за вкусным ужином с пивом?

СК молчал. Он колебался. Подсказку, словно кость голодному псу, подкинула интуиция. Попрощавшись с АЛ, который через час снова улетал в Москву, СК поднялся и, выйдя из бара прямо со стаканом в руке, пересек улицу. Никто его не остановил, не окликнул. На маленьких островах Карибов царило безбрежное спокойствие, сонное очарование глубокой дыры. Так СК представлял себе рай — он жалел, что не взял из дома тапочки. Да, домашние тапочки — самый подходящий вид обуви для этого места.

Он поднялся в одну из операторских, нашел на стеллажах нужную кассету. Бросил кассету в магнитофон, а себя — в кресло напротив. Нажал на пульте кнопку с треугольником.

…Эту съемку, дело глаз и рук одного из Смотрящих (когда СК увидел запись впервые, он, обняв Смотрящего за плечи, отвел в бар и напоил до поросячьего визга), СК считал одним из шедевров съемок Игры. 1-с, убив на это сутки и все свои силы, беспрецедентно пожертвовав обедом, соорудил на берегу три огромные буквы, обмотав их пальмовыми листьями и туалетной бумагой. (Потратив на это почти весь запас Племени, чем вызвал несколько презрительных комментариев тогда еще игравшего 3-а. Озвучил он их, правда, уже выйдя из Игры. Постфактум, так сказать.) И вечером его девушка с соседнего Острова увидела свое имя, горящее в ночи.

СК смотрел на глаза с экрана, а его ум прокручивал вчерашние кадры — те же глаза, но наполненные глумливой наглостью, низким самодовольством. «Нет, он не может. Не может эта любовь быть маской, а злоба — лицом. Не может. Все наоборот. Игра. Они не справляются. Игра жестока. Дело рук моих — жестоко». Теперь СК был готов к ответу. «Ведь вы создали Игру, чтобы люди, став Игроками, смогли вступить в единоборство с грязью. И победить ее. В себе». Дальше было проще. «Сейчас они вымотаны, устали. Просто устали, нервы измочалены. Они воюют со злом, и это трудно. Так помоги им, черт возьми! Это-то тебе по силам?!»

10

Свежая почта принесла на Острова ветер революции. (Иначе как революционными полученные сведения назвать было нельзя.) Племена объединяются. Не будет больше синих и оранжевых. Не будет племенных испытаний. Все будут жить вместе. Осмысливая эту информацию, каждый из Игроков (скорее всего, бессознательно) поднимал глаза вверх в короткой молитве. Для всех них это были новые возможности, новые друзья, новая обстановка — та новизна, которая прохладным душем и бальзамом очистит и запыленные, и обсыпанные скрипучим колючим песком души. Объединение Племен сулило краткие дни мира, необходимый привал-перекур на долгой дороге к финалу Игры.

Правила Игры — неукоснительно добавлять бочку дегтя к каждой ложке меда. Условия слияния Племен предполагали переселение на новое, необжитое и неисследованное место, а количество предметов обихода, которое позволялось взять с Острова в новую жизнь, ограничивалось мачете-топор-котелок. Все эти новости требовали непосредственного обсуждения с будущими соплеменниками, и, специально проинструктированные Всевидящими, Смотрящие изящно натолкнули Игроков на витающую в воздухе мысль: встреча послов.

Когда эти слова впервые прозвучали в лагере, к 1-с одновременно повернулись четыре лица с инкубаторски одинаковым выражением, которое можно было обозначить как «ну, брат, везет тебе!». Так смотрят на вечного неудачника, выигравшего автомобиль в уличной лотерее. А он молчал, и было видно только, как бешено пульсирует жилка на тонкой шее.

Потом галопом проскакали дневные часы — Племя осматривало пожитки, недоуменно констатируя, что даже на необитаемом острове они ухитрились обрасти каким-то бытом, хламом. Многое было не нужно, вроде мисок и чашек из кокоса, которые сделал Серега 4-с, это можно было сделать по новой и даже лучше (кокосы, бывшие роскошью для синих, на других островах архипелага падали на головы и вгоняли наиболее несообразительные головы по макушку в плечи), но к ним уже «прикипели». Вертя в руках эти коричневые полусферы, 1-с вспомнил, как бесил первые дни друг 4-с и как его появление ассоциировалось, помимо невежливого взгляда голубых глаз, еще и постоянным «тук-тук-тук». Серый все время держал в руках очередное мохнатое фаберже и легкими постукиваниями мачете превращал его в утварь. Кургузые тарелки и чашки потом преподносились Инне с неизменной галантностью. Сергей, Игрок 1-с, вдруг понял, что он уже давно стоит на одном месте, тупо глядя в одну точку. Оказывается, этот лагерь на маленьком Острове успел стать частью памяти, частью его самого. Такая короткая жизнь, 24 дня, сутки за сутками… и уже есть воспоминания, та самая тягучая сладость, которая остается в душе после того, как время вымоет все темное.

Он вернулся в реальность, огляделся на суетящееся Племя, доживавшее последние часы, вспомнил то, что ему сейчас предстоит, и сердце снова ухнуло в пропасть. Сегодня он увидит ее. И плевать, что там, где они встретятся, будет понатыкано без счета подглядывающих железяк, что по кустам будут шуршать сонмы Смотрящих и Хранителей — они все равно будут вдвоем. Вдвоем — первый раз с того момента, когда он на плоту последний раз оглянулся и увидел среди барахтающейся вдали кучки людей ее купальник цвета здешних волн, который они вместе покупали в нереально далекой Москве.

«Как же… Как же мы… я… на(биип!)! Я сделаю что угодно — песок буду жрать — только чтобы она поняла. Господи, она же половинка моя, она не сможет не понять. Она должна просто почувствовать… И простить. Простить?»

Утро незаметно перешло в яркий день, загоняющий все живое в тень, и, бесконечно простояв неподвижно в самой середине неба, солнце наконец сдвинулось в сторону гор на горизонте, когда раздался гул мотора — здешний гонг судьбы, знак оракула. Не чувствуя дружеских шлепков по спине и плечам, не слыша напутствий, он, вместо того чтобы запрыгнуть, как обычно, с носа, прошлепал по воде до низкой кормы и плюхнулся в лодку, мокрый по пояс. Несмотря на жару, он оделся в единственные брюки, белую футболку и рваные кеды. (Майку, впрочем, можно было назвать белой чисто условно — вся она была в коричневых потеках от сока джунглей.) Усевшись на банке, он вперился в дно лодки стеклянными глазами.

«А вдруг.. вдруг не она будет, вдруг она не захочет меня видеть, и вместо нее — другой номер. Что тогда?.. А тогда… Тогда я угоню лодку и пойду на двенадцати узлах на Остров оранжевый!» — 1-с почувствовал облегчение, улыбнулся. Мысль о том, что если вместо Анны появится неопределенного возраста 13-н, он все равно увидит свою девушку не позже чем на следующее утро, — эта мысль его не посетила. Это вообще было характерно для 1-с.

Они подъехали к узко вытянутому соседнему Острову. На пляже, который занимал добрую половину этого прыщика суши, уже были видны какие-то грандиозные приготовления. Над Островом висел геликоптер. Похоже, сегодня здесь собрана вся команда Игры. До качавшегося в лодке в ста метрах от берега 1-с долетела нервно вибрирующая атмосфера общего сбора. «Они приготовили что-то глобальное. Ну, придумщики!» — подумал 1-с. То, что психовал не он один, а добрая сотня людей (пусть и совсем по другому поводу), его неожиданно успокоило.