Последний герой в переплете - Сакин Сергей "Спайкер". Страница 38

Дождь лил уже третий день, третий день волны (с каждым днем они становились заметно больше, тяжелее) грызли берег, тяжко на него обрушиваясь. Линия прибоя приблизилась к лагерю, иногда особенно сильная волна преодолевала полосу пляжа и влетала в лагерь, заливая костер. В «Третьем глазе» потухла половина экранов — затяжной ливень не входил в расчеты тех, кто создавал и устанавливал аппаратуру, камеры выходили из строя.

Да и, по крупному счету, нужда в них отпала. Племя почти не выходило из хижины, никто уже не гулял по Острову. Лишь Сергей-Первый, с упрямством, достойным лучшего применения, вылезал каждое утро из тепла спальника и с тяжелым отвращением на лице болтался минуты по три на волнах (он обещал себе, что ежедневно будет делать зарядку). Раз в день мужчины втроем бегали за дровами, натаскивая сразу суточный запас. Инна с Аней вообще проводили все время, укутавшись в одеяла и спальники, с благодарностью принимая от Сергеев и Вани горячий взвар из сахарного тростника — они обе заболели. Так что никто из пяти Игроков не мог оставаться наедине, и если раньше все они были как на ладони, то теперь то, что они знали друг о друге, наводило на пошлые мысли о проктологии. Сутками напролет — короткими темными днями и глубокими вечными ночами — они жгли свечу и сидели, глядя в глаза друг другу. При этом, сколько Смотрящие ни слушали их разговоры, установив круглосуточное дежурство, в их общении не было ни тени намека на какое-то клаустрофобное раздражение, на склоку. Со стороны это выглядело как парадоксальная модель поведения: зная, что одного из них не станет, Игроки все плотнее сближались, их разговоры становились все откровеннее. Казалось, что они хотят вцепиться друг в друга, что стоит оторвать одного — и все Племя полетит в ад, и не будет уже ни Оставшегося, ни проигравших. «…Тогда Игра перебьет нас всех поодиночке…»

А Совет Племени все откладывался и откладывался. Он мог состояться только на соседнем Острове и только в присутствии всех Богов и Смотрящих, таково было Правило. Дождь и шторм не позволяли прислать лодку. И Игроки продолжали томиться в ожидании «смерти» одного из них, мариновались в собственном соку совести и чести, страха и алчного честолюбия…

«Е-мое, (биип!), это что же, (биип!)??!!! Они что, объединяться решили?!! Ведь тогда они меня, а Инну на закуску — и все, Игра закончена…» — Сергей-Четвертый, несмотря на дождь, впервые за эти дни вышел из хижины без видимой причины и ходил нервным шагом по осыпающемуся изгрызенному берегу — сто шагов вперед, сто назад. Сто вперед, сто назад.

У него бешено колотилось сердце, еще чуть-чуть — и оно не выдержит. Не выдержит той тоски безнадежности, которая на него сейчас навалилась. «Всю Игру… Всю Игру прошел… И сейчас, теперь… за день до финала… — Ему хотелось завыть, хотелось упасть на песок и молотить по нему кулаками, грызть его, перетирая со скрипом зубы. — Господи, помоги! Отче наш, иже еси… — он начал читать молитвы, одну за другой, все, которые знал. Он просил помощи у неба, потому что больше ему было просить ее не у кого. — Господи, ты не забывал меня никогда! Ты помог мне ТАМ, отведя от меня смерть… Ты помогал мне в Игре, давая силы… Помоги и сейчас! Помоги выдержать, пройти через это достойно! — Он не был уверен, что сможет выдержать это. Выдержать свой уход из Игры. — Надо же, как скрывали! Четыре дня сидим, глаза в глаза, а я только сейчас заметил!»

Сегодня он проснулся раньше обыкновенного, что-то толкнуло его мягкой лапой. (Этот толчок он не раз чувствовал ТАМ, на войне.) Он открыл глаза — не открыл, а едва раздвинул веки, глядя на мир сквозь ресницы. Сергей-Четвертый услышал тихий разговор, слов было не разобрать. Под утро ливень устал и отдыхал, сменившись легкой моросью. 1-Сергей и Ванька тут же этим воспользовались и развели костер (первый за 48 часов). Они сидели на корточках, протянув руки к огню, и беседовали. Слов Сергей-Четвертый не слышал, но о настроении разговора смог догадаться по позе своего тезки. Обычно держащий истончавшими плечами гордую осанку и глядящий в глаза собеседнику — сейчас Серега-Первый сидел ссутулившись, словно пряча голову. Лица и глаз не было видно, он смотрел в землю, выставив вперед макушку с ежиком выгоревших волос. (Может, поэтому его голос звучал особенно глухо.) Было заметно, что ему тяжело дается эта беседа.

«Черт, что они замышляют?!» — подумал Четвертый, и в этот момент Иван повернул голову и посмотрел на (как он думал) спящего. Этот взгляд ответил на вопрос 4-Сергея, в этом взгляде он прочитал свою судьбу — и свой приговор. Он думал об этом и раньше, но не позволял подобным мыслям задерживаться. (Имевший три класса восемь коридоров образования, он был обучен глубокой мудрости самой жизнью. И понимал, что стоит начать об этом думать — и к утру явится паранойя.) Среди их пятерки голоса разделялись так 2 — 1-Сергей и Анна, 2 — у него с Инной. Иван оставался подчеркнуто нейтральным. Они с Серегой договорились — мужики, воины, — пожали друг другу руки: при любых раскладах не будут голосовать друг против друга. И когда Иван уйдет, «съеденный» большинством (он, Инна, Серега), они одну за другой отошлют девушек и предоставят дальнейшее Богам-над-Игрой.

Теперь же… его недавний друг объединялся с потенциальной жертвой. У этого альянса могла быть только одна цель — убрать его. «Серега, братец… Как же ты можешь?! Ты же обещал!»

Но в глубине души он знал, что Серега-Первый может. И знал почему — ему возвращается тот голос, который он отдал Девятке, в голосовании против Первого. «…Но у меня не было выбора, я же обещал! И он это знал!» Но глубоко в душе лежал еще один ответ — выбор ВСЕГДА есть.

Никогда ей не было так плохо. Инна бежала в Игру, она эвакуировалась из той, ставшей далекой, как фата-моргана, жизни. В какой-то момент она была беззащитна, и ее ранили, ранили больно и глубоко. Ей необходимо было отлежаться, зализать рану — и тут она услышала об Игре. Она сразу поняла, что пройдет, — просто у нее не было другого выхода, иначе ей была бы труба.

Она видела жизнь с разных сторон, высоко взлетала и низко падала, никогда не отступала и была из расы победителей. Она адекватно оценивала собственные силы, отлично представляла себе, какие испытания их ждут в Игре, и знала, что у нее хватит сил.

Она не ошиблась, сил у нее хватило, скоро она и Анька станут единственными (двумя) девушками, прошедшими Игру до финала. Обе сильные и выносливые, обе умные и честные — они были этого достойны. Их мужчины, самые сильные мужчины в мире, не будут стыдиться тех женщин, которые шли за ними через Игру. Плюс обе пленительно красивы — красивы настолько, что это не могло было случайностью — такая красота только свыше. (Хотя они совсем разные: темноволосая густобровая Инна походила на свет луны холодной зимой, а русую Анну сравнивали с огнем, живущим на конце восковой свечи.)

«Я достойна, можно говорить это, стесняться мне нечего. Только почему мне так тяжело?» — В глубине души лежал ответ, она знала почему. Сейчас она нужна Серегам (прежде всего, конечно, ее способному ученику, Четвертому) только для Совета, только для голосования. Сейчас нужна не она, а только ее голос (хотя она искренне верила, что они берегли ее всю Игру просто как ДОСТОЙНУЮ).

И этот голос должен будет вывести из Игры одного из достойных. Ивана, Игрока с Ай-Ди 11. «Это Игра, и он узнал Правила прежде, чем начать», — Инна была спокойна, к тридцати годам она научилась не мучить себя, если это ничего не меняет. Но все равно каждый раз, когда она смотрела на всегда занятого полезным для Племени делом Ваньку, ей становилось тоскливо. Но выбора у нее нет. «Или есть?»

Который день они уже сидят в доме, закрывая женщин от ветра своими плечами. «Вот и все. Это конец», — именно так он представлял себе ад. Всю Игру в них горел огонь, не опадая ни на минуту ни днем ни ночью. Благодаря этому огню внутри они и оказались в этой хижине — здесь и сейчас. Огонь помог им пройти через все лишения Игры, подойти к самой заветной черте — как помогал такой же огонь их предкам, которые, упрямо стиснув зубы, бороздили моря, карабкались через поднебесные горы, выживали в невыживаемой сельве. И в глазах тех людей сверкал холодный, вечный огонь. Это была черта одной расы. Победители. (Ха-ха-ха! Плагиат из Джека Лондона!) Им всегда было мало одного дома и одного огня в нем. Они всегда хотели большего, больше, больше — и никогда не отступали.