Священный меч Будды - Сальгари Эмилио. Страница 57

Со стороны реки город имеет стену, больше уже не отвечающую своему назначению.

По другую сторону он окружен большими садами, в основном состоящими из старых тамариндов необычайной толщины.

По-видимому, Сагайну назначено судьбой вернуть себе часть былого великолепия, так как по мере того как Ава приходит все в больший упадок, он все более и более заселяется. В нем, конечно, уже никогда не будет, как прежде, ста пятидесяти тысяч жителей, но, без сомнения, он скоро станет большим торговым городом, так как отстоит не очень далеко от процветающих факторий дельты.

XVIII. В трюме

Путешественники, привязав свою лодку к дереву, отправились искать гостиницу, но поиски их оказались напрасными, и они к вечеру вернулись на мол, чтобы провести ночь в лодке. Лодки не оказалось — ее кто-то украл или она затонула. Тогда они вошли в первую попавшуюся чужую барку, на которой в это время никого не было, спустились в трюм и улеглись там спать.

Когда они проснулись, проспав часов четырнадцать, они с удивлением увидели, что барка плывет. Поднявшись по лестнице, которая вела из трюма наверх, они остановились под люком и стали прислушиваться. Было слышно, как скрипели мачты и хлопали паруса; кроме того, раздавались звуки нескольких голосов и торопливые шаги.

— Мы имеем здесь дело с бирманцами, — сказал капитан.

— Вы уверены в этом? — спросил американец.

— До меня донеслось несколько слов из их разговора.

— Как они нас встретят?

— Не знаю, так как боюсь, что эти люди на государственной службе. Вчера вечером я видел, как развевался на корме королевский флаг.

— Ну все равно. Стучите.

— Э-эй!… Э-эй… — закричал капитан, приблизив губы к щели.

По-видимому, этот крик привел весь экипаж в смятение. Послышались крики команды, потом поспешные шаги и, наконец, глухой голос спросил:

— Кто говорит?

Американец отвечал таким страшным ударом кулака, что затрещали доски.

— Отворите! — загремел капитан.

На палубе послышался лязг сабли, потом четыре глухих удара, как бы от четырех ружей, которые ставят рядом на полу, и прежний голос спросил по-китайски:

— Как вы очутились там? Кто вас туда впустил?

— Мы ошиблись лодкой, — отвечал капитан. — Мы были все пьяны вчера вечером, было темно, и мы вошли в этот трюм.

— Сколько вас?

— Четверо.

— Бирманцы?

— Нет, китайцы с северной границы. А ты кто?

— Капитан.

— Куда вы держите путь?

— Мы идем в Пром на государственном судне.

— Нам тоже надо было в Пром. Открой люк, и я дам тебе горсть золота за беспокойство.

Бирманец, который, по-видимому, очень любил драгоценный металл, снял цепи и поднял люк, но вдруг с силой его захлопнул, испустив при этом крик удивления.

— Мы пропали! — проговорил Лигуза, поспешно отступая.

— Почему? — спросил Корсан. — Я ничего не понимаю.

— Разве вы не узнали этого бирманца?

— Нет, Джорджио.

— Это капрал, который видел нас в Амарапуре.

— Не может быть!

— Уверяю вас. Мы оба друг друга узнали.

— Однако ловко же мы попались! Что теперь делать?

— Надо постараться подкупить этого разбойника. Бирманцы все более или менее сребролюбивы.

— Тогда давайте стучать, Джорджио. Золота у нас достаточно. Капитан опять взобрался на лестницу и стал стучать карабином.

В продолжение нескольких минут никто не отвечал, потом капрал опять подошел.

— Что нужно моим пленникам? — спросил он, потрясая своей саблей.

— Послушай меня всего только в течение пяти минут, — сказал капитан. — Ты ведь узнал нас, не правда ли?

— Да, мой милый, и клянусь тебе, что на этот раз ты уж от меня не отделаешься.

— Я хочу предложить тебе золота, но ты должен выпустить меня на палубу.

Капрал рассмеялся.

— Ты думаешь, что я не видел твой карабин? — возразил он. — Ба! Я ведь не так глуп, чтобы дать себя обмануть. Если ты не имеешь ничего против, поговорим через люк.

— Раз ты не хочешь отворить, поговорим через запертый люк, — отвечал капитан. — Скажи мне, если я предложу тебе двести унций золота за нашу свободу, согласишься ты нас отпустить?

— Нет, — отвечал капрал.

— А если я предложу тебе пятьсот?

— Даже если и тысячу предложишь, я не соглашусь. Король даст мне за вас пять, может быть, десять, а может и двадцать тысяч.

— Подлец! — крикнул капитан, начинавший терять свое хладнокровие.

— Нечего сердиться, сам виноват, — сказал капрал.

— Послушай меня еще, мошенник! Если я предложу тебе тысячу унций сейчас, а четыре тысячи в Рангуне.

— Я плыву в Пром, а не в Рангун.

— Если мне удастся тебя поймать, я тебя задушу!

— Как тебе угодно!

Капрал удалился, весело смеясь. Корсан стал колотить в люк кулаками и карабином, но это ни к чему не привело.

— Успокойтесь! — сказал Лигуза, успевший вернуть себе свое обычное хладнокровие. — Мы найдем какое-нибудь средство, чтобы удрать от них.

— Но как это сделать?

— Разве наши ножи не с нами?

— Ну, так что же?

— Мы сделаем отверстие сначала над уровнем воды, потом пустим на дно это проклятое судно, а сами выйдем.

— Но ведь бирманцы нас увидят, — заметил маленький китаец,

— Ночью не очень-то хорошо видно, Мин Си.

— За дело! За дело! — торопил янки.

— Да, за дело, и постараемся работать быстро, — сказал капитан, — так как до Прома рукой подать.

Он осмотрел стенки судна и, заметив несколько досок, менее крепких и толстых, чем другие, начертил в этом месте круг диаметром семьдесят или восемьдесят сантиметров. Тотчас же Корсан и Казимир, схватившись за ножи, лихорадочно принялись за работу.

В полдень капитан и китаец сменили товарищей и, работая с таким же упорством, ухитрились уничтожить порядочную часть обшивки.

Когда солнце стало заходить, одна из досок была уже отнята.

— Теперь мы можем отдохнуть, — сказал Лигуза. — Завтра отверстие будет достаточно большим.

Среди ночи никто из бирманцев не показывался.

На заре американец и Казимир снова взялись за работу. Они боялись, что судно достигнет места назначения раньше, чем будет сделано отверстие.

В полдень, когда была вынута вторая доска, на палубе судна было дано знать о приближении к Мьянауну. У Лигузы побежали мурашки по спине.

— Смелей, ребята, нельзя терять время. Это проклятое судно летит, как пароход. Сильнее, Казимир, сильнее, Мин Си! Тащите вон этот гвоздь, Джеймс!

Американец, поляк и китаец удвоили усилия. Нужно было вынуть еще две доски, но они хотели быть свободными во что бы то ни стало.

В восемь часов вечера оставалось вынуть одну только доску, последнюю. К несчастью, из-за наступившей в трюме темноты работать стало труднее, а удары стали менее точными.

— Дружнее, — ободрял их Лигуза, — мы недалеко от Прома.

Их ножи с новой яростью напали на последнее препятствие. К десяти часам были вытащены последние гвозди.

Капитан только хотел вытащить последнюю доску, как на палубе послышалась беготня матросов от кормы к носу, визг цепей и канатов.

— Тише вы все! — прошептал он.

Вдруг раздался голос капрала, кричавший:

— Пром!

Две минуты спустя судно остановилось, и якорь упал в воду.