Трон фараона - Сальгари Эмилио. Страница 19

XIV. Превратности судьбы

А в Мемфисе в этот самый час происходила другая драма. С утра весь город был на ногах: по городу двигалось торжественное шествие — божественный бык Апис отправлялся к водам святой реки, чтобы своим посещением закрепить начало сельских работ. Звенели струны музыкальных инструментов; гудели рожки, грохотали барабаны.

В толпе, собравшейся на площади по дороге шествия со священным быком, неподалеку от дворца фараона, стояла группа из трех наших знакомых. Это были Оунис, Меренра и переодетая уличной гадалкой Нефер; девушка была в печальном и тревожном настроении.

Когда шествие с Аписом, сопровождаемым бесчисленным множеством жрецов в белых одеждах, уже приблизилось к реке, и Апис, войдя в воду по колени, нагнул к ее поверхности свою красивую голову, на площади показалось другое шествие: рабы несли раззолоченные носилки, на которых на ложе, представлявшем подобие трона, полулежала поразительной красоты молодая девушка. Другая женщина обвевала лицо ее веером из страусовых перьев, прикрепленных к золотой полукруглой пластинке.

— Дочь фараона! Дочь фараона! — восклицали, расступаясь, прохожие.

Увидев красавицу, Меренра очертя голову бросился к носилкам, простирая руки к дочери фараона.

— Ты здесь! Я нашел тебя, о божественная! — восклицал он, пожирая глазами лицо молодой женщины.

Воины, сопровождавшие носилки, набросились было на смельчака, но властным движением руки Нитокрис, единственная дочь Пепи, остановила стражу.

— Кто ты? Что нужно тебе, о юноша? — сказала она, лукаво улыбаясь. Она отлично узнала некогда спасшего ее от гибели в волнах Нила Меренра и тонким женским чутьем угадала, что юношу к ее ногам привела пылкая любовь.

— Ты не узнаешь, не узнаешь меня? — шептал горестно Меренра. — А я… я не мог жить без тебя! Ты унесла мой покой. С тех пор как я увидел тебя в волнах реки, и твое дивное тело покоилось в моих объятиях, и ты ушла от меня, — чистый воздух пустыни казался мне напоенным ядом. Я бродил как безумец: жить вдали от тебя… Лучше смерть! Но я знал, где найти тебя, и твой голос звал меня, твой лучезарный образ показывал мне дорогу. И вот я у ног твоих!.. Я хочу быть всегда возле тебя! — полным мольбы пылким голосом восклицал

Меренра.

Сзади послышался слабый вздох. Это вздохнула Нефер.

— Я люблю тебя, я страстно люблю тебя! — шептал Меренра, не спуская горящих глаз с прекрасного лица дочери фараона. И на этот раз эхом его словам послужил жалобный стон, сорвавшийся с побелевших уст Нефер.

— Быть возле меня — значит быть во дворце божественного фараона, стоять у ступеней трона, — сказала Нитокрис задумчиво. Она чувствовала, как сладкая истома охватывает ее тело, как сильнее бьется и замирает в груди ее сердечко. Ей хотелось прикасаться руками к простертым к ней рукам юноши и гладить его по лицу, глядеть в его глаза, слушать и слушать без конца звуки его страстной речи.

— Дворец фараона… Ступени трона. Но… Я и сам — сын Солнца, в моих жилах течет кровь божественного Ра! Я имею право не стоять, как раб, у ступеней трона, а восседать на самом троне, как владыка! — воскликнул Меренра.

— Значит, ты — Меренра?.. Сын погибшего Тети?

— Ни слова! — пронесся из рядов стражи предостерегающий голос Оуниса. Но Меренра не внимал ему: он пил сладкий яд первой юношеской любви, пребывал у ног любимой девушки, — и для него внешний мир не существовал.

— Без воли моего отца, фараона Пепи, я не могу сделать для тебя, о юноша, ничего! — сказала после легкого колебания Нитокрис. Подумав, она добавила: — Но если ты готов на все…

— Хоть на смерть!

— …то следуй за мной. Я буду умолять отца. Быть может…

Не докончив начатой фразы, она подала знак страже, рабы вновь подняли носилки на могучие плечи и шествие тронулось, направляясь ко дворцу фараона.

Меренра шел, придерживаясь рукой за край раззолоченных носилок. Он ничего не видел, ничего не слышал: он только сознавал, что так близка к нему та, которой была отдана его любовь…

Стража, сомкнув ряды вокруг носилок Нитокрис, хотела отдалить Нефер, но молодая девушка, незаметно пробралась за шествием к воротам роскошного дворца фараона. Оуниса не было видно.

Покинув носилки, ступив легко и грациозно на ступени палат, отведенных для Гинекея, Нитокрис, колеблясь, сказала Меренра:

— Ты подождешь тут, покуда я увижу отца.

И скрылась за массивным пологом, маскировавшим двери.

Меренра и Нефер стояли в углу, под палящими лучами полуденного солнца, и терпеливо ждали.

По двору тяжелым шагом проходили отряды стрелков и копьеносцев, въезжали в конюшни и выезжали на улицы колесницы, влекомые быками нубийской породы.

Меренра глядел жадным взором на колонны палат, под кровлей которых обитала Нитокрис.

Он не видел и не слышал, как к сторожившим его воинам подошел какой-то скриба, что-то шепнул, показывая на юношу и Нефер.

Командовавший отрядом офицер произнес два слова, и, вдруг…

Прежде чем Меренра успел опомниться, его схватили десятки дюжих рук, свалили, опутали веревками, так что он не мог пошевельнуться ни единым членом. Кто-то раздвинул его зубы, вставив между ними лезвие меча.

В рот юного фараона полилась тонкая струя ароматной, обжигавшей горло, одурманивавшей жидкости. И Меренра потерял сознание.

Нефер постигла почти та же участь: ее связали, подняли на плечи, понесли. Воины, несшие обоих пленников, спустились в подземелья, вырытые под дворцом фараонов. И там оставили пленников, бросив их тела на каменные плиты, покрытые плесенью.

Меренра очнулся лишь через несколько часов.

Он чувствовал себя усталым, разбитым. Мучительно болела голова, ныли все члены, и казалось, что руки и ноги налиты свинцом.

Все, происшедшее в этот день, представлялось сном. Сначала это был радостный, лучезарный сон, полный прелестных грез; блестели очи любимой девушки, звучала неземная музыка ее голоса.

Потом… потом все переменилось в мгновение ока.

И вот теперь Меренра в темной и смрадной яме, бессильный, разбитый, пленный. Что будет дальше? Несомненно, гибель. И когда же? В тот самый момент, когда он приблизился к самым ступеням трона фараона! И нет кругом никого, никого. Неведомо где находится Нефер, нет Оуниса, хладнокровно и победоносно выходящего изо всех опасностей; нет и Ато, который мог бы сказать несколько ободряющих слов.

Меренра глухо застонал. И на его стон неожиданно из утла подземелья откликнулся слабый, но радостный крик:

— Владыка мой! Слава Осирису, спасшему тебя от смерти! Ты жив. А я боялась…

— Ты здесь, Нефер? — ответил, оживая, Меренра.

— Здесь, господин мой. Вместе с тобой. Это я развязала связывавшие тебя веревки, положила тело твое на циновку, обливала лицо твое водой и отогрела сердце твое прикосновением рук своих. И вдруг слышу, как ты застонал…

Говоря эти слова, чародейка приблизилась к юноше, опустилась на колени к его ложу, гладила руками его лицо и плакала и смеялась одновременно.

— Где мы? — спросил Меренра, оглядываясь пытливым взором вокруг. Но под сводами подземелья царила мгла. Лишь сквозь какую-то щель, должно быть, в потолке, проникал слабый-слабый свет.

— Нас ввергли в страшные темницы под покоями самого фараона, где уже в течение многих лет бесследно погибают люди! — трепетным голосом ответила Нефер. — Но не бойся, сын Солнца: я знаю, тебе не грозит опасность. Скоро ты выйдешь отсюда.

— И что будет дальше? — вскочил Меренра.

— Мои видения повторяются, и в них ничто не меняется! — продолжала Нефер. — Я вижу тебя в пышных палатах, в облачении владык Верхнего и Нижнего Египта, в золотой двойной короне.

— Дальше!

— И перед тобой все склоняются ниц, все прислушиваются к твоему голосу, боясь, как грома из туч, как всеиспепеляющей молнии, твоего царственного гнева, о Меренра!

— Дальше, дальше! — блестя глазами, понукал девушку Меренра. — Что видишь ты еще?

Голос Нефер задрожал: