Церковная песня [Гимн Хаоса] - Сальваторе Роберт Энтони. Страница 44

Глава 17. Битва Даники

Непреодолимые желания рвали Данику на части, то вырастая да таких жизненно необходимых потребностей, то исчезая, только затем, чтобы дать место новым. Именно так Даника и понимала ад, дисциплина и строгие правила ее любимой религии были сметены волнами хаоса. Она пыталась противиться этим волнам, отогнать образы Железного Черепа, желания, вспыхивающие в ней, каждый раз, как ее касалась рука Каддерли, да и многие другие, но не могла найти надежной опоры в бешено скачущих мыслях.

Даника коснулась того, что не смог извратить даже хаос. Чтобы выдержать битву в настоящем, молодая женщина послала свои мысли в прошлое.

Она снова увидела своего отца Павла, невысокого, но плечистого человека со светлыми волосами, начинающими седеть на висках. Больше всего ей запомнились серые глаза, в которых всегда плескалась нежность, когда они смотрели на малышку. Еще там была ее мать и тезка, безоглядно влюбленная в ее отца. Даника была точной копией этой женщины, с тем исключением, что волосы ее матери были цвета воронова крыла, а не светлыми, указывая на ее восточные корни. Она была маленькой и светлокожей, как и ее дочь, с такими же прозрачно-коричневыми, миндалевидными глазами, не темными, а почти золотистыми, которые могли искриться невинностью или же быстро принять выражение железной решимости.

Образы родителей померкли и уступили место морщинистому, умудренному жизнью мастеру Туркелу. У него была толстая кожа, задубевшая от часов, проведенных за медитациями на горе, высоко над теми местами, где уже кончались деревья. Мастер нередко впадал в крайности, его яростный стиль борьбы в жизни скрывался под вуалью непробиваемого спокойствия. Его ярость во время спарринга нередко пугала Данику, заставляя ее думать, что тот потерял контроль над собой.

Но время научило Данику, мастер Туркел никогда не терял контроля. Дисциплина была сердцем его, их, религии, та самая дисциплина, в которой сейчас так нуждалась Даника.

Она училась у своего дорогого наставника шесть лет, до того дня, когда Туркел честно признал, что ему уже нечему ее научить. Несмотря на ее нетерпение изучить подлинные работы Пенпанга Д‘Ана, Даника очень грустила, когда покидала Вестгейт и направлялась в библиотеку Наставников.

Там она встретила Каддерли.

Каддерли! Она полюбила его сразу же, как только увидела гоняющим белую белку по роще, окаймляющей извилистую дорогу к главным дверям библиотеки. Каддерли не сразу заметил ее, только когда налетел на куст репейника. Этот взгляд потряс Данику и тогда, и сейчас, когда она боролась за сохранение самой своей сущности. Само собой, Каддерли был смущен, но внезапная вспышка света в его глазах, глазах еще более чистого серого цвета, чем у ее отца, и то, как его рот слегка приоткрылся, а потом расплылся в мальчишеской улыбке, заставило Данику почувствовать необычную теплоту во всем теле.

Его ухаживание было одинаково волнующим и непредсказуемым; Даника никогда не знала, какая новая выходка Каддерли обрушится на нее в следующий момент. Но за всей этой непредсказуемостью скрывался твердый характер, на который Даника всегда могла положиться. Каддерли дал ей дружбу, делил с ней радости и горе, и самое главное, уважение к ней и ее занятиям, никогда не соревнуясь с мастером Пенпангом Д’Аном за ее время.

Каддерли?

Глубоко в закоулках разума она услышала эхо, успокаивающий, но твердый голос Каддерли, призывающий ее «сражаться».

Сражаться?

Даника посмотрела внутрь, на бесконечные волны желаний, грозящих потопить ее, а затем еще глубже на их источник. Он был внутри нее, а не в комнате. Она увидела красный туман, пропитывающий ее мысли, неуловимую силу, подчиняющую ее своей воле. Видение быстро, почти мгновенно прошло, но Даника всегда была упрямой. Она призвала видение обратно, и на сей раз крепко держалась за него. Теперь она осознала врага, что-то, с чем можно было сражаться.

«Сражайся, Даника», – сказал Каддерли. Она это знала, она слышала эхо. Даника сфокусировала свои мысли в противоположном направлении к призывам тумана. Она отвергала все, что подсказывали ей желания. Если сердце говорило ей, что что-то было правильным, она называла сердце лживым.

«Железный Череп», – требовал голос внутри нее.

Даника противилась ему, припоминая боль и теплую кровь, стекающую по лицу, воспоминание, которые говорили ей, какой она была глупой, пытаясь разбить камень.

Это был не зов, который можно услышать просто ухом, зову не нужен был ни ветер, ни открытое пространство. Энергия, исходящая из некромантского камня Барджина была обращена только к определенным существам, чудовищам негативного плана, земли мертвых.

В нескольких милях от Библиотеки Наставников, там, где некогда был городок шахтеров, зов был услышан.

Мертвенно-бледная рука, высохшая и отвратительно пахнущая, прорвала дерн и потянулась к миру живых. Затем появилась еще одна, потом еще, невдалеке друг от друга. Вскоре ужасная стая гулей вылезла из своих нор.

Пригибаясь, держа колени у самой земли, стая отправилась к источнику зова, к библиотеке Наставников.

Ньюандер мог только догадываться, какие страсти раздирали девушку. Пот пропитал одежду Даники, она корчилась и стонала под окутавшими ее ветвями. Поначалу друид думал, что ей больно, и быстро подготовил успокаивающее заклятие. К счастью, он сообразил, что кошмары Даники могут быть вызванными самостоятельно, что она нашла, как и обещал Каддерли, какой-то путь борьбы с проклятием.

Ньюандер сел рядом с ней на кровать и взял руки Даники в свои. Он не звал ее, не делал ничего, что могло бы помешать ее концентрации, просто наблюдал за ней, опасаясь, что его догадка была неверна.

Даника открыла глаза.

– Каддерли? – Затем она увидела, что сидящий над ней человек был не Каддерли, и поняла, что была связана. Она напрягла мускулы и слегка пошевелилась, насколько позволяли ветви, проверяя их прочность.

– Успокойся, девочка, – мягко сказал Ньюандер, чувствуя ее растущее отчаяние. – Твой Каддерли был здесь, но не мог остаться и оставил меня приглядывать за тобой.

Даника перестала вертеться, узнав акцент человека. Она не знала его имени, но его говор и присутствие ветвей недвусмысленно указывали на его профессию.

– Ты один из друидов? – спросила она.

– Меня зовут Ньюандер, – ответил друид, низко кланяясь, – Друг твоего Каддерли.

Даника не стала задавать вопросов, а попыталась определить, куда она попала. Она поняла, что находится в своей комнате, комнате, в которой она прожила более года, но что-то было в ней не так. Дело даже было не в Ньюандере с его ветвями. Что-то в этой комнате, самом надежном убежище Даники, буквально оставалось на грани сознания и мучило ее душу. Взгляд Даники упал на глыбу камня, заляпанную чем-то темным с одной стороны. Боль в голове подтвердила ее догадки, подтвердила, что темные пятна были ее собственной кровью.

– Как я могла быть такой дурой? – простонала Даника.

– Дело не в этом, – заверил ее Ньюандер. – Над всей библиотекой нависло проклятие, проклятие, которое твой Каддерли отправился снимать.

Даника снова инстинктивно поняла, что друид говорит правду. Она представила свою борьбу с красным туманом, борьбу, в которой у нее появилось временное преимущество, но которая была далека от завершения. Даже пока Даника лежала здесь, она понимала, что красный туман продолжал штурмовать ее разум.

– Где он? – в ужасе спросила Даника.

– Он пошел вниз, – ответил Ньюандер, не видя смысла в сокрытии фактов от связанной женщины. – Он говорил о курящейся бутылке, глубоко в подземельях.

– Дым, – завороженно отозвалась Даника. – Красный туман. Он вокруг нас, Ньюандер.

Друид кивнул.

– То же самое говорил Каддерли. Именно он открыл бутылку и теперь намеревается закрыть ее.

– Один?

– Нет, нет, – заверил ее Ньюандер. – С ним пошли два дварфа. На них проклятие подействовало не так сильно, как на остальных.