Одинокий эльф - Сальваторе Роберт Энтони. Страница 37
Дзирт решил, что это, должно быть, Тарафиэль, поскольку обычно он выступал в роли загонщика, а Инновиндиль поджидала где-нибудь в засаде.
Тряхнув головой, дроу одобрительно усмехнулся: эти двое до самого заката преследовали орков и вот с первыми лучами солнца снова вышли на охоту. Похоже, они даже не возвращались в свою пещеру на ночлег.
Дроу еще немного понаблюдал за эльфом, а потом направился к небольшой полянке неподалеку. Он притаился с краю, откуда был виден весь заросший густой травой луг, и стал ждать.
Как он и предполагал, пара крылатых коней появилась здесь часа через полтора. Эльфы вели их в поводу и непринужденно болтали. Белоснежные шкуры коней блестели от пота, их нужно было обтереть, почистить и накормить.
Дзирт все это знал, потому и ждал именно здесь. Ему не давала покоя мысль, что следовало бы выйти к эльфам. Разве он не обязан рассказать им, какая беда случилась с Эллифейн вдали от дома?
Но время шло, Тарафиэль и Инновиндиль расседлали коней, а Дзирт так и сидел в укрытии, не двигаясь.
Эльфы почистили скакунов, потом Тарафиэль принес ведро и по очереди напоил пегасов. Инновиндиль достала какой-то корешок, взяла в рот и стала шутливо дразнить своего коня. Тот потянулся, взял лакомство у нее изо рта так, словно поцеловал, а потом поднялся на дыбы. Инновиндиль заливисто рассмеялась.
Дзирт невольно погладил мешочек, где хранилась ониксовая фигурка пантеры. То, что связывало эльфов и пегасов, скорее всего можно было назвать дружбой, а не отношениями животного и хозяина. Дзирт понимал такие взаимоотношения, как никто другой.
Его так и подмывало пойти и поговорить с эльфами, рассказать, как все было. Но, закрывая глаза, он словно наяву видел свою схватку с Эллифейн. Он долго еще сидел так, вспоминая и первую встречу с девушкой в Лунном Лесу, когда познакомился с Тарафиэлем. Видно, эльф был очень привязан к ней, и весть о гибели Эллифейн причинит ему боль.
А ему не хотелось причинять боль этой паре. И тем не менее они имеют право знать правду, и он должен все рассказать.
Да, надо рассказать.
Но когда он наконец решился и открыл глаза, эльфов на полянке уже не было. Дзирт выбрался из-под скрывавших его ветвей и увидел, как крылатые кони взмывают в воздух немного поодаль. Дроу сообразил, что больше драться эльфы будут — кони слишком утомлены, да и хозяева, верно, тоже. Судя по всему, они возвращались в пещеру.
Хватит ли у него когда-нибудь духу прийти к ним и все рассказать?
Пустив коня пастись неподалеку от пещеры, Тарафиэль сказал:
— Надо возвращаться в Лунный Лес и собрать весь род.
— И ты готов оставить Дзирта До'Урдена, так ничего не узнав об Эллифейн? — спросила Инновиндиль.
— В общем, да. Тарафиэль стал снимать заляпанную кровью верхнюю одежду, потом аккуратно пристроил на выступ каменной стенки пояс с мечом и сдернул нижнюю рубаху. Сняв с пояса мешочек, он достал баночку с притираниями, чтобы обработать рану.
Инновиндиль тоже стала стягивать грязную одежду.
— Один тебя все-таки задел, — заметила она, рассматривая длинный порез на плече товарища.
— Да нет, оцарапался веткой, наверное, — ответил эльф и поморщился, накладывая мазь. — Когда Заря ринулся вниз.
Закрыв баночку, он отложил ее в сторону и стал расправлять постель, опустившись на колени.
— Не глубоко? — уточнила Инновиндиль.
— Да нет, — ответил Тарафиэль и смолк.
Обернувшись к нему, Инновиндиль увидела, что он так и повалился на одеяло, не вставая с колен.
— Что, так сильно устал? — усмехнулась она. Молчание.
— Тарафиэль! — окликнула она, слегка озадаченная: он не отвечал и лежал без движения. — Эй, что с тобой? — спросила она, наклоняясь над ним.
Странный слабый шорох за стеной заставил ее поднять голову. Она заметила небольшое отверстие между камней, а в нем маленький самострел.
Тихий щелчок, и небольшая стрела полетела в сторону Инновиндиль. Не успев уклониться, поскольку расстояние было слишком мало, она инстинктивно заслонилась рукой, но было уже поздно: наконечник стрелы вонзился над ключицей.
Девушка отшатнулась и увидела, как сильно трясется вытянутая вперед рука. Яд дроу распространялся по венам, тело немело, мысли путались.
Инновиндиль вдруг осознала, что сидит, хотя не помнила, как садилась.
Потом она оказалась на спине и увидела над собой потолок. Она попыталась позвать кого-нибудь, но губы не слушались. Попыталась повернуть голову и посмотреть, что с возлюбленным, но не смогла.
За стеной дроу обменялись злорадными усмешками и поспешили наружу. Выскочив из туннеля, они бросились вокруг холма к входу в пещеру. Окружив себя сферами мрака и опустив еще одну на обоих скакунов, которые испуганно заржали и стали нервно приплясывать на месте, они проскочили мимо них внутрь.
Инновиндиль и Тарафиэль так и лежали в прежних позах — она на спине, а он свернувшись калачиком.
— Прекрасная, обнаженная и… совсем беззащитная, — бросил Ад'нон, с вожделением глядя на Инновиндиль.
Плотоядно ухмыльнувшись, он провел пальцами по голому плечу эльфийки. Та чуть заметно вздрогнула — видимо, хотела увернуться, но тело не слушалось.
Ад'нон хмыкнул, Донния, с интересом наблюдавшая за ним, — тоже.
— Н-да, прекрасная, обнаженная и беспомощная, — повторил Ад'нон, оглядываясь на спутницу. — Именно такие девочки мне нравятся.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
МУЖЕСТВО И ТРУСОСТЬ
Когда эльфы так неожиданно появились там, у реки, и помогли мне, я был в смятении. Я знал, что они где-то неподалеку, но столкнуться с ними вот так, нос к носу, был не готов. Эта встреча всколыхнула в душе воспоминания, которые мне хотелось бы спрятать как можно глубже.
У меня из головы не шла та пещера, где я вынужден был убить их подругу, бедняжку Эллифейн.
После схватки у реки нам действительно лучше было разойтись в разные стороны, поэтому я и не стал придумывать предлог, чтобы уйти.
Но в глубине души я-то знал правду. Я сбежал от них, потому что боялся. Храбрость в бою и смелость в отношениях — две совершенно различные вещи, и избыток одной отнюдь не предполагает наличие другой.
Я не боюсь врагов. Но я боюсь друзей. Это какой-то странный надрыв души, и я всю жизнь живу с ним. Могу, не дрогнув, сразиться с гигантам, демоном, драконом, с кем угодно, но у меня годы ушли на то, чтобы сознаться самому себе в чувствах к Кэтти-бри и признать, что это лучшее из всего, что произошло со мной в жизни,
Вот и теперь я могу сломя голову ринуться в орков, но перед Тарафиэлем и Инновиндиль чувствую себя беззащитным и беспомощным, как будто стал ребенком, который в Мензоберранзане прятался от своей матери и злобных сестер. Естественно, меня и мысли не было, что эти двое желают мне зла: если бы они хотели моей смерти, им незачем было бы ввязываться в бой. Эльфы знали, кто я таков, и искренне мне помогали.
Но они же не знали о моем столкновении с бедняжкой Эллифейн.
Я должен был им признаться во всем. Надо было сказать, что мне очень больно, что я скорблю вместе, с ними, и смиренно просить их молиться о душе девушки. Тарафиэль ведь знает меня, я должен был открыться, довериться. Тогда, в Лунном Лесу, он без лишних вопросов дал мне великолепного коня, не сомневаясь, что я не принимал участия в той резне, когда дроу из Подземья истребили весь род Эллифейн. Он бы и сейчас понял, что мне ничего другое не оставалось, что у меня самого сердце разрывается от сострадания к несчастной девушке.
К тому же Тарафиэль имеет право знать о судьбе своего друга. И он, и Инновиндиль заслуживают того, чтобы сказать им правду. Может, тогда мы вместе смогли бы понять, как и почему случилась эта беда.
Но я не смог открыться. По крайней мере, не там. Меня охватила паника, чего, кажется, никогда раньше со мной не случалось. Я думал лишь о том, как бы поскорее скрыться от них, тех, кто помог мне, и друзей погибшей Эллифейн.
И я сбежал.
Когда у меня в руках мечи, я Дзирт Бесстрашный, которому нипочем любая битва. Я тот, кто бесстрашно проник в логово вербигов вместе с Вульфгаром и Гвенвивар, отлично зная, что силы неравны.
Я тот, кто десять лет провел в одиночку в Подземье и был скорее готов смириться с судьбой и погибнуть, чем предать принципы, которые я считал основой и смыслом своего существования.
Но я и Дзирт Малодушный, который столько лет боялся открыть сердце Кэтти-бри. Тот, кто сбежал от Тарафиэля, потому что не решился рассказать правду. Тот, кто после падения Низин не вернулся в Мифрил Халл, чтобы со всей определенностью узнать о судьбе своих друзей, а продолжает до сегодняшнего дня цепляться за призрачную надежду, что кто-нибудь из них выжил в той бойне. Может, Реджис с помощью гипнотической подвески ушел туда, где опасность ему больше не угрожает? А Вульфгара охватила такая ярость, что он, потеряв власть над собой, превратился вновь в бунтующего пленника Эррту и расшвырял всех орков. Те наверняка не смогли к нему даже подступиться и побоялись его преследовать. А с ним, быть может, спаслась и Кэтти-бри.
Я понимаю, конечно, что это лишь фантазии. Я слышал разговоры орков, у меня нет оснований тешить себя пустыми надеждами.
Просто удивительно, сколько всего я загоняю внутрь себя, безжалостно рубя клинками. Удивительно, что, не боясь смерти от руки врага, я дрожу от мысли, что придется сказать Тарафиэлю о гибели Эллифейн.
Но, тем не менее, обязан сделать это, поскольку сознаю, что это единственно правильный выход.
В этом у меня нет сомнений.
В делах личных мужество никогда не одолеет трусость, пока не будешь честен сам с собой.
Я нашел предлог, чтобы сбежать в тот день и уклониться от расспросов. Но все же это была ложь. Просто я боюсь снова привязаться к кому-то, боюсь дружить.
И я это знаю.