Разбойник - Сальваторе Роберт Энтони. Страница 6

Последняя страница. В сущности, даже половина, поскольку она была заполнена не до конца. Полстраницы огромного тома, и еще две, оставленные чистыми в самом начале, чтобы переписчик мог предварить свой труд обращением к читателям. Вплоть до этого момента Динард работал без остановок, предвкушая финал, в надежде, что это утро станет последним в бесконечном процессе копирования книги.

Но теперь его охватили сомнения. Впервые, после того как он с головой ушел в работу, во время которой значительно расширил границы своего кругозора и приобрел массу знаний, монах из Хонсе вынужден был признаться самому себе, что окончание копирования книги означает и конец его пребывания в монастыре Облачный Путь.

Долгие месяцы Динард провел среди замысловатых завитков, присущих письменности Джеста Ту, следя за изящно изогнутыми росчерками пера, за рядами символов, погружавших его в глубокие размышления так же непреодолимо, как и монотонное пение молитв. Напряжение, вызванное желанием как можно точнее скопировать записи, вызывало у него состояние, близкое к медитации. Долгие месяцы эта работа была его единственной целью и смыслом жизни; важность такого труда невозможно переоценить. Он привезет эту книгу на север, и она сможет изменить устои церкви Святого Абеля.

Но сейчас Динарда тревожили совсем другие мысли. Теперь, когда его труд подошел к концу, монах задумался о предстоящей дороге через пустыни к скалистому побережью, а потом морем, до границ Хонсе. Он прекрасно сознавал все опасности этого путешествия – грабители и мошенники, войны между соседними племенами Бехрена, змеи, дикие кошки и другие хищники, да и путь по морю представлял немалую угрозу. Даже если он благополучно доберется до владений Этельберта, дорога в глубь страны до Прайда может таить смертельный риск для беспечных путников.

Динард снова посмотрел на книгу. Неужели он проделал все это, разобрал таинственные хитросплетения чуждой для него письменности, скопировал многостраничный труд только ради того, чтобы разноцветные чернила расплылись под проливными дождями? Или ради того, чтобы какой-то невежа подтирал мягкими страницами свою задницу?

Дыхание Динарда внезапно участилось. Он прикрыл глаза и приказал себе успокоиться. В состоянии сильнейшего нервного напряжения монах выбежал из комнаты, пересек коридор и устремился на террасу. В этот день ветер дул сильнее обычного, по небу неслись тяжелые темные облака. Лишь немногие из Джеста Ту оставались снаружи, бельевые веревки опустели, а многочисленные цветочные горшки были убраны в жилища.

С трясущимися от страха руками и ногами Динард все же добрел до дальнего края террасы и вцепился пальцами в перила рядом с началом тысячефутового спуска в долину. Костяшки его пальцев побелели, Динарда охватил гнев на самого себя за слабость – не перед лицом опасности, а в преддверии триумфа.

– Я самый настоящий дурак, – пробормотал он налетевшему ветру.

Он хотел было посмеяться над собой, но в ту же минуту осознал человеческую природу своих переживаний. Динард припомнил один из дней своего детства в Чаде, маленькой деревушке, затерявшейся в лесах на окраине Прайда. Отец, мать, две сестренки и сам юный Бран Динард отправились тогда по лесной тропинке в своеобразное паломничество – посмотреть на новый храм, сооруженный недавно возникшей церковью, распространившей свое влияние уже по всей стране и постепенно вытеснявшей самхаизм.

Отец Брана никогда не придерживался самхаистской веры, более того, он затаил против нее гнев, непонятный маленькому Брану. Много лет спустя, на похоронах отца, он узнал, что у того был брат-близнец, которого по требованиям самхаистских жрецов принесли в жертву; они всегда убивали одного из близнецов, считая, что второй младенец предназначен богам.

В тот далекий день всем им казалось, что они не одни в лесу. Таинственные звуки в стороне от тропы и тени среди деревьев наводили на мысли о грабителях, а то и о ком-нибудь похуже. Путники поторапливались, дым из городских труб уже был виден над верхушками деревьев. Бран первым заметил признаки опасности – в лесном полумраке мелькнуло что-то красное, и на его крик «Поври!» отец подхватил на руки младшую сестренку, мать схватила за руку вторую девочку, и все припустили бегом. Кровожадные карлики в красных беретах охотились не за золотом или серебром, да у родных Брана все равно не было ни гроша. Поври жаждали только человеческой крови, в которую окунали свои шапки.

Динард так и не узнал, были ли тогда в лесу поври, или он увидел красноголовую птицу, а может, и ярко-рыжую дикую свинью. Однако он хорошо запомнил свои чувства. Ему едва исполнилось десять лет, но мальчик с сознанием долга занял место в арьергарде с отцовским копьем в руках, и даже немного отстал, чтобы в случае стычки защитить своих родных. Динард отчетливо помнил, что в тот момент ему не было страшно. Безусловно, при появлении поври он испытал ужас, но, убегая вслед за отцом, матерью и сестрами, он чувствовал странный душевный подъем, шум крови в ушах и непоколебимую уверенность, что кровожадным карликам не удастся окунуть береты в его кровь.

Так продолжалось до того самого момента, когда его семейство благополучно добралось до деревянных ворот Прайда, оказавшихся всего в пятидесяти футах. Вот тогда к Брану вернулся страх, да еще такой сильный, какого ему никогда не приходилось испытывать. Он даже не мог вспомнить, когда и где бросил копье отца.

К тому времени, когда он прошел через городские ворота, его щеки повлажнели от слез, и мальчик стыдливо прятался за спины близких от взглядов горожан, подошедших узнать, что произошло. Бран весь дрожал, всхлипывал от страха и чувствовал себя последним неудачником.

Двое прохожих громко рассмеялись – возможно, и не над ним, но подросток не мог думать иначе. Но вот отец крепко сжал плечо сына, второй рукой взъерошил его волосы и вслух поблагодарил за проявленные мужество и храбрость.

Бран не поверил отцу, он все еще ощущал себя трусом. Но тут подошел мужчина, одетый в просторную коричневую рясу, и обнял его, а потом отстранил мальчика на расстояние вытянутой руки и отдал честь. Так Бран Динард впервые встретился с отцом Жераком из прайдского монастыря.

– Разве не удивительно, что в самом конце бегства, когда цель уже видна, наши страхи выплывают наружу? – спросил отец Жерак, и его слова снова прозвучали в ушах Динарда на террасе Облачного Пути.

Монах отступил от края и повернулся навстречу неистовым порывам ветра. Он расставил ноги на ширину плеч, поднял руки перед собой, сплел пальцы и поднял над головой. Бран сосредоточился на энергетическом канале Чи, как учили его Джеста Ту, и продлил его через ноги к каменным плитам террасы. Потом застыл, словно врос корнями в землю или слился в одно целое со скалой. Его внутренняя сила отрицала ветер, и хотя одежда на нем хлопала и надувалась, брат Динард оставался неподвижным.

На этом месте и в этот момент он снова обрел присутствие духа. Спустя несколько минут он вернулся в свое жилище к незавершенной работе, и прежде чем последние лучи солнца покинули западное окошко, он закрыл обе книги.

Работа закончена.

Сен Ви неохотно расслабила пальцы, сжимавшие алмазный напильник, чудесный инструмент, один из трех во всем мире, и отложила его в сторону.

Продолжать работу больше не было смысла; грани треугольного кончика меча были ровными и гладкими, никакие усилия не могут сделать их более совершенными.

Острие меча закончено. Ножны закончены. Последнее нагревание металла выполнено, лезвие надежно закреплено на рукояти. Рано утром Сен Ви доделала собственный знак на лезвии, состоящий из плавных, но смелых линий цветочной гирлянды, идущей по всей длине меча. Эти символы точно соответствовали традиционным рисункам Хоу-Лей, боевых техник Джеста Ту. Этот меч нельзя было спутать ни с каким другим, поскольку в мире не существовало ничего подобного. Многослойный металл давал уверенность в том, что со временем, по мере стачивания тонких крайних слоев стали, меч будет становиться все острее.