Стрельба в невидимку (Десерт для серийного убийцы) - Самаров Сергей Васильевич. Страница 22

А чтобы самой жить...

Интересно. А Гоша Осоченко рисовал мне совсем другую картину. Если я правильно понял, то она убитого, по словам Гоши, сильно любила. Или это только фраза в разговоре, своего рода повод, чтобы я сразу не отказался от безнадежного дела?

— Но само желание убить по закону ненаказуемо, — сказал Лоскутков. — А вы все же решили, что убили. Почему?

— Потому что в себя пришла с пистолетом в руке.

— А если этот пистолет вам кто-то в руку вложил?

— Кому это надо?

— Откуда у вас этот пистолет?

— Валентин у кого-то купил. Я не знаю, у кого. Меня уже спрашивали об этом на первом допросе.

— А при каких обстоятельствах вы его впервые увидели? Валентин сам показал?, — Да.

— И что он сказал при этом?

— Я спросила, зачем ему пистолет. Он ответил, как всегда, что это — не мое дело.

— Где пистолет хранился?

— В ящике письменного стола.

— Вы имели к нему свободный доступ?

— Конечно. Стол никогда не закрывался.

От кого закрывать, если мы только вдвоем жили?

— Но часто брали в руки? Просто из женского любопытства. Рассматривали?

— Ни разу. Терпеть не могу оружия...

Мне внезапно пришла в голову мысль.

Я коротко глянул на Лоскуткова, и он замер.

— Вы раньше когда-нибудь стреляли из пистолета?

— Нет.

— У меня к вам, Александра, просьба, — я достал свой пистолет и протянул ей. — Выстрелите, пожалуйста, вот в эту стену.

Лоскутков встал, но ничего не сказал, только замер в позе готовой к прыжку кошки.

Я, честно говоря, тоже был готов к действию.

Как-никак, а пистолет был с боевыми патронами.

Санька удивленно посмотрела на меня, потом на Лоскуткова и неуверенно взяла в руки оружие. А ладонь у нее — совсем детская.

— Стреляйте, — сказал я подбадривающе, а сам внимательно смотрел за ее тонкими пальцами.

Она подняла пистолет на уровень лица.

Руку вложила в руку, как профессиональный американский киноактер — фильмов все насмотрелись. И, тужась, нажала на спусковой крючок.

Выстрела, естественно, не последовало.

А она все тужилась и тужилась, все давила и давила...

— Спасибо, — сказал я, забирая пистолет. — Достаточно. Это и требовалось доказать. Скажите, Александра, вы знаете, что это такое? — показал я на предохранитель.

Она отрицательно покачала головой.

Лоскутков посмотрел на меня почти со злорадной улыбкой. Сам он не рискнул бы пойти на подобный эксперимент. Я попросил его:

— Будь другом, позвони в райотдел, пусть лысый Кудрявцев подсуетится и выяснит у дежурных, которые Александру принимали, был ли пистолет поставлен на предохранитель?

Лоскутков вышел в смежный кабинет и дал указание своему помощнику Володе. Аппараты в кабинетах были параллельные, и слышно было, как Володя несколько раз набирал номер. Очевидно, Кудрявцев оказался еще и любителем телефонной болтовни. Мы тем временем продолжили допрос, и я, взглядом попросив у мента согласия, попробовал взять инициативу в свои руки. Пора было совместить сказанное Гошей Осоченко с рассказом самой подозреваемой.

— Я не уверен, что вы, ни разу до этого не имея дело с пистолетом, сумели застрелить мужа. Но постарайтесь в этом убедить его, — я кивнул в сторону майора. — А мы пока перейдем к дальнейшему разговору. Теперь расскажите мне, чем занимался ваш муж?

— Он был программистом.

— Он где-то работал?

— Нет, выполнял заказы дома.

— Вы знаете, что это были за заказы?

— Программы делал.

— А кто были его заказчики?

— Разные. Много. В основном от Осоченко приходили. Валентин с ним дружил.

Интересно. А Осоченко говорит, что только нескольких клиентов Чанышеву “подогнал”. Насколько я понимаю, “несколько клиентов” и “в основном” — это совершенно разные вещи.

— А кроме этого, чем еще Валентин занимался?

— Он все время в Интернете сидел. Мне даже подруги жаловались, что нам дозвониться невозможно. Телефон постоянно занят.

Самому ему обычно по сотовому звонили.

А мне он номер сотового никому давать не разрешал.

Она снова вздохнула и, заметил я, непроизвольно сжала маленькие кулачки до побеления. Очевидно, последний мой вопрос вызвал из ее памяти какую-то сцену с очередным унижением.

— А кто были его последние заказчики?

— Я не знаю их имен. Какой-то солидный мужчина часто приходил. Они вместе в Интернет выходили.

— О самом заказе Валентин ничего вам не рассказывал? Это тоже была программа? Тогда каким образом она может быть связана с Интернетом?

— Нет. Когда он программу делает, он про Интернет забывает. А в этот раз именно в Интернете работали. Какие-то данные, наверное, искали.

— Хорошенько вспомните. Какую-то случайную фразу, слово... О чем они говорили?

— Они закрывались в комнате. Я не слышала... — она несколько секунд помялась, формулируя фразу помягче. — Я не в таком состоянии была, чтобы слышать...

— Понятно.

Я не рискнул углубляться в тему наркотиков, чтобы не спугнуть начавший налаживаться контакт. И правильно сделал. Саня вдруг встрепенулась:

— Вспомнила. С Осоченко они на кухне недавно беседовали, и я краем уха услышала, как Валентин сказал, что, по идее, если постараться, можно через Интернет даже президентом своего кандидата выбрать. И вообще, он сказал, все результаты выборов — это только работа нескольких грамотных хакеров.

— Еще один вопрос. Накануне убийства — если вы только помните — Валентин компьютер не ремонтировал?

— Он опять в Интернете работал. А что было потом, я не помню... Он мне уже укол поставил.

— Он? — переспросил я.

— Да. Он всегда мне сам ставил.

Лоскутков выполнял при частном сыщике роль секретаря, торопливо записывая вопросы и ответы. Это всегда приятно, когда не ты работаешь на ментов, а городская уголовка пашет на частное детективное агентство.

— Может быть, на сегодня прекратим допрос? — спросил я. — Вижу, вы устали...

— Нет, подожди... — хотел не согласиться майор, но перехватил мой взгляд и смолк.

Я тоже при необходимости могу смотреть не менее жестко, чем мент.

Саня просто кивнула. Ей было все равно.

Подписали протокол, вызвали страшилу-прапорщика.