Операция “Зомби” - Самаров Сергей Васильевич. Страница 11

Я наклонился и поднял с земли камень. «Время бросать камни...» Бросил во двор и стал наблюдать. Нет, не видно собак. Днем они вполне могли бы оставить звук без внимания. Слишком много днем посторонних звуков. Ночью же сторожевые собаки такого себе не позволяют. Значит, они в доме, если они есть вообще. Это может несколько осложнить ситуацию. Но арбалет и в доме стреляет так же бесшумно, как на улице. С той только разницей, что в доме дистанция стрельбы будет короче, а времени на прицел, соответственно, меньше. Следовательно, надо обострить внимание.

Двор пуст. Я совсем уже хотел было шагнуть вперед и перемахнуть решетку, когда посмотрел на окна и отступил назад. За одним из стекол мансарды отчетливо просматривался небольшой зеленый ободок. Вот так-так... Охрана не спит, охрана работает. А я чуть не подставился. Зеленый ободок бывает у бинокля со встроенным прибором ночного видения и у ночного прицела оптической винтовки.

Интересно, это ждут меня именно сейчас или просто постоянно просматривают территорию? На всякий случай... Юрок бы сказал, что после двух неудачных покушений логично предположить вероятность повышенного внимания. Мы не могли так засветиться, чтобы нас непременно сегодня ждали. Не проводили мы больших подготовительных мероприятий, которые при малейшей неосторожности оставляют следы.

Когда я бросал камень, зеленого ободка не было. Я обязательно заметил бы его. Должно быть, шум от падения камня привлек внимание. Может быть, охранник сидел рядом с собакой, собака услышала звук и зарычала, насторожилась. Потому охранник и взял бинокль в руки.

В любом случае не отменять же намеченное мероприятие из-за какого-то бинокля. Мы и шли сюда, готовые к встрече не особенно доброжелательной. Особенно я... Здесь так встречают любого постороннего, не только нас.

Но атака с фасада отпадает.

Страшного в этом лично я не вижу. Значит, зайдем с другого конца.

Будь что будет, но мне обязательно надо идти сегодня вместе с Юрком.

Обязательно!

3

Постоянно короткие гудки. Дозвониться удалось только с третьего раза.

– Генерал Легкоступов. Мне машину. Домой еду.

В трубке продолжительная пауза.

– Извините, товарищ генерал, – вяло и невнятно, словно одновременно прожевывал что-то, ответил дежурный по гаражу. – Ни одной свободной не осталось. Подождите немного. Как только что-то появится, я пришлю.

В боксе это называется «удар ниже пояса»...

Раньше такое было бы невозможным. Еще вчера и даже сегодня утром такое было бы невозможным! Сидит там какой-то полуграмотный прапорщик, разгадывает популярные ныне сканворды и решает, кому дать машину, кому нет? Это называется порядок нынешних времен? И ему, генералу, прапорщик машину не дает, потому что он уже почти генерал вчерашнего дня. Хотя, откровенно говоря, сам прапорщик на такое не способен. Не решился бы. Значит, было ему указание сверху. Вопрос только в том – от кого это указание исходило.

Минуту подумав, Геннадий Рудольфович начал подозревать, что чей-то умысел осторожно и неназойливо подталкивает его в руки людям, имеющим в нем заинтересованность. Создает недовольство состоянием отношений с Конторой, поглотившей, словно прожорливое чудовище, всю его предыдущую жизнь, все таланты, помыслы, стремления, с Конторой, сделавшей из него – человека! – только шестеренку равнодушной государственной машины. Недовольство легко перерастает в обиду, а обида часто требует если не мести, то необходимости доказать, что рано его списывать со счетов. Достаточно грубо работают, но верно. На человека, хуже знающего «кухню заговора», это подействовало бы. Подействовало бы на современного сотрудника. Но он-то прошел школу КГБ, он сам умел в совершенстве планировать и организовывать подобные мероприятия.

Ждать генерал не стал, решив пройтись по вечернему городу пешком. К тому же после раздумий ему захотелось проконтролировать возможные «хвосты». Из машины при нынешнем интенсивном движении на улицах Москвы это трудно.

Геннадий Рудольфович так давно уже видел Москву только сквозь тонированное стекло машины, что неожиданно для самого себя удивился той жизни, которой жила вечерняя столица. В годы его молодости город был совсем иным. Да и не только в молодости, и в последующие годы, когда еще, в соответствии с количеством и внешним видом звездочек на погонах, пешком приходилось ходить чаще, чем пользоваться служебным транспортом, все выглядело иначе. И не только люди, сам город выглядел иначе. Не был таким броским, манящим бурливой жизнью. Москва перестроилась стараниями тех же финансово-промышленных групп. На их деньги, известным образом сконцентрированные в ограниченном количестве загребущих беззастенчивых рук. Сейчас эти деньги делают новые деньги, трудятся в прогрессии и в прогрессии же растут. Зачем? Чтобы составить следующую прогрессию? Привыкший больше думать о работе, чем о деньгах, Геннадий Рудольфович откровенно этого не понимал.

К удивлению, «хвоста» генерал за собой не обнаружил. Он специально пошел кружным путем, проехал две остановки в троллейбусе, потом вернулся на два квартала назад пешком – «хвоста» не было, и он даже почувствовал от этого неудовлетворение.

На глаза попался магазинчик, торгующий подключенными сотовыми телефонами. Эти магазинчики сейчас чуть не на каждом углу расположены. И работают многие круглосуточно. Еще раз оглянувшись, уже насмешливо-демонстративно, Геннадий Рудольфович вошел и приобрел себе новый «сотовик». Даже не зная еще, для чего это делает, – просто что-то толкнуло на такой поступок. Может быть, подозрения, что домашний телефон так же ненадежен, как служебный.

– А кому звонить? – спросил он себя вслух, выйдя на улицу, и поймал удивленный взгляд проходящего мимо очкастого паренька. Разговаривающий сам с собой прохожий всегда вызывает не только удивление, но и настороженность. – Абсолютно неизвестно, на кого можно положиться, кроме самого себя...

Последние слова он уже произнес себе под нос, горько кивая им в такт головой. Никогда не имея привычки произносить мысли вслух, сейчас генерал умышленно ломал сложившийся стереотип поведения. Это понравилось и даже заставило едва заметно улыбнуться. Но так он более отчетливо осознавал, что вступает в новую жизнь, где былым стереотипам, возможно, места не найдется.

И только после этого он пошел домой напрямую. Уже не оборачиваясь и не вычисляя «хвост». Устал...

Дома еще ничего не знали о предстоящей пенсионной жизни главы семейства, и он усердно старался вести себя так, как ведет обычно. А обычно он был поглощен делами, которые из головы не выходили ни на минуту, и потому ему легко было скрыть некоторую собственную растерянность. «Сильную растерянность!» – уточнил он мысленно.

Геннадий Рудольфович никак не мог решиться обратиться к младшей дочери. Именно к ней приезжал тот человек, который установил «жучки» и в квартире, и на даче. Конечно, для влюбчивой девочки вся эта история казалась трагедией, утратой иллюзий. Трагедией она казалась и самому Геннадию Рудольфовичу. Когда дело касалось собственной повседневной работы, его меньше всего интересовала судьба семей тех, кто противостоял ему даже случайно. Но когда дело коснулось его семьи, он понял, насколько это бывает больно.

Если быть абсолютно дотошным, спросить дочь следовало бы. Хотя она и не могла сказать ничего нового. Но какую-то деталь, какую-то интонацию уловить было бы можно. И все же Геннадий Рудольфович не решился. Свою семью, своих родных хотелось беречь. И ведь именно им откровенно угрожал сегодня Решетов. Кто знает, какие неприятности ждут жену и девочек впереди. Стоит их поберечь...

После ужина он закрылся в кабинете, сел за письменный стол, опять положив на столешницу ладони, и закрыл глаза. Он не знал, что предпринять. Он не знал, к кому обратиться, чтобы не подставить себя и – главное! – семью. Надежды не было даже на директора.

И вдруг вспомнил!

Открыл ящик стола и долго рылся среди вороха многолетней давности бумаг, которыми пользовался редко или никогда не пользовался. Давно собирался провести в ящике чистку и основательную ревизию, но руки не доходили.