Время теней (Правила абордажа) - Самаров Сергей Васильевич. Страница 16

Артем при неясном свете фонарей присмотрелся на всякий случай — нет, зеленых «четверок» в банке нет.

И только когда машина оказалась уже почти напротив райотдела, он увидел, что номера с автомобиля сняты. И понял — не догадался, а внутренне ощутил, тем отработанным многократно чувством, что не поддается анализу и характеристике, — кто-то приехал по его душу. Медленно опускалось стекло в задней дверце. Артем делал вид, что смотрит в сторону, но видел все прекрасно. Видел, как высовываются длинные стволы охотничьего ружья, просчитал время прицеливания и прыгнул за ствол дерева почти одновременно с выстрелом. Сам он, к сожалению, был уже безоружным — пистолет Яны опер оставил у себя, и потому сразу же отпрыгнул в другую сторону.

И опять вовремя, потому что второй выстрел сорвал кору со старого татарского клена. Но те люди, в машине, вероятно, не знали, что он безоружен, и, резко прибавив скорость, автомобиль скрылся за ближайшим углом.

Из райотдела, как ни странно, никто на выстрелы не выбежал. И Артему пришлось самому вернуться к дежурному капитану. Тот болтал с кем-то по телефону и встретил вошедшего неприязненным взглядом.

— Что там за шум? — спросил капитан, прикрыв трубку ладонью.

— Стреляли... — невозмутимо ответил Артем фразой из всем известного фильма. И добавил уже серьезно:

— В меня стреляли. Из машины. Два выстрела из охотничьего ружья. Картечью, похоже. Или крупной дробью. Первый в вашу стену — угол разворотили, второй в дерево. Дерево больше жалко.

— Мать их... — Капитан бросил трубку и выскочил из своей стеклянной клетки. Косолапя, как пьяный клоун, пробежал мимо Тарханова, и уже через минуту его громкие матюки раздавались с улицы.

Больше всего, как понял Тарханов по отрывкам восклицаний из-за двери, того волновал развороченный угол здания.

Дежурный уже включил радиосвязь с патрульными машинами.

— Внимание! Всем внимание! Неизвестные преступники только что произвели два выстрела в человека, стоящего рядом с центральным райотделом.

Стреляли из автомобиля «Жигули» четвертой модели темно-зеленого цвета. Автомобиль без номерных знаков. От райотдела автомобиль свернул налево по улице Труда. Прошу принять меры к перехвату преступников. По предварительным данным, они вооружены охотничьим ружьем. Внимание! Прошу принять меры к перехвату!

— Чеченцев, кстати, проверить надо. Нет ли у них такой машины?

Тарханов обернулся на звук голоса. За спиной стоял опер, с которым они так долго и нудно сегодня беседовали. Опер все слышал.

— Лица случайно не видели? — Вопрос или идиота, или спящего на боевом посту мечтателя.

Тарханов даже не нашел нужным ответить на такую глупость. Но снова пришлось задержаться в райотделе. Составляли еще один нудный протокол. И уже хотелось спать, что Артем умышленно демонстрировал, беспрестанно зевая.

Только к четырем закончили выяснять отношения. Банковская машина ждала сразу у въезда во внутренний двор райотдела. Тарханов плюхнулся на сиденье рядом с водителем. На заднем подремывал Валера.

— Ну, братва, дела... — сказал Тарханов. — Хотел еще к вам заехать, но силы уже на исходе. Везите домой. Отсыпаться буду.

— А что случилось?

— Много чего случилось. Убили дочь Юрия Львовича. Убили водителя Юрия Львовича. Недавно стреляли в меня. Может, хоть под вашей охраной до дома доберусь нормально, а то на ментов надежды мало.

— Счас доставим... — сказал водитель и спросил :

— А кто теперь вместо Толика будет?

Тарханов не ответил. Это, во-первых, решает не он, а сам управляющий, а во-вторых, человеческое паскудство границ не имеет, и ему не хотелось даже разговаривать с человеком, который в такой момент озабочен мыслями о возможных перестановках в банковском гараже, о своих перспективах и претензиях, о желании пересесть с «уазика» на «Мерседес» и даже не скрывает этого.

На улице Кирова, недалеко от злополучного антикварного магазина, брел по улице тот старик-ветеран, что спрашивал у Артема сигарету.

— Валера, дай взаймы пару сигарет.

Валера протянул пачку.

— Останови.

Он вышел и угостил обрадованного ветерана.

Предложил подбросить до дома, но тот отказался.

Небо висело низко, давило на голову. Снег шел сырой и липкий, совсем уже ненужный в весну снег.

Целые сугробы ложились на ветви деревьев в окрестных богатых и обширных садах.

Маленький отряд свернул с мокрого асфальта в сады пару часов назад, еще в четыре ночи. И вынужден был оставить за собой тропу на снегу. Шли они, конечно, как волки — след в след. Сколько человек прошествовало — не определишь, если ты не ясновидящий. А уже теперь, в шесть утра, в самое подходящее время для начала охоты, никто и не подумает, что группа людей обошла селение сбоку и пристроилась на господствующей высотке. Тропу завалило настолько, что на нее уже никто внимания не обратит.

Слава удобно пристроился на груде серых камней. Снег с камней он сбросил трехпалой солдатской рукавицей и теперь, издали сам схожий с обыкновенным сугробом, наваленным на камни, просматривал нужные дворы в селении в прибор ночного видения.

Приближалось время "ч". И по мере приближения этого условного времени нарастало нетерпение, пальцы начинали перебегать по холодному облегченному прикладу «винтореза» более жестко, цепко, словно стараясь срастись с ним в единое целое.

Волнение, присущее тем, кто впервые сидит в засаде, Слава потерял давно, лет тридцать, пожалуй, назад. И все люди из его отряда — вместе с командиром шесть человек — такие же, как сам он, прожженные и в чем-то циничные вояки, к любым подобным событиям относились хладнокровно, обыденно. Они — профессиональные «псы войны», как зовутся на международном жаргоне наемники всех стран. Четверо русских — все бывшие офицеры спецназа разных ведомств, поляк Ежи — бывший спортсмен-марафонец и полицейский из Гданьска, что-то натворивший дома и прячущийся одновременно и от полиции, и от польской мафии, и румын Думитру — начавший военную карьеру в Приднестровье против русских, а теперь воюющий в русском отряде против албанских сепаратистов. Думитру воин по крови и воюет даже не ради денег, не за тех, кто больше платит. Он воюет из любви к войне.