Время теней (Правила абордажа) - Самаров Сергей Васильевич. Страница 25

Количество выписок в служебный блокнот увеличилось настолько, что полковник к утру начал путаться.

Генерал следил за этими выписками с раздражением. Вот, говорят, что сейчас не только служебные, уже и государственные тайны становятся достоянием гласности. И удивляются сдуру, откуда такое происходит? А как же им не стать таковыми, когда человек, в будущем ответственный за соблюдение этих тайн, без пяти минут начальник отдела, делает в простой блокнот выписки из совершенно секретных документов. Но опять ничего не сказал полковнику, чувствуя второстепенность своей роли предпенсионного ворчуна.

Телефонный звонок заставил Старикова встрепенуться. По спутниковому ему должны были звонить в это время только из одного места...

— Полковник Стариков. Слушаю!

Из другого города докладывали.

— Так... Так... Прекрасно... Прекрасно... Теперь будем ждать продолжения. Как считаете? Клюнул?

Не забудьте подстраховать, чтобы его в самом деле не арестовали... А то вся работа понапрасну... Хорошо...

Как появится результат, сообщите сразу. Я буду ждать...

Он устало положил трубку и посмотрел на генерала почти торжествующе.

— Как камень с горы катится... — сказал, чуть не хвастаясь. — Теперь уже не остановить.

— Комок грязи, а не камень, — ответил генерал. — Докладывай.

— Василий Афанасьевич утром посетил Тарханова. Сделал ему прямое предложение. Тот, как и предполагалось, резко отказался. Очень обижен на Службу и простить не может своего увольнения.

— Еще бы ему не быть резким. Тем более после такого вечера и после такой ночи.

Полковник пропустил фразу мимо ушей.

— Василию Афанасьевичу удалось оставить под столом на кухне пистолет «ПСС», из которого и производилась стрельба. Экспертиза покажет, что оружие то самое. После этого, по заданию Василия Афанасьевича, его человек в райотделе милиции обратил внимание кого положено на высоту выбоины в стене.

Там обсудили и пришли к выводу, что покушение было подстроено самим Тархановым, чтобы отвести от себя подозрения. А если человек отводит подозрения, значит, ему есть что скрывать. Как только Тарханов уехал на работу, сразу провели обыск на квартире. Пистолет нашли. Самого майора заблаговременно предупредили, и он скрылся. Теперь следует ждать, когда он самостоятельно заявится к Василию Афанасьевичу для получения инструкций. Тогда уже будем скрытно вывозить его в Москву.

— А если он поймет, откуда взялся пистолет?

— Понять он не сможет. Он может только предположить. Но Тарханов не тот человек, который будет действовать, не проверив факты. А их проверить он не в состоянии. Ведь подсунуть пистолет могли и сами менты во время обыска.

— Посмотрим, посмотрим, что сможет Тарханов проверить и чем это обернется. — Генерал, казалось, был даже расстроен, что пока операция проходит строго по плану, придуманному будущим начальником отдела.

Полковник Стариков заметил это и усмехнулся.

Рабочий день начался. Дежурный принес сводку, несколько раз заходили с бумагами на подпись. А они все продолжали ждать сообщения о дальнейшем ходе операции.

Генерал Позвонил в буфет и заказал завтрак на двоих, когда снизу, из отдела кадров, сообщили, что прибыли по запросу два офицера из частей.

— Пошли кого-нибудь из отдела встретить, — приказал генерал.

— Сам схожу, — коротко ответил Стариков. — Мне с этими людьми работать, я их должен знать.

Стариков вышел из-за стола и смешно дважды полуприсел, выставляя перед собой руки, — имитировал элемент зарядки. Выглядело это уродливо и забавно для генерала, который и в свои пожилые годы десяток раз свободно подтягивался на турнике, и, когда за полковником закрылась дверь кабинета, Владимир Андреевич не удержался и сказал вслух:

— Образованный, говнюк... Кандидат психологических, мать его, наук... Посмотрел бы я, как ты по чужим тылам со своей психологией поползал вместе с Тархановым. Тогда бы она в психопатию у тебя превратилась...

Он достал трубку и набил ее табаком. Раскурил со смаком, со злостью. В последнее время побаливала грудь в межреберье, дважды простреленная еще в молодые годы, в корейскую войну, когда генерал был простым офицером-спецназовцем, и он впрямую связывал эти боли с курением. Но курить тем не менее бросать не собирался.

Полковник вернулся минут через десять. Открыл дверь, заглянул и спросил, показывая при посторонних свое трепетное отношение к субординации:

— Разрешите, товарищ генерал?

— Заходите, — генерал ответил деловито, подыгрывая полковнику. Если наедине он и позволял себе резкие высказывания, то при посторонних авторитет будущего начальника отдела ронять не желал. Что ни представлял из себя сам полковник, службу старый вояка всегда ставил выше личных отношений.

Стариков вошел первым, за ним капитан и старший лейтенант, оба в десантной форме. Офицеры вытянулись по стойке «смирно», сделали по шагу вперед, готовые к докладу, но Владимир Андреевич махнул рукой:

— Ладно, ладно, ребята... Доложите потом полковнику... Проходите, садитесь.

Офицеры прошли, чувствуя себя в генеральском кабинете явно неуютно, чуть смущенно отодвинули стулья, сели. Полковник остался стоять у них за спиной, только отодвинул в сторону гору папок с личными делами спецназовцев.

— Как служится? — Генерал поинтересовался только для вежливости. Он вообще сейчас чувствовал себя чуть не свадебным генералом. Действительно, он эту операцию не разрабатывал, он ею не командует. Но об этом пока знать не следует никому со стороны.

Офицеры сразу не ответили, переглянулись.

— Тяжело служится, товарищ генерал, — наконец сказал капитан. — Зарплату не получаем. Мне вот командир, чтобы сюда отправить, у родственников занимал деньги. Сам и отдавать будет. Какая уж тут служба, когда только и думаешь, чем детей накормить.

— Да, это я знаю, — сказал генерал. — А у вас как? — спросил старшего лейтенанта.

— А я издалека. Только что из командировки. Две недели, как меня отозвали. Добираться оттуда долго.

С нашими местными условиями еще не слишком тесно соприкоснулся. Потому судить обоснованно не могу.