За нейтральной полосой - Самаров Сергей Васильевич. Страница 25

Майор идет. Ему даже кажется, что он видит путь впереди, хотя увидеть в полном мраке ничего невозможно. Даже сова ничего не видит в полном мраке – ей требуется хотя бы минимальный источник света. Но какое-то шестое чувство не дает Сохно споткнуться. Так, он начинает вскоре чувствовать, что стена под ощупывающей ее рукой становится слегка влажной. Правильно. Иначе и быть не может, раз впереди бьет ключ. Пористый камень впитывает влагу из воздуха. Через два шага стена пропадает – не удается ее нащупать, но нащупывается угол. Вторая рука ищет и находит второй угол. Только после этого, около минуты послушав тишину, Сохно светит фонарем вперед, ощупывает им грот, осматривает ключ и запоминает путь вдоль стены. Идти безопаснее опять на ощупь. И майор даже запоминает месторасположение небольшого ручейка, уходящего в трещину под стеной. Ему предстоит перешагнуть через ручеек. И он перешагивает, когда доходит до него. Безошибочно выверяет шаги и вслепую шагает через воду, не обмочив ноги. Еще восемь шагов, и входное отверстие коридора воспринимается рукой как зеленый сигнал светофора водителем.

Теперь совсем близко от места будущего действия. Два десятка шагов по кривому коридору, и будет выход. Здесь уже рискованно зажигать фонарь... И потому Сохно идет в темноте, ступая с повышенной осторожностью. Поворот, еще более крутой поворот, поворот в противоположную сторону – и виден свет, что ложится на стену, проникая в проход из рабочего помещения. Свет неровный, играет... Там, как предупредил Анатолий, в рабочее время горят три костра, необходимые для технологического процесса. Больше огня здесь не держат. Тоже вопрос экономии...

Последний шаг. Нога передвигается вперед и прощупывает опору. Твердо! Вторая подставляется к ней чуть сзади. Ноги осторожно пружинят. Устойчивое место...

Теперь просмотреть все, до мелочи... Прочувствовать...

– Стоп... Здесь ждем...

Полковник Согрин первым выходит к месту. Кордебалет идет на два коротких шага позади. Полковник не слышит его, но знает, что майор там. Чуткий микрофон улавливает легкое дыхание и переносит его в наушник. Согрин знает, что Кордебалет микрофон «подснежника» всегда держит на месте, в отличие от Сохно, который не любит, чтобы что-то мешало ему перед лицом, и, если не требуется вести переговоры, обычно поднимает его к уху.

Около выхода коридор расширяется, и светлое пространство заполняет то, что можно назвать тамбуром рабочего помещения. Можно не входить в этот тамбур, потому что и отсюда само рабочее помещение видно полностью. Разведчики не входят. Они останавливаются в глубине коридора, рассматривая происходящее впереди.

Рабочее помещение, как понятно даже при взгляде из коридора, вверху гораздо более просторное, нежели внизу, где от стены до стены расстояние в пятнадцать шагов. Из коридора не видно потолка. Но дым уходит туда через какую-то щель, вероятно, просачиваясь наружу. Именно потому работы ведутся только в темное время суток – так объяснили пленные бандиты в первой пещере. Впрочем, для пленных рабочих, бывших студентов-химиков, понятия дня и ночи не существует. Они давно не видят солнечного света. Но этот свет видят боевики и весьма, наверное, дорожат им, если не желают на день оставаться в этой пещере, просто закрывая пленников в отдельном гроте. Наверное, сам воздух здесь не тот, что располагает к отдыху. Ядом пропитан... Хотя рицин и не токсичен, само понятие близкого соседства с этой отравой не делает жизнь спокойнее.

Сейчас в рабочем помещении горят три костра. Над кострами частые металлические решетки. Около каждого костра «колдуют» по два человека. Еще пятеро в стороне, чем-то занимаются за импровизированным столом – попросту за большим плоским камнем. Стол этот прямо под тем выходом, откуда должен появиться Сохно. Но подъем к выходу достаточно крут – метра на три вверх. Сразу не забежишь, хотя можно при необходимости сразу спуститься.

– Отходим... – шепчет Согрин. – Быстро... Готовьсь!

Один из боевиков, посматривая по сторонам, направляется в сторону коридора. В руке держит автомат. За плечо переброшен мешок. Лямка врезалась в плечо – мешок тяжелый...

Спецназовцы отступают в темноту. Указательный палец Кордебалета ложится на спусковой крючок «винтореза», большой палец цепляется за предохранитель, чтобы щелчок предохранителя слился с выстрелом и не сумел никого предупредить об опасности. Приклад упирается в бицепс, но ствол еще не поднимается... Если боевик пойдет дальше, он обязательно включит фонарь, потому что дальше – темно. Тогда придется действовать, не дожидаясь момента, когда Сохно выйдет на свою позицию. В узком прямом коридоре некуда спрятаться, нет ни одного выступа, за которым можно прижаться к стене, нет ямки, в которую можно залечь, слившись с полом. Но боевик только снимает с плеча мешок и ставит его сразу за углом, рядом с тамбуром. Причем если раньше там не было видно других таких же мешков, то этот поставлен так, что можно предположить – мешок не единственный.

– Рапсодия, я Бандит... Как слышишь?

– Бандит, мы на месте. Ждем тебя...

– Я тоже на месте... Готовьтесь... Я жажду аплодисментов... Выхожу сразу. И попробую побеседовать в развлекательном жанре... Будете критиками...

– Страхуем...

Боевик, что приносил мешок, повернулся спиной. Два других боевика с автоматами в руках стоят чуть дальше. Ноги расставили широко, позы как у надсмотрщиков на плантации. Только длинного кнута-бича не хватает, чтобы заставлять рабов пошевеливаться. Четвертый – без автомата. Дает какие-то указания рабочим за каменным столом. Это даже и не указания, он просто отчитывает их, высказывая что-то резкое. А напоследок не сильно, но оскорбительно, тычком, бьет одного из пленников по затылку. Тот не оборачивается и не возражает – привык, должно быть, к подобному обращению. Боевик делает три коротких шага и точно так же бьет второго. Только посильнее. Пленник падает носом на свои руки. Тут же поднимает голову, но не оборачивается, чтобы не получить дополнительный удар. Судя по его плечам, руки парня начинают шевелиться быстрее, словно он получил ясную недвусмысленную команду.

Согрин шагает вперед на то же место, где стоял раньше. Кордебалет теперь выступает на одну линию с полковником и поднимает «винторез».

– Тот козел, что лапы распускает, – мой... – предупреждает Сохно, которому все прекрасно видно из черноты дыры в противоположной стене.

– Ты с ним тоже поаккуратнее, – отвечает полковник. – Это командир. С ним чуть позже будешь беседовать по душам.

– Тогда я его только предварительно подготовлю для этой беседы. Ну, я пошел!

– Вперед, Толя! С богом.

Согрину и Кордебалету хорошо видно, как Сохно выходит, выпрямившись во весь рост, на самый край и рассматривает рабочее помещение сверху, сам открытый взглядам и прицелам. Его не сразу замечают, и создавшееся положение, должно быть, кажется майору слегка оскорбительным. И потому Сохно чуть смущенно кашляет в кулак. Но кашляет так, чтобы его услышали.

Его слышат. Его замечают...

Наступившая тишина начинает звучать. Замирают все – и боевики, и их пленники. Но Кордебалет уже выбрал себе цель – одного из пары, что стоят с автоматами в позе надсмотрщиков. Выстрел звучит легким хлопком, и пуля ложится под основание черепа. Второй снимает с плеча ремень автомата. Он не прошел школу спецназа и не понимает, что автомат следует снимать с одновременным прыжком в сторону. Этот не прыгнул, растерялся... И Кордебалету хватило времени, чтобы чуть сдвинуть ствол в сторону. Вторая пуля ложится в затылок.

Тут же короткая очередь, данная Согриным, срезает боевика, который относил к выходу мешок. В живых остается только командир – любитель помахать кулаками. Он пытается вытащить из кобуры «стечкин», когда Сохно спрыгивает на площадку в двух метрах перед ним, а один из пленников, мешая боевику достать оружие, толкает его в спину – прямо на майора. Кулак Сохно бьет навстречу коротко и останавливает летящую вперед голову, когда тело еще продолжает движение. Командир словно пополам в спине переламывается и утыкается разбитой физиономией в колени бьющему.