«Портрет» Эль Греко - Самбук Ростислав Феодосьевич. Страница 16

— Извините, спешил с письмом и еще не успел узнать.

Роман Панасович недовольно постучал пальцами по столу, и старшего лейтенанта как ветром сдуло из

кабинета. Через несколько минут просунул голову в дверь.

— На Тополиной все спокойно, никто не приходил... — с грустью доложил он, словно был виноват в этом. — А талон не использован. Что прикажете?

— Оперативную машину в Желехов.

Владов кивнул, будто знал, что начальство даст именно такое распоряжение, и исчез за дверью.

...Якубовский рыхлил клубнику, когда возле его усадьбы остановилась машина. Оперся на мотыгу и смотрел, как идут к нему. Пальцы задрожали — выронил рукоятку, отступил на шаг и оглянулся, будто хотел убежать...

Козюренко подошел к нему, указал на беседку, где стояли стол и скамейка.

— Садитесь, Якубовский, — сказал властно, — так как дело к вам имеем неприятное, и придется подождать, пока придут понятые...

— Уже не привыкать к неприятностям, — ответил тот мрачно. — Люди и так начали чураться меня...

Козюренко разложил на столе бумаги, вынул авторучку. Сухо начал:

— Выходили вы в сад ночью с восемнадцатого на девятнадцатое мая? После одиннадцати часов? И ничего не закапывали в малине?

Якубовского вдруг начало трясти.

— Н-ничего... Я уже говорил... Н-ни-чего... Я не закапывал и н-ничего не делал...

— А где сейчас находится ваш брат?

— Какое это имеет значение? — почти закричал Якубовский. — Он сам по себе, я — сам по себе! Я не видел его уже год!..

— Как зовут вашего брата и где он живет?

Якубовский бессильно оперся на спинку скамейки, щеки у него обвисли.

— Якубовский Константин Николаевич, — чуть шевельнул губами. — Живет в Нововолынске, на улице Горького, тридцать четыре.

— За что и когда его привлекали к судебной ответственности?

— В шестьдесят пятом году за кражу. Отсидел свое и вернулся.

— И вы утверждаете, что не виделись с ним целый год?

— Да.

Козюренко спрятал протокол допроса в портфель.

Поинтересовался:

— Понятые прибыли? Тогда приступим к работе.

При современном уровне техники найти железо, зарытое даже на метр и глубже, очень просто — топор вытащили сразу. Топор с металлическим топорищем был очень острый, с рыжими пятнами ржавчины и крови.

Якубовский тупо смотрел на топор и молчал. В конце концов в его признании сейчас и не было особой необходимости — вещественное доказательство свидетельствовало само за себя. Владов ждал, что сейчас они поедут в Нововолынск — был уверен, что к преступлению причастен брат Якубовского. Но Козюренко решил вернуться во Львов.

Роман Панасович остановил машину у Главпочтамта и, приказав выяснить, где находился Константин Якубовский восемнадцатого и девятнадцатого мая, вошел внутрь. А через два часа уже был в своем кабинете. Вечером связался по телефону с Москвой и что-то уточнил. Оставил кабинет в полночь. Отвез Владова домой и сам поехал спать.

На следующий день Козюренко снова связался с Москвой и долго разговаривал с разными людьми.

Снова поинтересовался у Владова, есть ли новости с Тополиной и, узнав, что нет, удивленно пожал плечами.

ФИНАЛ

Около двенадцати Владову позвонила сотрудница управления, которую поселили на Тополиной.

— Только что приходила снимать полдома какая-то женщина, — сообщила та. — Уже пожилая, длинная и сухая. Осмотрела дом и приняла все наши условия.

Сказала, что завтра въедет. Ее сфотографировали, а ребята из опергруппы пошли за ней.

— Спасибо, Верочка, продолжай роскошествовать в особняке Пруся. До особого распоряжения.

— Надоело... — пожаловалась Верочка.

— Там же столько книг! Читай, — посоветовал Владов. — Повышай свой уровень. Это полезно даже таким красоткам, как ты!

Верочка что-то буркнула в трубку, но Владов уже нажал на рычаг аппарата. Бросился к двери и еще с порога начал докладывать Козюренко.

— Так, говоришь, длинная и сухая женщина? — переспросил тот. — И ребята пошли за ней? — Приказал: — Две оперативные машины.

Владов не понимал, зачем две, но приказ есть приказ, и его надо исполнять ..

Машины с оперативными работниками уже стояли во дворе, а Козюренко все не выходил из кабинета.

Прошло с полчаса, Владов сидел как на иголках, однако за дверью царила тишина. Зазвонил городской телефон, и какой-то мужчина попросил соединить его с Козюренко. Обменялся с Романом Панасовичем несколькими словами, и тот сразу вышел в приемную.

— Едем, Петр! — сказал весело и, как показалось Владову, даже задорно.

Обе машины одновременно остановились на Парковой улице: у дома каноника Юлиана Боринского и у дома его сестры. Козюренко в сопровождении Владова, двух оперативников и понятых поднялся на четвертый этаж.

Открыл сам отец Юлиан. В легких летних брюках и полосатой пижамной куртке он был похож скорее на канцелярского работника, чем на почтенного каноника. Удивленно отступил, узнав Козюренко.

— Снова что-нибудь с автомобилем? — спросил. — Но я болен и никуда не выхожу...

Козюренко показал ему постановление на обыск.

Кожа на лбу у каноника покрылась морщинами, но он ни о чем не спросил и первым прошел в комнату.

Молча сел в глубокое кресло и только после этого сказал, глядя Козюренко прямо в глаза:

— Прошу вас исполнять свои обязанности, хотя не знаю, чем вызваны такие... — запнулся он, — крайние меры. Я ничего не скрываю от власти, у меня все на виду. Ну что ж, ищите... Но что?..

— "Портрет" Эль Греко! — Роману Панасовичу показалось на мгновенье, что зрачки у каноника расширились и глаза потемнели. Но отец Юлиан не отвел взгляда.

— Что вы сказали? — переспросил он.

— Мы ищем картину Эль Греко. Вы взяли ее у Василя Корнеевича Пруся, которого убили восемнадцатого мая, — с ударением сказал Козюренко и сел напротив отца Юлиана. — Где она?

Каноник прикрыл глаза. Сложил пухлые руки на груди, пошевелил пальцами. Спокойно ответил:

— Вы уже были у меня, уважаемый гражданин начальник. И убедились, что я восемнадцатого мая лежал больной и не выходил из дому.

— Да, алиби как будто у вас есть, — подтвердил Козюренко. — Но все-таки убили вы и картиной завладели тоже вы. Где прячете?

— Бессмыслица какая-то... — Каноник прижал руки к сердцу. — Эль Греко... Это художник с мировым именем. Я немного разбираюсь в искусстве и знаю, что такое полотно Эль Греко. Его картины — огромная ценность. Не понимаю, откуда Эль Греко может взяться у Пруся... Это какая-то ошибка...

Козюренко дал знак оперативникам, и те начали обыск. Отец Юлиан молча смотрел, как они заглядывают в шкафы, выдвигают ящики письменного стола; смотрел с иронией и даже укоризненно: и зачем, мол, люди создают себе лишние хлопоты?.. Взял молитвенник и сделал вид, что полностью углубился в чтение.

Но от внимательных глаз следователя не укрылось, что каноник уставился в одну страничку, — верно, не видя даже букв.

У Боринского была небольшая двухкомнатная квартира, и обыскали ее быстро; через два часа Козюренко окончательно убедился, что картины Эль Греко здесь нет. Не нашли ее и в квартире сестры отца Юлиана.

На мгновение у Романа Панасовича мелькнула мысль: а что, если он ошибся? Нет, ошибки не могло быть.

Роман Панасович придвинул стул к креслу каноника. Полюбопытствовал:

— Где ваша домработница?

Заметил, как по лицу каноника промелькнула тень.

Отец Юлиан отложил молитвенник.

— Что-то там у нее с сыном, — объяснил он. — Отпросилась и уехала. Сын у нее работает где-то под Ивано-Франковском. Кажется, в Долине.

— А где она сама живет?

Каноник опустил глаза.

— В Петривцах, — ответил он. — Но я же говорю, она поехала к сыну на Ивано-Франковщину.

— Неправда, — решительно возразил Козюренко. — Неправда, Боринский. Она уехала совсем не туда и живет не в Петривцах, а в Подгайцах. Вы же сами говорили.

Руки каноника скользнули по мягкой коже подлокотников, и он еще глубже осел в кресле.