100 великих вокалистов - Самин Дмитрий К.. Страница 106

И далее: «Петр Константинович продолжает выяснять возможность возвращения в Советский Союз, обращается в „компетентные органы“, пишет письма Сталину и Калинину. Лучше бы он этого не делал, – может быть, тогда ему удалось бы спокойно прожить остаток жизни».

В марте 1951 года Петр Константинович был арестован. Это произошло на концерте в Брашове. Много лет спустя его жена узнала: Петр Константинович умер в лагере летом 1954 года не то от язвы желудка, не то от отравления.

ЛУИ АРМСТРОНГ

(1901—1971)

Р. Гоффэн, автор одной из первых книг о джазе, в 1930 году писал: «Армстронг не просто „король джаза“, он душа этой музыки… Он являет собою тот уровень, на который в джазовой музыке равняется все. Он – единственный неоспоримый гений, которым обладает американская музыка».

Л.С. Мархасев отмечает: «До сих пор есть многие, которым, мягко говоря, неприятны „горловой“ голос Луи Армстронга, его „скэт“ – звукоподражания: бессмысленные на первый взгляд звукосочетания, заменяющие слова. Говорят: „Он не поет, а хрипит, давится“. Но Армстронг довел до предела – и предел этот нередко совершенен – народную негритянскую манеру подражать в пении инструментам. Отсюда дробящиеся, шершавые „комки звуков“ в горле Армстронга, его клокочущее вибрато, его „скэт“ – выкрики, то горестные, то радостные, его „o, yes“, вздохи, бормотания, смех… В нем джаз обрел не только единственного в своем роде певца, но и единственный рождающийся раз в столетие двуликий „инструмент джаза“ где труба и голос неразделимы».

Луи Даниел Армстронг родился 4 августа 1901 года. Вероятно, ему самой судьбой было уготовано стать джазовым музыкантом: ведь он родился в Новом Орлеане, на родине американского джаза. Детство его прошло в одном из бедных кварталов города, где царили свои законы, далеко не всегда совпадавшие с официальными. Отец Армстронга, истопник на скипидарной фабрике, бросил семью, когда Луи был еще младенцем. Поэтому мальчик практически вырос на улице, зарабатывая на жизнь чем придется: разгружал суда в порту, развозил уголь, продавал газеты.

«Уже в пятилетнем возрасте, находясь в церкви или бегая за шествиями, я напрягал слух, стараясь различить инструменты, узнать произведения», – вспоминал впоследствии сам Армстронг в книге «Мой Новый Орлеан».

Из-за глупой выходки, когда Луи ради баловства выстрелил из пистолета на улице, его задержали и отправили в негритянский приют для беспризорных детей, где он провел восемнадцать месяцев.

В колонии был духовой оркестр. Спустя какое-то время Армстронг стал осваивать альтгорн – оркестровый инструмент, похожий на корнет, но с более низким тоном звучания. Позднее он писал: «Я пел уже многие годы, и инстинкт подсказывал мне, что альтгорн столь же неотъемлемая часть оркестра, сколь баритон или тенор – квартета. Партия альтгорна мне удавалась очень хорошо».

Освободившись в шестнадцать лет, Армстронг продолжал зарабатывать на жизнь с помощью музыки. Такой путь прошли практически все негритянские джазисты. Вначале он играл в составе духовых оркестров в барах и на речных пароходах, плававших по Миссисипи, в спортивных залах, на танцах и праздниках.

В 1917 году Армстронг уже сам руководил одним из джаз-бэндов. Его судьба изменилась, когда он встретил своего первого наставника Джо Оливера, ведущего джазмена в Новом Орлеане. В 1922 году он пригласил Армстронга вторым корнетистом в свой чикагский оркестр. Здесь Луи впервые начал играть на трубе.

Оливер проявлял трогательную отеческую заботу о молодом музыканте. Луи Армстронг до конца своих дней считал этого, по его выражению, «великого мастера» раннего джаза человеком, которому он больше чем кому бы то ни было обязан всеми своими профессиональными достижениями. Большое влияние оказала на него и пианистка из ансамбля Оливера Лил Хардин, получившая, в отличие от большинства джазовых музыкантов того времени, классическое музыкальное образование. Впоследствии (в 1925 году) Лил стала женой Армстронга и вошла в состав его знаменитой «Горячей пятерки».

В 20-е годы Армстронг пытается организовать свою группу, но это у него получилось не сразу. Не успев собраться, группы распадались, хотя некоторые из них стали известными, как, например, «Горячая пятерка» и «Горячая семерка». Армстронг привлекал всех своей задушевной и чистой игрой на трубе, своими импровизациями и сиплым голосом. Вскоре он окончательно переходит на сольные выступления с большим джаз-оркестром.

Полагают, что именно Армстронг разработал особую манеру исполнения – пение «скэтом»: род джазового пения, когда мелодия импровизировалась, к ней добавлялся бессмысленный набор слов и она служила как бы своеобразным дополнительным инструментом.

Глуховато-гортанный голос Армстронга-певца вызывал неоднозначную реакцию: его сравнивали то с железными опилками, то с растительным маслом на наждачной бумаге, то с грохочущей коробкой передач автомобиля, полной арахисового масла.

Но главное у Армстронга было иное – ярко эмоциональная манера исполнения, сопровождаемая белоснежной улыбкой.

В 1925 году Армстронг возвращается в Чикаго, где записывает ряд завоевавших огромную популярность пластинок «Хот файв» и «Хот севн» («Горячая пятерка» и «Горячая семерка»). Армстронг записывает первую пластинку, где использует «скэт». Эту манеру исполнения вскоре перенимают многие джазовые музыканты, так что возникает своеобразное модное поветрие.

Сейчас трудно установить, когда впервые Луи стал петь. Возможно, еще ребенком, в церкви. «Когда мне было десять лет, – вспоминает Армстронг, – мать брала меня в церковь, где я пел в хоре». В течение ряда лет он пел со своим квартетом на улицах Нового Орлеана. Но никаких других сведений о том, что Луи где-нибудь пел, нет.

Ударник «Кайзер» Маршалл рассказывает, что Армстронг начал петь с оркестром совершенно случайно. По четвергам в «Роузленде» устраивалось нечто вроде любительского представления, что было довольно распространенным в те годы видом развлечения. Из-за этого оркестр заканчивал свое выступление пораньше, сокращая его на целое отделение. «Однажды мы уговорили Армстронга выйти на сцену, – говорит Маршалл, – и спеть „Everybody Loves My Baby, But My Baby don't Love Nobody But Me“. Он пел и подыгрывал себе на трубе… Публика пришла в восторг и с тех пор каждый четверг требовала, чтобы Луи пел». Может, это было так, а может, иначе. Хендерсон вспоминает: «Примерно недели через три после прихода Армстронга в наш оркестр он попросил разрешения спеть сольный номер. Вначале я не очень-то понимал, как можно петь с таким голосом, как у Луи, но в конце концов дал согласие. Он был великолепен. Все оркестранты полюбили его пение, а публика – так та вообще сходила с ума. Я думаю, это было его первое публичное выступление как певца. Во всяком случае, я уверен, что с оркестром Оливера он ни разу не пел».

«…В 1925 году застенчивый, неуверенный в себе молодой человек внезапно осознает, что людям нравится его пение – пишет Д. Коллиер. – Нечего и говорить, что с этого момента он ловит каждую возможность петь со сцены. Это был переломный момент в его музыкальной карьере. Не прошло и пяти лет, как публика, да и сам Армстронг, стала воспринимать его не как замечательного джазового импровизатора, а как подыгрывающего себе на трубе певца».

В 1929 году Армстронг переехал из Чикаго в Нью-Йорк. Здесь его ожидал еще больший успех, особенно после его выступления в бродвейском ревю «Горячий шоколад».

Гарлем боготворит Армстронга. В своей книге «Жажда жить» Мезз Меззров рассказывает о том, как почитатели подражали всему, что делал Армстронг: «Луи всегда держал в руке платок, потому что на сцене и на улице сильно потел. Это породило настоящую моду – в знак симпатии к нему все юнцы ходили с платком в руке. Луи имел обыкновение с добродушной непринужденностью складывать руки на животе. Вскоре молодежь тоже стала скрещивать руки на животе, нога чуть впереди, белый платок между пальцами. Луи всегда был аккуратно одет, и самые неряшливые начали заботиться об одежде…»