Война на пороге твоем - Самохин Дмитрий. Страница 66
— Я же говорю: Трезубец — мужик нормальный. Договоримся!
Таракан открыл проход и вышел. Мы с Марком укрылись за его спиной. Это нас и спасло.
Таракан вскинул руки и закричал, привлекая внимание уже прошедших людей:
— Мужики, свои! Мужики, свои! Разговор есть!
Контрабандисты остановились, обернулись, ожесточенно заговорили на пониженных тонах. Ничего было не разобрать — лишь отдельные слова. Говорили о нас.
— Таракан, ты, что ли?! — пробасил бородатый мужик, что шел первым.
— Я, Трезубец, я! — подтвердил Таракан.
— В проводники нанялся? — спросил Трезубец.
— Да. Веду. Не поможешь?
Трезубец не ответил. Фургон замедлился и со скрежетом остановился. Я почувствовал опасность. Посмотрел на Марка — он все понял.
Дверцы распахнулись, и показались десантники в форме Домена Крата с автоматами наперевес. Они церемониться не стали и сразу открыли огонь. Первый их залп принял на себя Таракан. С развороченной грудью он упал на камень и засучил ногами.
Крысобой рухнул в сторону, вскидывая автомат и открывая огонь. Я же пошел в атаку, намереваясь затеряться среди контрабандистов, которые явно способствовали гвардейцам в нашей поимке. В два прыжка я оказался среди растерявшихся воинов Трезубца и превратился в мельницу. Я крушил и терзал, дробил прикладом автомата головы и ломал руки! А Марк прикрывал мой тыл.
Мне хватило десяти минут, чтобы отомстить за предательство. Вскоре из вольной братии контрабандистов целым и невредимым остался один Трезубец. Его былой уверенности и след простыл. Он схватился за ружье, попытался направить его на меня, но получил удар в живот. Ухватившись за дуло ружья, я вырвал его и зашвырнул в сторону десантников, которых сдерживал Крысобой.
Марк трудился на славу! Весь отряд поимщиков спрятался за изрешеченными стенками фургона. Лишь кто высовывался — оставался покалеченным или погибал.
Таракана мы потеряли, значит, должны были найти другого проводника. Выбора у меня не было. Короткий взмах — и приклад автомата состыковался с лицом Трезубца. Он плавно опустился на камни. А я, освободившись, переключил внимание на десантников.
Разбег… Бросаю свое тело вперед и в полете разворачиваюсь в боевое положение. Залетаю за вагон и вижу четко группу солдат, которые проводят походное совещание по вопросу, как справиться с двумя бойцами, по силе их превосходящими? Завидев меня, они приходят в ужас, но ничего сделать не успевают. Слишком медленно… Они двигаются слишком медленно.
Я давлю на курок. Автомат дергается в руках. Падаю на живот, окатываюсь в сторону, не прекращая стрельбу. Пули рвут человеческую плоть. Истошные крики смерти… Через несколько минут все было кончено.
Я поднялся с каменного пола, распрямился и направился к Марку.
— А с этим что делать? —"спросил он, кивая на неподвижного Трезубца.
— Пусть живет, — равнодушно кивнул я.
— А зачем? — удивился Марк.
— У нас же нет проводника! — Я указал на мертвого Таракана. — Этот его заменит, а заодно и просветит, с чего бы это честные контрабандисты стали вдруг якшаться с гвардейцами!
Из Трезубца проводник был что надо. Молчаливый, точный, как система наведения ракет ближнего боя, покладистый. Он, видно, постоянно помнил, как я в одиночку в рукопашной его ребят растанцовывал. Грозные контрабандисты — гроза пограничников и одиноких путников — в паре со мной за барышень шли, которые собственной воли не имеют и гнутся в руках мужчины, точно глина в ладонях скульптора.
Мы без помех выбрались на транспортное полотно, по которому скользили грузовые и легковые автомобили, и зашагали в сторону города.
— Скажи, проводник, наш внешний вид подозрений у аборигенов не вызовет? — спросил я Трезубца.
Тот окинул меня и Крысобоя скептическим взглядом и ответил:
— Я бы избавился на вашем месте от этого…— Он непочтительно ткнул пальцем в «Шершни», которые висели на наших с Марком плечах. — На местное оружие не похоже. Сразу чужое чувствуется. Я бы оставил только пистолеты. Но мне ведь ничего в назначенной точке делать не надо… Что до подозрений — вы их не вызовете, поскольку вооруженные до зубов люди в Домене Броуди встречаются на каждом шагу. Тут разрешено ношение огнестрельного оружия. К тому же здешние общество отличается от Домена Крата. Все лица мужского пола служат крупным семейным кланам. Каждый клан имеет право на собственную армию. Так что подозрений вы не вызовете, а вот внимание к себе привлечете, поскольку у вас нет нашивок принадлежности к какой-нибудь группировке.
Излишне бдительные заинтересуются, но под общий шумок пройдем без проблем…
Преодолев пару километров по транспортному полотну. Трезубец внезапно остановился и вышел на дорогу — прямо под колеса несущемуся в город грузовику.
— Он что, камикадзе? — спросил у меня Крысобой.
— А я почем знаю? Казался нормальным. Грузовик, летевший на Трезубца, притормозил и остановился перед новообращенным гидом. Дверца открылась, и из кабины выглянул недовольный водитель.
— Чего тебе? Совсем борзой — под колеса лезть?! А вот задавил бы тебя, а?!
Трезубец вытащил из кармана бумажник, достал две купюры и показал их водиле.
— Нам нужно к аэродрому в Крыльях, — сказал он.
— Мне, вообще-то, не по пути, — замялся парень, но тут же нашелся: — А, двадцать броуди влево — не крюк! Лезьте в кузов.
Трезубец обернулся к нам, чувствуя, как его спину буравят дула молчаливых до поры до времени автоматов. Он знал, что в любой момент автоматы готовы открыть прицельный огонь в его спину — если он вздумает шутить с нами.
— Мужики, тут нам помощь предлагают! — доложил Трезубец.
От помощи отказываться мы не стали. Забрались в пустой кузов вместе с Трезубцем. Кузов — идеальное место! Подальше от любопытных глаз, чтобы не было лишних вопросов.
Всю дорогу Трезубец молчал и хмурился. По лицу я читал все его тягостные мысли. Грустил наш доблестный контрабандист по потерянным боевым товарищам, а также волновался за свой авторитет, который после пленения мог изрядно пошатнуться…
Дорога заняла несколько часов. Без проблем мы миновали город, обогнув его по кольцевому шоссе, и выбрались на прямую дорогу, которая должна была привести нас к точке посадки «Подсолнуха». Водитель молчал и поднимать стекло, разделяющее кабину и кузов, не торопился: то ли так дорогой увлекся, то ли справедливо посчитал, что совать свой нос в чужие дела не следует…