Валентина - Майклз Ферн. Страница 52

– Мне почти нечего о себе рассказывать. Я слишком неопытна в житейских делах и преклоняюсь перед твоими мудростью и великим опытом. Эмир рассказывал мне, что ты человек благородный и рассудительный. Он помнит много разных историй. Особенно мне нравится его рассказ о том, как вы с ним похитили девять женщин из гарема одного султана.

Саладин рассмеялся.

– Действительно, то был дерзкий поступок! Нам просто повезло, что мы унесли ноги целыми и невредимыми. Тогда Рамиф был очень сластолюбив. Он испытывал постоянную и всепоглощающую потребность в женщинах. Теперь, полагаю, у него остались лишь воспоминания и угасающее зрение. Когда-нибудь и я окажусь в таком же положении, но пока что собираюсь получать удовольствия там, где их отыщу, – Саладин привлек к себе Валентину и прильнул к ее губам.

Дрожь пробежала по спине девушки, когда руки мужчины стали умело ласкать нежное тело. Опаляющая страсть покорила ее, искры желания разгорелись в жаркое пламя. Но Малик эн-Наср отстранился.

Великий предводитель мусульман смотрел на красавицу, жадно ловя ее томные взгляды. И разум, и тело Валентины готовы были принять все, что он ей предложит, во взоре светилось желание. Саладин отступил на шаг, снова и снова разглядывая девушку и не скрывая радостной улыбки. Он сделал ей знак приблизиться. Испытывая подлинное смятение, Валентина повиновалась, улыбаясь и трепеща.

Саладин медленно протянул руку, чтобы распахнуть ее платье. Его шершавая и мозолистая, позлащенная солнцем рука проникла под тонкую ткань, чтобы высвободить грудь. Пальцы коснулись мягкой кожи осторожным и ласковым движением. Увидев, что губы Валентины разомкнулись, Саладин расстегнул золотой пояс девушки, не отрывая глаз от налитых грудей. Пояс упал на ковер, и вслед за ним зеленым облаком опустилась пышная юбка. Шуршание шелковой одежды казалось громким в тишине комнаты.

Совершенно обнаженная, Валентина стояла неподвижно. Она учащенно дышала, в глазах сверкала страсть. Спустя несколько мгновений на пол соскользнул кафтан Саладина, и крепкие руки обняли девичий стан. Губы мужчины искали и находили нежный рот красавицы, объятия становились все более жаркими и страстными. Волны желания накатывали на Валентину, она отвечала на поцелуи. Сильные руки гладили и ласкали ей спину, приближая самозабвенный миг вершины всех желаний.

Саладин бережно опустил девушку на подушки. Она обхватила его широкие плечи, притягивая к себе. Тихий стон сорвался с ее губ. Предводитель мусульман оказался умелым и нежным любовником: возбуждая страсть, он учил Валентину прислушиваться к собственному телу, распознавая, насколько далеко простираются желания. Он пожирал красавицу глазами и придавливал своей тяжестью. Дразнящие прикосновения языка жгли огнем. Кончиками пальцев Саладин провел по внутренней стороне ее бедер, и девушка беспомощно осознала, что, изогнувшись, подалась навстречу рукам мужчины.

Запустив пальцы в короткие кудрявые волосы, она ощутила, как напряглись мускулы его спины и ног, переплетенных с ее ногами. Затуманенными голубыми глазами всматривалась Валентина в горящие глаза Саладина. Розовым языком она облизнула свои полные губы. Еле слышно вскрикивая и прерывисто дыша, девушка достигла вершины блаженства в крепких объятиях мудрого и опытного любовника.

Потом она долго лежала рядом с ним, положив руку на широкую грудь человека, подарившего ей восторг и наслаждение любви. Саладин умиротворенно и расслабленно улыбался женщине, разделившей с ним ложе. Он нежно рассмеялся, когда она с радостью позволила его пальцам коснуться ее груди.

– Ты стала казаться мне еще более привлекательной, чем до того, как я испробовал твою сладость.

Валентина воркующе засмеялась.

– А ты всегда казался мне очень красивым мужчиной, таковым кажешься и теперь, – застенчиво ответила она.

– Послушай, Валентина, наша любовь – это любовь одного мгновения, когда двоим людям ничего не нужно друг от друга, кроме этого самого мгновения. Но есть другая любовь – это когда ты любишь человека всем сердцем и душой на всю жизнь. Тогда то, что ты отдаешь, приобретает особое значение, которое даже я с моим призванием учителя и наставника не могу тебе объяснить. Но ты поймешь, когда это случится. Такая любовь выпадает не всем, и ее редко кому удается испытать больше одного раза в жизни. Всем сердцем я желаю тебе встретить однажды такую любовь.

– А я догадаюсь, что делать, когда ее встречу? – охрипшим вдруг голосом спросила Валентина.

Саладин рассмеялся.

– Моя дорогая! Ты все поймешь и обо всем догадаешься, как поняли и обо всем догадались эмир, я и еще очень много других людей, живших до нас. Ты все поймешь!

В то утро наступил пурпурно-таинственный рассвет. Саладин одевался, тепло лаская взглядом Валентину, нежившуюся под шелковыми покрывалами. Он почувствовал, как желание снова овладевает им, и бросил взгляд на постель. Под темными бровями вразлет глаза девушки сверкали голубовато-дымчатыми искорками. Черные волосы, разметавшиеся по подушке, обрамляли белое лицо.

Саладин нежно пропустил между пальцами эти длинные угольно-черные пряди, вспоминая, как, подобно волшебной завесе, отгородили они его от земных дел и вознесли к небесным высотам. Гладкокожая красавица одарила его невероятным наслаждением.

– Твои глаза говорят мне о многом, Валентина. Они умоляют меня остаться. Мы еще встретимся, в другой раз, в другом месте, – спокойно проговорил он, касаясь губ девушки своими губами и чувствуя, как они размыкаются, призывая продлить поцелуй. – Ты так красива, так женственна… – хриплым шепотом произнес Саладин. – Твой рот просто создан для поцелуев, тело – для восхищения и обожания. Ты спрашивала, понравилась ли ты мне. Никогда не задавай никому подобных вопросов, Валентина! Вечером я обещал тебе стать твоим учителем, я и был им на закате, а ты оказалась замечательной ученицей, способной и полной стремления узнать как можно больше. Но вскоре мы поменялись ролями, и ты с твоим прохладным телом и упругой полной грудью стала мне учителем. У меня останутся прекрасные воспоминания, я буду хранить их сегодня во время путешествия и в другие дни, до часа следующей нашей встречи, прекрасный цветок дворца Рамифа! – он снова поцеловал ее, и искра страсти разгорелась еще сильнее.

С блестящими от слез глазами, Валентина встала на колени. Покрывало соскользнуло с ее гордо вздымающейся груди.

– Ты поманила меня, как горячий сирокко, что дует из пустыни, и мне горько с тобой расставаться, – признался Саладин, его хрипловатый голос напомнил девушке те нежные слова, от которых она радостно замирала этой ночью. – Мы встретимся вновь в пустыне, и песчаные вихри времени снова закружат нас. Прощай, Валентина.

– Нет, не говори мне «прощай»! Я жду нашей встречи, – сказала она, с улыбкой глядя в его глаза.

Саладин ушел.

Валентина быстро встала и, завернувшись в покрывало, вышла на балкон. Со стесненным сердцем смотрела она, как готовится к отходу караван. Яркие одежды погонщиков и тяжело нагруженные верблюды представляли собой живописную картину.

И вдруг девушка заметила… черную пантеру! Где же Паксон? Заслонив ладонью глаза от солнца, она отыскала его взглядом. Султан Джакарда стоял рядом с Саладином, слегка раздвинув ноги и положив руки на пояс. Он зорко наблюдал за пантерой.

Повелитель мусульман почувствовал, что женщина, с которой он провел ночь, смотрит на него с балкона, и поднял голову. Валентина помахала ему рукой. Саладин кивнул, а пантера в это время натянула цепь, и Паксон тоже поднял голову. Даже на дальнем расстоянии было слышно рычание огромной кошки и блеск ее белых клыков. Валентина вздрогнула и прошла обратно в комнату.

Наступающий день нес с собой новые заботы. Она собиралась распорядиться, чтобы Мохаб отправился вместе с Паксоном в зернохранилища, а сама она хотела пойти к эмиру. Однако все планы оказались перечеркнуты, когда в комнату вошел Мохаб.

– Валентина, Рамиф так крепко заснул, что я не могу его разбудить! – старик был явно встревожен, он печально покачивал головой, и слезы застилали ему глаза. – Мы знали: скоро это случится. Разве можно кого-либо заставить жить? Недолго уж ему осталось, может быть, несколько часов.