Валентина - Майклз Ферн. Страница 75

– Хомеда надо устранить, – спокойно произнесла Розалан. – И Дагни тоже! Старик был счастлив, пока не вернулся Хомед и не начал плести вместе с Дагни сети заговора.

– Розалан, ты же знаешь, я никогда не соглашусь убить сына эмира, невзирая на то, как я к нему отношусь! Я просто не смогу это сделать!

– А тебе и не придется ничего делать! Другие люди охотно возьмут это на себя.

Валентина вздохнула.

– Нет, Розалан, это почти одно и то же. Смерть Хомеда тяжестью ответственности ляжет на мои плечи. Я не могу допустить убийство! Но что же нам сделать для Мохаба? Как облегчить его ношу?

Розалан настаивала:

– Но Хомед с Дагни наверняка замышляют нас погубить и, возможно, прямо сейчас, в эту самую минуту! И если они желают нам смерти, почему же не умертвить их? Не понимаю я тебя! Эти двое – как блохи в шерсти собаки! Кому они нужны? Никому! – сама ответила бедуинка на свой вопрос. – Нет от них никакой пользы, и следует избавиться от этих людей как можно скорее!

– Не хочу больше что-либо слышать об убийствах! – твердо заявила Валентина. – Сейчас Хомед с Дагни под охраной и потому не опасны. Оставь меня, Розалан! Я должна подумать, как же нам помочь Мохабу.

– И подумай, как долго сможем мы держать Хомеда в качестве пленника во дворце! – настаивала на своем Розалан.

– Не знаю! Ничего я не знаю! Но пленником он останется, будь то на день или год! Я даже не хочу, чтобы кто-то посторонний узнал, что он здесь, во дворце. Как ты думаешь, сможет Ахмар устроить это?

– Считай, уже устроил! Ахмар очень предусмотрителен, Валентина, и эти двое не увидят дневного света, пока гости будут во дворце, приехав в Напур за продовольственными припасами. Не бойся! Ахмар обо всем позаботится!

Несмотря на уверения Розалан, Валентина хмурилась, слушая подругу, продолжавшую настаивать:

– И все равно, я считаю, что самым верным решением было бы убить этих двоих как можно скорее!

Под суровым взглядом Валентины неуемной бедуинке пришлось замолчать и, пробормотав что-то о необходимости поскорее встретиться с Ахмаром, удалиться.

ГЛАВА 22

Долгими и одинокими предрассветными часами ворочалась Валентина на обитом шелком диване и не могла заснуть. В голове метались мысли о Менгисе, тело умоляло об объятиях. Каждый день росла тоска девушки по возлюбленному, и каждую ночь с болью в сердце видела она его образ.

Валентина откинула покрывало так неожиданно, что Шадьяр, проснувшись, вскочила и от удивления зарычала.

– Тише, глупая кошка! Иди спать! – приказала ей хозяйка, чувствуя себя немного сумасшедшей от того, что разговаривает с пантерой. – Смотри, что ты наделала! Из-за тебя голубка Менгиса, взмахнув крыльями, рассыпала зерно!

Шадьяр жмурила свои желтые глаза и наклоняла голову то в одну, то в другую сторону, словно что-то понимала.

Валентина глянула в зеркало на свое отражение. Желание увидеть возлюбленного было так велико, что она задрожала. Положив зеркало на тяжелый сундук из эбенового дерева, девушка повернулась к Шадьяр.

– А как насчет того, чтобы прогуляться? – спросила она у внимательно смотревшей на нее пантеры. – И что скажешь мне ты? – обратилась Валентина к голубке Менгиса. – Хочешь полететь к хозяину и рассказать ему о моем стремлении его увидеть?

Переодевшись в дорожный костюм – теплый халат и тунику с длинными рукавами, – а также набросив сверху плащ для защиты от холода, Валентина надела цепь на шею Шадьяр, а голубку, вынув из клетки, посадила себе на плечо и прикрепила золотую цепочку к плащу.

Сердце девушки сильно билось, когда она бежала по коридорам к выходу из дворца. Она знала: естественным, как дыхание, было ее желание встретиться с Менгисом и заглянуть в его смеющиеся темные глаза – в душе погасли все чувства и все мысли, кроме этой всепоглощающей страсти, этой боли-тоски.

В полумраке конюшни, пропитанной запахами конского пота и сена, Валентина оседлала белого арабского скакуна, нашептывая ласковые слова, чтобы успокоить испуганное животное. Выбравшись в прохладу ночи, девушка повела за пределы двора лошадь, пантеру и голубку.

Сев на коня, она пустила его галопом. Голубка, прижимаясь к ее шее, согревалась теплом хозяйки. Шадьяр бежала рядом. Когда пантера начинала отставать, наездница придерживала коня и поджидала свою четвероногую спутницу.

Валентина подняла взор к небу: серебристые звезды маняще мерцали на бархатисто-черном небосводе. Ее тоска превратилась в глубокое и неизбывное волнение. Любовь! Это любовь! Она нашла имя для этого чувства, для этой боли-тоски, и ей стало легче. Она любит Менгиса! Кристально прозрачные слезы набегали девушке на глаза и текли по щекам. «Любовь!» – радостно возвещало ее сердце.

Пришпорив арабского скакуна, Валентина в сопровождении своей странной свиты ехала туда, где душа должна была обрести покой – в Аламут, к Менгису. На рассвете, под полуденным солнцем и в красноватых отсветах заката мчалась она к своей любви. На полпути к Гнезду Орла девушка выпустила голубку, и та, покружив над головой, высоко взмыла в небо и рванулась к вершине горы.

Валентина устремила взор к Аламуту. Ее волосы расплелись и свободно ниспадали на спину, развеваясь от встречного ветра. Она понукала коня:

– Ну же… скорее мчи меня к Менгису… к Менгису… к Менгису…

Когда Валентина добралась до вершины и ее взору открылась цитадель федаинов, она соскользнула со спины скакуна, не замечая боли в усталом теле и лишь ощущая, как следят за нею чьи-то глаза. Но пристальные взгляды невидимых людей не казались ей угрожающими, наоборот, позволяли чувствовать себя в безопасности в сгущающейся мгле.

Золотой диск луны выплыл из-за темной тучи и проложил себе путь среди скопления звезд, мерцавших на эбонитово-черном небе. Эта ночь, казалось, была создана для любви – для их любви с Менгисом.

Когда девушка закончила подъем и вышла на лужайку, волнение сжало ей грудь.

– Менгис, – тихо позвала Валентина, – где ты?

Вдруг она оказалась в объятиях любимого, и его поцелуи проложили дорожку от ее губ к шее. Девушка радостно прильнула к стройному гибкому телу. Молодые люди жадно искали уста друг друга и так самозабвенно стремились слиться в объятиях, что успокоение могли найти только во взрыве страсти и желания.

Менгис нежно поднял на руки Валентину и прижал к себе. Она сладострастно целовала любимого. Он осторожно положил ее на ковер из листьев и прильнул к губам. Голова девушки закружилась от возбуждающего аромата его волос, смешанного с запахами леса. Без единого слова Менгис давал понять, как боготворит возлюбленную. Отвечая на поцелуи, Валентина крепко обнимала его за шею.

В ту ночь любовь вовлекла их в поток невероятного наслаждения и вознесла на ослепительные высоты, слив воедино.

Менгис спал, положив голову на грудь любимой. Валентина лежала спокойно и умиротворенно, глядя, как в безбрежных небесных просторах перемигиваются звезды. Они погаснут с первыми лучами солнца, но с заходом его появятся на небе снова. Все всегда возвращается на круги своя. Вот и она вернулась к возлюбленному, и так будет всегда, вечно.

Один за другим отсылались караваны в течение последующих недель. До Валентины дошла весть, что вскоре прибудут люди Саладина, чтобы забрать купленную провизию. Осмотр полупустых зернохранилищ и кладовых ее встревожил. Что делать? Новому урожаю зреть еще несколько месяцев. Перед мысленным взором мелькнуло ее обнаженное тело, привязанное к кресту, и видение стало преследовать постоянно – на кресте распинают за предательство и обман.

Как же объяснить все Саладину и его военачальникам? Поможет ли ей и на этот раз Менгис? Три раза уже ездила она в Аламут, и каждый раз все труднее было возвращаться в Напур. Вкушая покой и блаженство в объятиях любимого, будь то на траве, на коврах или в постели, Валентина обретала покой и умиротворение, во дворце же Рамифа ее ждали заботы и волнение.