Валентина - Майклз Ферн. Страница 82

– Менгис, любовь моя, – умоляла девушка. – Что станет со мной без тебя? Что я буду без тебя делать? Как же мне дальше жить? Неужели ты так легко можешь отнять у меня и любовь, и жизнь? Неужели я ничего для тебя не значу? Пожалуйста, Менгис, ну пожалуйста!.. Уедем!.. – она упала ничком, головой коснувшись его ног и, ожидая ответа, оставалась так, казалось, целую вечность.

Что-то мягкое коснулось ее лица, и, подняв глаза, Валентина увидела Шадьяр, с любопытством уставившуюся на нее желтыми глазами. Девушка вытерла слезы, встала и посмотрела на Менгиса, сердце ее разрывалось от боли. Она протянула руку и дотронулась до любимого, умоляя признать ее, но сарацин хранил молчание, в затемненной комнате слышалось его спокойное дыхание.

– Я знаю, ты слышишь меня, Менгис! Я ухожу, но мое сердце и любовь остаются с тобой, и так же, как ты понял, почему я должна была вернуться в Напур и выполнить данную клятву, я попытаюсь понять, почему ты делаешь это. Я оставлю тебе Шадьяр ад-Дарр. Моя любимица – единственное, что я могу подарить тебе, дорогой.

Валентина тихо поговорила с пантерой и приказала ей остаться. Затем девушка покинула полутемный зал – и свою любовь, жизнь, будущее…

Менгис скорее слышал, чем видел, как уходила Валентина. Если бы он открыл глаза, то непременно последовал бы за любимой, как она просила – спустился бы с горы, чтобы никогда не возвращаться. Однако, как у нее хватило сил сдержать данную клятву, так и он должен проявить мужество, чтобы исполнить свой долг.

Медленно, тихо поднял шейх аль-Джебал руку и опустил ее на голову белой пантеры.

* * *

Для Валентины время тянулось бесконечно медленно. Теперь не было у нее нужды подниматься на гору – судьба лишила ее Менгиса и возможности предаваться любви. Девушка занималась повседневными хлопотами, не выходя из состояния транса.

Отовсюду доносился до нее опасливый шепот, люди спрашивали о здоровье старого эмира, но все вопросы оставались без ответа. Дворец гудел от разговоров – эмир умер! – но доказательств не было, и никто не осмеливался провести расследование. Эмиру направлялись прошения, и они возвращались с его печатью. Чернокожие евнухи вопросительно поглядывали друг на друга. Женщины гарема самодовольно ухмылялись, но дворец надежно хранил свою тайну.

Утомленная монотонной обыденностью дворцовой жизни, Валентина стала пугливой и недоброжелательной. Она продолжала безрассудно помогать христианам запасами зерна и провизии, и скоро о ее отваге знали во всех, даже самых глухих местах. Стало известно всем, что у Ричарда есть благодетель среди мусульман, однако, как всегда, после опустошения кладовые чудесным образом заполнялись снова.

Валентина начала замечать во дворце странные лица. За ней наблюдали и отмечали каждый ее шаг. Она знала, это федаины – люди, посланные Менгисом. И чем безрассуднее она себя вела, тем пристальнее они за ней наблюдали.

Когда одиночество становилось невыносимым, Валентина носилась, как ветер, на белом арабском скакуне по равнине и возвращалась, падая от изнеможения, потом засыпала, но все равно снился ей всегда только высокий темноволосый человек с пылким взором, и просыпалась она в слезах.

Шейх аль-Джебал помогал своей возлюбленной, в полной уверенности, что где-то поблизости притаился Паксон, чтобы завлечь ее в западню.

ГЛАВА 25

Весна вернулась в Святую землю. Уже пятый год желто-черные знамена Малика эн-Насра пересекали Иордан. Бурую траву на равнинах сменила свежая зеленая трава, и на ней уже паслись овцы. Ручьи, замутненные грязью и глиной, намытой зимними дождями, снова стали кристально чистыми. Как одинокие часовые, стояли кедры и тополя у подножия холмов и горных цепей. Жара была мягкой, пчелы лениво жужжали в лугах. Однако кое-кто из мужчин, носивших кольчуги, обращал свои мысли к войне – войне, начало которой терялось во мраке времен, а конец уходил в неведомые дали.

Среди крестоносцев пронесся слух, что в Святой усыпальнице на Пасху случилось чудо: Саладин совершил к усыпальнице паломничество, чтобы посидеть перед затемненной гробницей, где висели незажженные светильники, и те внезапно зажглись на глазах у мусульман. Христиане не сомневались: то знак свыше, и победа останется за ними, крестоносцами.

Поздней весной дозоры Ричарда начали рыскать по равнинам. Английский король атаковал форт Дарум, в стенах которого были убиты все оказавшиеся там мусульмане. Затем крестоносцы направились к садам Газы. Воины поговаривали, что Ричард Львиное Сердце собирается покинуть Святую землю и вернуться в Англию. Он получил донесение, в котором сообщалось, что его брат Джон Лакленд в сговоре с Филиппом Французским решил лишить английского короля престола. Филипп якобы не мог простить Ричарду отказ наступать на Иерусалим, но ходили слухи, будто гораздо большим оскорблением стал для французского монарха повышенный интерес английского короля к какому-то музыканту.

Пасхальные праздники продолжались, и крестоносцы проедали месячный запас провизии, правда, весьма скудный. Мусульмане же тем временем собирались в крепостях и городах вокруг Бет-Набла.

* * *

Валентина распахнула двери хранилища и отступила, позволяя Паксону убедиться, что кладовые полны провизии. На губах ее играла улыбка. Оседлав своего белого скакуна, она предоставила султану Джакарда самому закрывать хранилище.

Паксон запер тяжелые двери и, зло прищурившись, глянул на Валентину.

– Я знаю, как ты устраиваешь это! – холодно произнес он.

– Что устраиваю? – Валентина улыбнулась, наклонившись вперед, чтобы султан мог получше расслышать ее слова. – Скажи, почему ты продолжаешь приезжать и мучить себя, хорошо зная, что кладовые Напура всегда полны?

– Я знаю, кто наполняет их! Ты продалась шейху аль-Джебалу за его помощь христианам! Во дворце повсюду федаины! Они охраняют тебя так, словно ты и есть шейх аль-Джебал! Любое твое желание исполняется немедленно! Как ты умна, Валентина! По лицу твоему ничего нельзя сказать! Да, у тебя было время научиться обманывать всех подряд! Ты смеешься, потому что я оказался в положении одураченного? Я хочу, чтобы ты была моей, а, совершая это предательство, ты губишь себя! Мертвые женщины никому не нужны, учти! Кроме того, тебе известно, я не решаюсь опорочить свое имя, признавшись, что с самого начала знал, кто ты на самом деле, но если будешь и дальше так вести себя, то заставишь меня пойти на убийство! – Паксон понизил голос. – Может быть, с твоей смертью я освобожусь от наваждения!

– Освободишься? Разве ты у меня в плену? – застенчиво спросила Валентина.

Гнев исказил красивые черты лица султана.

– Ты убиваешь мой народ, хотя и не сражаешься с оружием в руках!

– Какая честь! Ты приравниваешь меня к воину? – бесстрашно насмехалась над Паксоном Валентина.

– Кажется, у тебя много прозваний: королевская сводня, войсковая шлюха, потаскуха шейха, блудница… какое же больше тебе по нраву? А по душе ли тебе называться «убийцей мужчин?» – безжалостно оскорблял девушку султан Джакарда.

Сузив глаза, Валентина ухватилась за луку седла и, размахнувшись, ударила Паксона по щеке. Арабский скакун поднялся на дыбы. Натянув поводья, Валентина бросила коня вперед и умчалась в долину. Горячего жеребца понукать не приходилось, его грива развевалась по ветру, сухой воздух бил в лицо.

Обезумев от ярости, девушка все настойчивее гнала коня по долине. Краем глаза она видела, как Паксон взлетел на своего вороного скакуна, пускаясь за ней в погоню.

Они мчались по равнине, и копыта сильных коней преодолевали милю за милей. Белый арабский жеребец первым замедлил бег, высмотрев ручей, тихо струящийся между холмов. Соскользнув с седла, Валентина приникла к чистому потоку, наслаждаясь его прохладой. Подняв глаза, она увидела Паксона. Он смотрел на нее в упор.

– Валентина, королевская сводня, войсковая шлюха, потаскуха шейха, блудница…