Сладкая летняя гроза - Сандерс Эми Элизабет. Страница 3

Кристиана училась играть сначала самостоятельно, а потом с помощью репетитора из ближайшего аббатства.

Скрипка служила ей утешением во время ее одинокого и несчастливого детства. Она и ее брат Филипп воспитывались дедушкой, который оставил их в разрушающемся старом дворце недалеко от гор Оверн под присмотром нянек, учителей; в то время как он сам вел распутную жизнь при дворе. Время от времени маркиз Сен Себастьян вспоминал о своих осиротевших внуках и наносил короткий визит.

Когда Кристиане исполнилось семь лет, ее любимый брат Филипп уехал. Она плакала и скучала по нему, но он все равно уехал, желая как можно скорее скрыться от опеки деда. К этому времени ему уже исполнилось восемнадцать лет.

После его отъезда Кристиана осталась одна со своей няней и учителем — братом Джозефом, который приезжал по горной дороге один раз в неделю, чтобы давать ей уроки музыки.

Сначала он приезжал неохотно, недовольный тем, что пришлось изменить свою тихую, посвященную богу жизнь. Учитель недоверчиво смотрел на нетерпеливую нервную двенадцатилетнюю девочку, которую ему предстояло обучать музыке.

Она, в свою очередь, тоже отнеслась с подозрением к молодому человеку с тонзурой [5] на голове. Ее волновал вопрос, будет ли он также потакать всем ее прихотям, как няня и остальные слуги во дворце?

Затем Кристиана взяла в руки свою скрипку. Она держала ее так нежно, как держат любимого ребенка. Это понравилось учителю. И еще он несколько смягчился, когда увидел инструмент: сверкающее розовое дерево, прекрасная полировка, симметричный изящный изгиб талии скрипки, колышки из серебра и слоновой кости.

— Эта скрипка из Италии, вам известно это? — тихо спросил священник.

То почтение и благословение, с которым сказал это брат Джозеф, напомнило Кристиане атмосферу церкви. Ей понравилось, как он нежно прикоснулся к инструменту, как будто он знал, как сильно она любила свою скрипку.

— Мне прислал ее мой брат Филипп из Парижа в коробке с лентами, — сообщила она ему.

Было больно слышать чувство одиночества, звучавшее в ее голосе, хотя сама она еще не осознавала этого.

— Филипп вернется на Рождество, — добавила она, — как вы думаете, смогу я к этому времени сыграть что-нибудь для него?

— Ну это зависит только от вас самой. Если вы будете хорошо трудиться, то сумеете. Но это не так легко.

— Я знаю, — грустно сказала девочка, — я уже пыталась, но звуки были похожи на те, что издают дерущиеся кошки.

Брат Джозеф добродушно засмеялся.

— Так не должно быть. Тем более, что у вас такой замечательный инструмент. Филипп рассказывал вам об этой скрипке? — Она с сомнением покачала головой, и учитель продолжал. — Это прекрасная скрипка. Она была сделана в Италии в семье Гуарнери. Их скрипками восхищается весь мир. Каждый их инструмент имеет свой особый голос, не похожий на звучание других инструментов. У каждой скрипки свой особый звук, особое звучание, как голос у человека — у каждого свой. Должно быть ваш брат очень любит вас, если прислал вам такой подарок.

— Из Парижа, — мягко добавила Кристиана.

— Из Парижа, — согласился монах с доброй улыбкой.

Он склонился над скрипкой и нежно дотронулся до нее пальцами.

— Можно? — спросил он.

Кристиане понравилось, что он попросил разрешения, и она согласно кивнула. Она смотрела молча, боясь что-нибудь пропустить. Молодой человек удобно приложил скрипку к изгибу плеча и нежно дотронулся смычком до струн.

— Смотрите внимательно. Надо делать вот так. Вы протягиваете смычок по струнам, а не бьете им. Вот так…

Голос скрипки нежно зазвучал в огромной пустоте зала. Волшебные звуки, чистые и нежные, прекрасные райские звуки, поднимались вверх по темным каменным стенам, золотые звуки кружились в танце под деревянными сводами потолка.

Когда монах прекратил играть, он увидел, что девочка сидит неподвижно. Глаза на четко очерченном личике сверкали как огоньки, руки малышка сжимала на коленях.

— Она звучит как живой голос, — наконец сказала она, — как будто ангелы говорят.

Она сказала это так искренне, что брат Джозеф решил простить ей маленькое богохульство.

— Вы будете прилежно трудиться? — спросил он, и она кивнула. Ее личико казалось совсем белым в обрамлении невероятно черных кудрей, а в широко распахнутых глазах светилась такая решительность и одержимость! Это доставило брату Джозефу удовольствие. Ему очень захотелось научить игре на скрипке этого одинокого странного ребенка.

Когда брат Джозеф ушел в этот день от Кристианы, она знала уже три ноты и даже рассердилась на него, что урок закончился так быстро. Ее глаза наполнились злыми слезами, подбородок сердито затрясся, но брат Джозеф — не няня, и гнев Кристианы не подействовал на него.

— Если ты будешь кричать и топать на меня ногой, — спокойно сказал он, — я просто больше не приду сюда.

Кристиана тут же остановилась, придя в ужас от этих слов.

— Pardon, Frere — робко сказала она, — Excuser moi. [6]

Брат Джозеф улыбнулся доброй прощающей улыбкой, глядя на этого избалованного ребенка, и был награжден за это улыбкой, которая сразу преобразила это странное отчужденное хитроватое лицо. Из нее вырастет красавица, это стало совершенно ясно Джозефу.

— Pardonner, -тихо ответил он, — вы прощены.

Когда он снова пришел на урок к Кристиане через неделю, она уже овладела этими тремя нотами и самостоятельно выучила еще четыре.

Когда красавец-брат приехал навестить Кристиану, он привез ей новые подарки. Но она равнодушно отнеслась к замечательной кукле в стиле Помпадур, модным веерам и красивым платьям. К его большому удивлению, она бросилась за своей маленькой скрипкой, которую он выиграл в карты и послал ей, почти не придав этому значения.

Кристиана встала в центре зала старинного замка, который, казалось, никогда не покидали сквозняки, несмотря на постоянно горящий камин, приложила к плечу инструмент, прижала его подбородком и сыграла прекрасную маленькую пьесу Моцарта.

— О чем ты думаешь? — настойчиво спрашивал Артуа. Его рот был наполнен клубникой и миндальными пирожными.

— Будем ли мы с тобой играть или есть, или ты так и будешь весь день стоять и смотреть в пространство?

— Боже мой, ты слишком груб, — спокойно ответила Кристиана, — лучше бы я пошла к мадам Альфор.

— О, мадам Альфор, — заметил Артуа, — одна из тех женщин, которые считают себя ужасно умными, не являясь таковыми на самом деле.

Кристиана пропустила это замечание мимо ушей, подошла и встала за спиной Артуа, читая ноты поверх его плеча.

— Давай играть, — приказала она. Артуа легко коснулся пальцами клавиш.

— Прекрасно. Но будь внимательна. В прошлый раз, когда мы играли Торелли, ты испортила пьесу.

Кристиана высокомерно нахмурилась, но, заметив, что Артуа шутит, она весело рассмеялась.

Мягкий насыщенный звук скрипки вторил сверкающему причудливому звуку клавикордов, музыка заливала наполненную солнечным светом комнату. Кристиана чувствовала себя счастливой и довольной.

Она познакомилась с Артуа через несколько дней после своего прибытия в Версаль, и они сразу же стали друзьями. Вместе посещали званые вечера и оперы, вместе проводили вечера за карточной игрой. Уже прошло около года после их знакомства, но они постоянно были вместе, насколько это было возможно.

Его веселил ее острый язычок. Она высмеивала его высокомерие, а он сочувственно насмехался над ее счетами. Он любил рассказывать о путешествиях, и она была готова часами слушать с открытым ртом его рассказы.

Артуа познакомил ее с интересными людьми, давал оценку ее туалетам, посылал ей цветы и следил, чтобы она не пропускала званые приемы у нужных людей. Во многом благодаря Артуа Кристиану теперь считали одной из самых красивых женщин при дворе.

Как плохо, говорили все, что эта маленькая Сен Себастьян бедна. Ей будет довольно трудно составить себе хорошую партию. Забавно, что у ее деда была репутация развратного человека, а она кажется почти пуританкой.