Последняя любовь царя Соломона - Сандлер Шмиэл. Страница 7
— И ты страдаешь?
— Нет, политика, и налоги не очень беспокоят меня.
— Почему?
— Ваше величество, мы можем говорить откровенно?
— Разумеется, дружочек.
— Когда в последний раз вы изволили изменить своей супруге?
— Ты имеешь в виду мою бывшую? — замялся я.
— Именно, Ваше величество, для пользы дела вы должны излагать только факты, и не надо стесняться, говорите правду.
— Сказать по правде, я ей никогда не изменял, — выпалил я и почувствовал некоторое облегчение.
Однако это было не совсем так. Однажды, меня склонила все же к интимной близости моя соседка, но как только мы оказались в постели, тот, на которого я возлагал большие надежды, вдруг позорно и безоговорочно капитулировал.
Соседка оказалась тактичным человеком:
— Для меня это совсем не важно, — сказала она, — я готова с вами встречаться просто так.
Когда-то эта женщина была подругой моей жены, потом они поссорились и, соблазняя меня, она, видимо, хотела отомстить ей.
Соседка пыталась возбудить меня не конвенциональными средствами, но и они не дали сколько-нибудь заметного эффекта, может быть, потому что она была много старше меня.
Так и осталась моя жена не отмщенной, хотя, если честно, я искренне хотел внести свою лепту в благородное начинание своей неудавшейся любовницы.
Под влиянием друзей я сделал еще несколько робких попыток овладеть женщиной на стороне, но все они с треском проваливались. Я был слишком закомплексован и боялся, что в самый ответственный момент меня постигнет участь, которую вот уж столько лет, предрекают Пизанской башне.
Если он сейчас начнет ухмыляться, падло, я его собственными руками придушу.
Но Тип, к чести его будет сказано, оставался, искренен и доброжелателен:
— Я так и думал, Ваше величество, и Павлов тут, пожалуй, прав.
— Какой Павлов?
— Иван Петрович, автор теории условных рефлексов.
— Причем тут теория?
— Притом, что практики у вас совсем нет.
— Чем же я виноват?
— Да ничем, у вас просто выработался условный рефлекс на вашу «Бывшую», а как только представился случай изменить объект сексуального удовлетворения, установка, выработанная годами тоталитарно-принудительного секса, явно не сработала.
— Да, но…
— Никаких но, Ваше величество, все, что вам нужно теперь, это обратить свои взоры на новые сексуальные ориентиры.
— То есть?
— Поначалу, скажем так, возбудить в себе здоровый интерес к здоровому сексу.
— Что ты предлагаешь конкретно?
— А вы не пробовали смотреть порнофильмы?
— Нет, что ты, я воспитан в религиозном доме.
— Конечно, Ваше величество, ваш предшественник Соломон второй тоже соблюдал традиции, но фильмы посматривал регулярно.
— Я бы не хотел начинать свое правление с безнравственных акций.
— Нет проблем, Ваше величество. Я предлагаю пока оставить все как есть. Следует недельку поднабраться сил, то есть не форсировать события. Займитесь-ка пока государственными делами.
Глава 8
Дела государственные
Государственными делами я занялся в тронном зале, одну из грандиозных стен которого украшал гигантский портрет царя Давида.
Пока я рассматривал портрет славного предка, выполненный в лучших традициях социалистического реализма, в комнату мягкой кошачьей походкой вошел толстый человечек в лоснящемся черном фраке и с черной потертой папкой под мышкой. Щеки у него были, словно надуты для пущей важности, носик кнопочкой, редкие жесткие усики дико топорщились, а ушки на макушке имели форму миниатюрных и чутких локаторов.
Всем своим напыщенным и одновременно неряшливым видом человек в лоснящемся фраке напоминал мне хомячка, ушедшего в глубокую спячку.
— Ваше величество, — сонно произнес он, — меня зовут Ицхак Самир. Я премьер-министр государства Израиль. Принес вот вам бумаги на подпись, — ушки его при этом слегка дрогнули, он, кажется, начал пробуждаться от своей затянувшейся спячки.
— Полагаю, что с этим делом вполне мог справиться секретарь моей канцелярии, — справедливо заметил я.
— Ни в коем случае, Ваше величество, — окончательно проснулся хомяк, — документы секретного свойства и не для постороннего глаза.
Локаторы его испуганно навострились.
Я ознакомился с первым документом и с удивлением воззрился на премьера.
— Что это?
— Документ о радикальном переустройстве нашей государственно-политической системы, — пояснил премьер, дивясь моей несообразительности.
— А что надо перестраивать-то?
— Ничего особенного. Все уже перестроили до вас.
— И все-таки, сэр, если вас не затруднит, изложите подробнее вашу мысль, вы слишком туманно изъясняетесь.
— Ради Бога, Ваше величество, поясняю: с завтрашнего дня в Израиле объявляется монархия под управлением Соломона мудрого, то есть вашим непосредственным руководством.
— Да, но зачем? — до сих пор, в глубине души, я надеялся, что меня разыгрывают какие-нибудь богатые и остроумные люди, которым нечего делать, и они жадно ищут приключений. Я даже старался подыгрывать им, усердно корча из себя добропорядочного монарха, но тут дело, кажется, действительно запахло банальным политическим переворотом, а я в такие игры не играю. Они мне и в гражданской жизни надоели. Интриги и закулисные козни на работе почти всегда касались меня и неизменно вызывали во мне бурный протест.
— Может быть, его величеству неизвестно, что на последних выборах в Кнессет победила религиозная фракция? — напомнил мне хомяк-заморышь.
— Нет, почему я в курсе. Если не ошибаюсь, к власти пришел «Щас»
— Совершенно верно. Большинством голосов щясники постановили возродить правление Соломона.
— А это, кажется, я просрал. С головой ушел в свои семейные неурядицы и перестал следить за политическими событиями.
— Так это же чистой воды военный переворот!
— Ни в коем разе, Ваше величество, ни Кнессет, ни демократия в данном случае не упраздняются. Просто Истина в последней инстанции будет приоритетом Вашего величества, так же, впрочем, как это было много тысяч лет назад.
— Да, но демократия не приемлет многоженства, это… Это дико, наконец, и оскорбительно для женского достоинства.
Мои доводы не убедили Хомячка. Напыжившись в очередной раз, он выдал мне аргумент более убедительного порядка.
— Ваше величество, для вас решено сделать исключение: Кнессет постановил: в вашем случае воздать дань традиц3иям и уважению к одному из самых почитаемых национальных героев еврейского народа.
— То есть?
— В ваше распоряжение отводится гарем с женами всех мастей.
— Так уж и всех? — недоверчиво произнес я.
— Можете не сомневаться, набор жен производился на всех континентах земного шара.
— Тем более, это неудобно, что скажут люди?
— Международная общественность, несмотря на утвердившуюся, на современном этапе моногамию, относится с пониманием к реставрации правления Соломона.
— С чего это вдруг такое понимание?
— Вы же знаете, Ваше величество, с нашим братом опасно связываться… Не тронь, говорят, говно… — Оставьте, маршал, — прервал я, — не желая слушать антисемитских реплик.
— Этому обстоятельству благоприятствует и тот факт, — поправился Тип, — что, Соломон, по существу, является фольклорным героем не только евреев, но также христиан и мусульман вместе взятых.
— А вы кто, мусульманин или христианин?
— Я бывший начальник секретной службы.
— Разведчик что ли?
— Так точно, Ваше величество!
— А почему выбор пал на меня?
— Великий каббалист рав Джакузи нашел, что вы единственный потомок великого Соломона.
Я хмыкнул с сомнением. Раву Джакузи, очевидно, было неизвестно, что это по отцу я Трахтман, а по матери род наш происходит от калужских крестьян Григорьевых.
— Кроме того, на вашей кандидатуре настаивал рав Оладьи Евсеев.
Рав Оладьи был марокканский еврей, добившийся в Израиле высокого духовного сана и основавший религиозную партию, состоящую преимущественно из восточных евреев.