Одержимый - Санин Владимир Маркович. Страница 30

Озадаченный и злой, я спустился по трапу и хотел пройти в свою каюту, но меня перехватил Никита.

— Выгнали? — спросил я.

— Лучше звучит «предложили удалиться», — невозмутимо ответил Никита. — Они намекнули, что без цыплят обойдутся. Так что прошу в наш курятник.

Цепляясь за все, за что можно было уцепиться, мы пробрались в салон и уселись в кресла. Судно стремительно взмывало вверх, на мгновение, казалось, застывало и столь долго падало обратно, что замирало сердце.

— Кто-то хочет вдавить нас в море, — сказал я. — Тяжёлой лапой.

— Хорошее сравнение, — похвалил Никита, — Запишите, вам потом за него заплатят.

— Идите к черту, и без ваших шуточек тошно.

— Помогает. — Никита достал из кармана валидол. — Хотите?

— Самообман… — Я, однако, взял таблетку и сунул под язык. Организм мой слегка взбунтовался: подташнивало и болела голова.

— Что он вам заливал? — слишком уж равнодушно спросил Никита. — Наверное, как любит штормовать и бороться со стихией, — догадался он.

— Даже речи об этом не было, — сказал я. — Мы решали кроссворд.

— Все решили?

— Нет, одно слово осталось: спортивная игра из шести букв, начинается на «ф» и кончается на «л».

— Трудное слово, ничего похожего не слышал.

— Вот мы на нём и споткнулись.

Скрывая разочарование, Никита стал протирать очки. Без них его глаза казались совсем не плутовскими, скорее беспомощными. В сущности, он ещё мальчишка, хотя и аспирант. Впрочем, мальчишка, а осмотрительный, из тех, кто не любит делать ошибок — рационалист: станет зятем Корсакова, легко пойдёт по проложенной лыжне. Кто знает, может, это и будет первая его ошибка. Жениться нужно на ровне, расчёт никого счастливым не делал. Ладно, не мне мораль читать, мой-то опыт наверняка ему не пригодится. Я подумал о том, что уже полночь и самое время завалиться в постель, но разве в такую ночь уснёшь?

— Вы правы, заснуть не удастся, — сказал Никита.

— Черт возьми, — удивился я.

— А вы сначала закрыли глаза, потом открыли и чуть развели руками, — весьма довольный эффектом, пояснил Никита. — Люди почему-то склонны видеть чудо там, где имеет место элементарная наблюдательность. И вообще им всегда, во все времена очень хочется какого-нибудь чуда, недоступного их пониманию. Отсюда в прошлом Зевс и Дажбог, а сегодня летающие тарелки. Сыграем партию?

— Боюсь вам проиграть, голова побаливает.

— Вы боитесь другого. — Никита сделал умное лицо. — Шторма и всех сопутствующих штучек.

— Ещё чего!

— Зря храбритесь, Павел Георгич, это от незнания. Я же не боюсь признаться, что мне не по себе, мы уже тонн двадцать набрали.

— Не так уж и много.

— Опять от незнания, — строго указал Никита. — Во-первых, в шторм это довольно много, и во-вторых, Чернышёв решил не окалываться.

— Почему же?

— Говорит, что людей может смыть за борт, не хочет рисковать.

— Значит, так и есть.

— Лукавит! Бороться за живучесть судна нужно в любую погоду. Просто хочет набрать побольше льда.

— В этом тоже есть логика, — сказал я.

— Только не в шторм.

— Но другие, которых мы собираемся учить, именно в шторм могут подвергнуться обледенению!

— Каковы бы ни были результаты нашего эксперимента, первую нашу рекомендацию я могу сформулировать заранее: при штормовом предупреждении немедленно покидать зону обледенения.

— А что думает ваш шеф?

— Своего мнения Виктор Сергеич не скрывает: из шторма нужно выходить. Наша остойчивость уже нарушена, случись что с машиной — и неминуемо развернёт лагом к волне. Догадываетесь, что произойдёт в этом случае?

— Догадываюсь, меня уже Перышкин просвещал. А Корсаков высказывал своё мнение Чернышёву?

— Дважды и во всеуслышание.

— А Чернышёв?

— Пропустил мимо ушей. Вру, один раз он всё-таки отреагировал. — Никита скорчил гримасу, сжал губы и проскрипел голосом Чернышёва: — «Какие брюки посоветуете шить, Виктор Сергеич, узкие или широкие, а то до нас, глухой провинции, моды доходят с опозданием!»

— Похоже. — Я невольно улыбнулся. — Корсаков, конечно, обиделся? Никита пристально и совершенно серьёзно на меня посмотрел.

— Вы ничего не понимаете, Павел Георгич. До обиды ли, если мы идём на чрезвычайно опасное приключение!

Второй раз за последние несколько часов на меня дохнуло холодом. И причиной тому были не столько слова Никиты, сколько необычный для этого насмешника торжественно-мрачный тон. Но не слепец же Чернышёв, попытался я успокоить самого себя, неужто он не видит того, что видит Никита?

В коридоре послышались голоса, и в салон, чуть не сшибая друг друга, ввалились Ерофеев и Кудрейко. Широко расставив ноги и балансируя руками, они рухнули в кресла.

— Ад кромешный! — бодро сообщил Ерофеев. — Баллов сорок, не меньше.

— Это в столичной водке, — заметил Никита. — У вас работает подсознание.

— А в самом деле, неплохо бы выпить, — подхватил Кудрейко. — У вашего шефа, — он кивнул на буфет, — не припрятано?

— Идея! — Ерофеев сунул руку во внутренний карман куртки, ухмыльнулся при виде изобразившегося на наших лицах ожидания, сделал вид, что никак не может выдернуть застрявшую бутылку, и наконец, извлёк из кармана тоненькую книжку. — (Слушайте внимательно, алкоголики, вот что советует капитан Никифоров, если сложилась аварийная обстановка и нужно — цитирую: «готовиться к прыжку в холодную воду». Цитирую дальше: «Создайте в организме запас влаги, выпейте горячего чаю или кофе. Спиртные напитки категорически противопоказаны: алкоголь в организме отнимает у крови влагу, расслабляет нервную систему, мышцы и клонит ко сну». Так что давайте создавать запас влаги и готовиться к прыжку.

Никита скривил губы.

— Кладбищенский у вас юмор, Митя.

— Ба, Никита празднует труса! — воскликнул Кудрейко. — Не зря капитан удалил его с мостика.

— Вас, кажется, там тоже не задерживали, — злорадно сказал Никита.

— Выперли, — весело признался Кудрейко. — Не устоишь, хотя мокрые мешки под ноги расстелили, чтоб не скользить. Федя и тот акробатические этюды за штурвалом исполняет. Когда мы шли в Антарктиду, нас тоже десятибалльный прихватил, но на «Оби» это куда легче.