Одержимый - Санин Владимир Маркович. Страница 56

— Вы имеете в виду ту злосчастную радиограмму?

— От начальника, управления? Ерунда, кого-кого, а Чернышёва он в обиду не даст! В тот самый вечер Корсаков имел со мной доверительную беседу. В гости пришёл, чай пил, остроумно шутил, про семью свою рассказывал — ну, брата не надо, друг до гробовой доски! И между прочим, вскользь, этак совершенно случайно упомянул, что женат на родной сестре заместителя нашего министра, который что хошь для зятя сделает, любого капитана усадит за самый обшарпанный канцелярский стол — до пенсии бумаги регистрировать. Поверь, Паша, этот усадит — всесильный человек, захочет найти у Чернышёва блоху, глазом не успеешь моргнуть, как найдёт. Ну, как бы ты повёл себя на моем месте? Не знаешь? То-то, сила солому ломит, получил по морде — облизнись и делай вид, что только о таком знаке внимания и мечтал…

— Так вот почему мы стреляем из пушки по воробьям…

— А вот это баранья чушь! — с живостью возразил Чернышёв. — Очень важные вещи изучены, рекомендации правильные подготовлены… о том, как быстро надо уходить из зоны обледенения. Опять же Баландину от рыбаков низкий поклон, Ерофееву и Кудрейко… Не говори, много сделано… в пределах земной атмосферы, до космоса — это я, Паша, образно — руки у нас не дотянулись. Закончим экспедицию, благодарности получим, Виктор Сергеич монографию напишет и один экземплярчик — хочешь пари? — с дарственной надписью пришлёт. Он теперь во мне души не чает — Виктор Сергеич, уж очень вы, говорит, Алексей Архипыч, умный и покладистый человек. Такие дела, Паша. Значит, надумал уходить?

— Меня тигроловы в тайгу приглашают, — невпопад сказал я.

Чернышёв оживился:

— Ты про Лыкова напиши, он у нас крупный специалист по тиграм. Позапрошлым летом поехал на мотоцикле в тайгу, у него в деревне старики живут, и вдруг навстречу тигр — здесь они непуганые, наглые, знают, что заповедник. Антоныч брык в обморок, а тигр подошёл, оттащил его в кусты и листьями забросал, сытый был, на завтра полакомиться оставил.

— Брехня, — сказал я.

— Я тоже так думаю, — кивнул Чернышёв, — хотя Филя божится, что не брехня. Он следом ехал и очень удивился — мотоцикл валяется, а тут Лыков из кустов выполз, весь в листьях и это… помыться ему очень было необходимо. Так что, Паша, первым делом запасись двумя сменами белья, очень нужная вещь при охоте на тигра. Мы посмеялись, поговорили о том, о сём; Чернышёв зевнул и взглянул на часы. Я встал и с тяжёлым сердцем стал прощаться.

— Спасибо за все, Архипыч, пойду укладываться. Списываюсь.

— Да, да, — пробормотал Чернышёв, делая вид, что пытается что-то вспомнить. — Тьфу ты, дьявол, забыл, я ведь хотел в ресторан тебя пригласить, столик обеспечен: друг директором работает.

— Сан Саныч? — усмехнулся я.

— Он, — не моргнув глазом, подтвердил Чернышёв. — Посидим вчетвером, потравим, кваску медового попьём, а?

— С кем это?

Чернышёв широко открыл глаза и дёрнул себя за нос.

— Как… разве не говорил, что они приехали? Ну, Маша с Инной?

Я вздохнул.

— Зачем?

— Инна будет выступать на судах по приглашению знатных рыбаков тралового флота. И Маша с ней, как эта… компаньонка, бесплатное приложение, тётку у себя поселила за дочками присматривать. Так что брейся, Паша, штаны утюжь и сапоги ваксой надраивай. Хочешь, «Шипру» дам? А то в ресторан всякую шантрапу не пускают. В девятнадцать ноль-ноль, договорились?

— Жаль, не смогу. — Я по возможности равнодушно зевнул. — Никите обещал вечером в шахматы сгонять.

— Раз обещал, то конечно. — Чернышёв изобразил понимание. — Привет-то хоть передать?

— Непременно передайте, — попросил я, вставая. — Самый тёплый, удачи, мол, и счастья.

— Садись. — Чернышёв с обычной бесцеремонностью толкнул меня рукой в грудь. — Не строй из себя надутого индюка, Паша, я этого не люблю. Прочисти оба уха и внимай. Двум людям я верю, как самому себе, и один из этих двух — Мария Чернышёва. Думаешь, моя бесовка только юбки с заманочками шить умеет да лещей на красную нитку ловить? Глаз у неё хороший, нашего брата насквозь видит, человека от хмыря в два счета умеет отличить — и ты ей показался. Ну, понравился, хотя и не пойму, что она в тебе увидела: тощий — штаны падают, грудь цыплячья и глаза телячьи.

— Спасибо, — с чувством сказал я.

— Носи на здоровье. А теперь слушай и каждое слово взвешивай, как ювелир камушки: как, по-твоему, почему Инна Крюкова, у которой этих приглашений вагон и маленькая тележка, именно сюда приезжает, не догадываешься?

Я промолчал.

— Взвесил? — Чернышёв снова воткнул в меня пронзительный взгляд. — Слушай дальше: от мужа Инна ушла, уже десять дней как у Марии живёт. Так что думай. В твой огород я залез не по своей охоте — приказано высшей инстанцией, понял? Все, можешь идти.

Я поднялся и побрёл к двери, в голове у меня гудело.

— Постой! — рявкнул мне в спину Чернышёв. — Придёшь?

— Приду.

— Тогда вот что…

В каюту быстро, без стука вошёл радист Лесота, самый важный и неприступный человек на судне. Он искоса взглянул на меня и сунул Чернышёву листок. Чернышёв пробежал его глазами, крякнул, сделал знак Лесоте, и тот вышел.

— Застолье отменяется? — спросил я.

— Очень даже возможно, — пробурчал Чернышёв, сбрасывая домашние тапочки и надевая сапоги. — Раньше не мог, петух длинноногий!

— Какого именно петуха вы подразумеваете?

— Да не тебя, Ваську Чеботарёва. — Чернышёв встал, набросил на плечи куртку. — ПРС «Байкал» (ПРС — посыльно-разъездное судно) в тридцати милях сильно обледенело, просит указаний.

— А «Буйный»?

— Ещё утром срочно перебросили к Татарскому проливу, там он куда нужнее. — Чернышёв пошёл к двери, обернулся, сощурил глаза. — Напоследок: не помнишь, о чём, бишь, мы с тобой здесь беседовали?

— Отлично помню, кроссворд решали.

— Не друг ты, Паша, а чистое золото… Что, кончилась твоя спокойная жизнь?

— Черт с ней.

— Ну, пошли.

Я прижался лбом к холодному окну. Темнело, на небе зажглись первые звезды, откуда-то вывалилась луна. Шторм по-настоящему ещё не разыгрался, намётанным взглядом я определил три-четыре забрызгивания в минуту; палуба, однако, покрылась ледяной коркой, а с рангоута и такелажа свисали здоровенные сосульки. Наверное, к возвращению в Вознесенскую как раз набралось бы тонн двадцать — наша привычная норма. В нескольких кабельтовых поднимала трал «Кострома», поисковый траулер, и больше никаких огней не было видно.