Божьи воины - Сапковский Анджей. Страница 30

– Воистину, – Парсифаль Рахенау наклонил голову, – воистину, святой отец. Это мы. Но мы не рыцари. Нас еще не посвящали…

– Однако, – улыбнулся священник, – это всего лишь вопрос времени. Причем, уверен, недолгого. Позвольте представиться. Я отец Шлосскнехт, слуга Божий… Ну и холод нынче… Хорошо б выпить подогретого винца… Господа рыцари окажут мне честь и не будут возражать, если я принесу по кружечке и для них? Желание есть?

Скворушка и Парсифаль переглянулись, сглотнули. Желание было, к тому же большое. С наличными было хуже.

– Отец Шлосскнехт, – снова назвал себя слуга Божий, ставя на стол кружки, – ныне при бжегской коллегиате. Некогда был капелланом рыцаря Оттона Кауффунга, упокой Господи душу его…

– Капеллан господина Кауффунга! – Парсифаль Рахенау оторвал взгляд от Офки фон Барут, чуть не поперхнулся подогретым вином. – Клянусь головой святого Тибурция! Так ведь он, зарубленный в бою, на моих руках преставился! Два года тому назад это было, в сентябре, в Голеньевских Борах. Я был в той его свите, на которую напали разбойники! Когда они двух девушек похитили, Биберштайновну и Апольдовну. Чтобы потом их обеих опозорить, безбожники.

– Господь, будь милостив, – сложил руки священник. – Невинных дев опозорили? Сколько ж зла в этом мире… Сколько зла… Сколько греха… Кто ж мог на такое решиться?

– Рыцари-разбойники. Атаманом у них был Рейнмар Беляу. Мерзавец и колдун.

– Колдун? Невероятно!

– Поверите, когда я расскажу. Я собственными глазами видел… Да и слышал многое…

– Я тоже много чего рассказать могу! – Скворушка отхлебнул из кубка. Щеки у него уже крепко порозовели. – Ибо видел и я колдовские дела этого Белявы! Ведьм видел, летящих на шабаш! И людей, побитых на тракте под Франкенштайном, у Гороховой Горы!

– Не может быть!

– Может, может, – усердно закивал Скворушка. – Я правду говорю! Людей госпожи Дзержки де Вирсинг, торговки лошадьми, побили черные всадники. Рота Смерти. Дьяволы! У этого Белявы сами черти на посылках! Вы не поверите, когда я вам расскажу!

Сталеглазый священник заверил, что поверит. Подогретое вино ударяло в головы. Развязывало языки.

– Что вы сказали, преподобный? – наморщил лоб Фричко Ностиц, закидывая седло на балку. – Как вас зовут?

– Отец Хабершбрак, – тихо повторил священник. – Каноник у Пресвятой Девы в Рачибуже.

– Как же, как же, я слышал о вас, – подтвердил с совершенно уверенной миной Фричко. – И какое же у вас ко мне дело? Настолько срочное, что вы меня аж в конюшне отыскиваете? Если речь о Гедвиське Страуховне, той, что из Рачибужа, то клянусь, пусть меня святой Антоний сожжет, она лжет. Отцом ее бекарта я никак быть не могу, ибо всего только один раз ее трахал, да и то в зад.

– Ах нет, нет, – быстро сказал священник, – речь, уверяю вас, совершенно о другом, не о Страуховне. Хотя, я бы сказал, столь же деликатном. Я хотел бы узнать… Хотел бы узнать обстоятельства смерти моего близкого родственника. Ах, может, все же не… Я предпочитал бы…

– Что б вы предпочли?

– Поговорить об этом с кем-нибудь другим. Поскольку…

– Что-то ты крутишь, святой отец. Или говори, или пошел вон! Мне в дом пора, други ждут. Знаешь, что такое други? Дружина? Ну! Давай говори, в чем дело!

– А вы ответите, когда я спрошу?

– А это, – выпятил губы Фричко Ностиц, – будет видно. Потому что слишком уж часто вы, попы, не в свои дела нос суете. Слишком часто. Вместо того чтобы на свой нос смотреть. И в молитвенники. Богу молиться, бедным помогать, как закон велит.

– Так я и думал, – спокойно ответил священник, поднимая глаза, у которых, как оказалось, был цвет стали. – Предвидел, что вы так ответите. Поэтому хотел вас просить только о посредничестве. А поговорить я хотел бы с вашим другом, тем итальянцем… Его мне особенно рекомендовали. Как самого мудрого и опытного среди вас.

Фричко расхохотался так громко, что кони пришлись хрипеть и топать.

– Надо же! Ну, дела! Подшутили над тобой, патер, посмеялись. Вителодэо Гаэтани самый опытнейший? В чем? В пьянке, пожалуй. Самый мудрый? Это кобель пьемонтский, тупица, болван неученый. Единственное, что может сказать, это cazzo, fanculo, puttana porcamadonna. [109] Ничего больше он не умеет. Ты хочешь правду узнать? Тогда у других спрашивай! У меня, чтобы далеко не ходить!

– Ежели на то ваша воля, – священник прищурился, – тогда спрошу. Как и при каких обстоятельствах погиб господин Гануш Трост, купец, убитый два года назад в районе Серебряной Горы?

– Ха! – хохотнул Фричко. – Чего-то подобного я ожидал. Но обещал, так что скажу.

Он присел на конюшенной лавке, указал священнику другую.

– В августе месяце это было как раз два года назад, – начал он. – Выехали мы из Кромолина и тут глядим, кто-то следом едет. Ну, засаду устроили, поймали. И кто ж, видим, в руки попался? Не угадаешь: Рейневан де Беляу. Тот колдун и разбойник, растлитель девиц. Ты слышал о Рейневане де Беляу, растлителе девиц?

– Что общего у растлителя девиц со смертью Троста?

– Щас расскажу. Ну, удивлю тебя, патер. Удивлю…

– Брат Кантор? Анджей Кантор?

– Я. – Дьякон в Воздвижении Святого Креста аж подскочил, услышав голос за спиной. – Это я…

На стоящем за ним мужчине был черный плащ с цветочной вышивкой, серый зауженный в талии дублет и берет с перьями, одежда на манер богатых купцов и патрициев. Но было в мужчине что-то, что никак не ассоциировалось ни с купцами, ни с мещанами. Дьякон не знал что. Может, странная гримаса? Может, голос? Может, глаза… Странные… цвета стали…

– У меня здесь для вас, – сталеглазый достал из-за пазухи мешочек, – плата. За то, что вы выдали в руки Священной Инквизиции Рейнмара фон Беляу. Коий факт имел место, как отмечено в наших книгах, здесь, в городе Франкенштайн, quintadecima die mensis Septembris Anno Domini 1425. [110] Выплата немного задержалась, но, увы, так работает наша бухгалтерия.

Дьякон и не подумал спрашивать, что это за «наши книги» и «наша бухгалтерия». Он догадывался. Взял из рук мужчины кошелек. Гораздо более легкий, чем он ожидал. Однако решил, что нет смысла спорить о процентах.

– Я… – отважился он. – Я завсегда… Священная Инквизиция завсегда может на меня положиться… Я только как подозрительного узрю… Сразу же доношу… Вприпрыг к приору лечу… Вот не дале как в прошлый четверг крутился по суконницам один тип…

– За этого Беляву, – прервал сталеглазый, – мы особо благодарны. Это был крупный преступник.

– Ну! – возбудился Кантор. – Разбойник! Колдун! Говорят, людей убивал! Травил, говорят. На самого зембицкого князя руку поднял. В Олесьнице замужних женщинов магией одурманивал, одурманенных порочил, потом магически делал так, что они все забывали, А дочку господина Яна Биберштайна взял и похитил, а потом насильно… это… насиловал.

– Насильно, – повторил, кривя рот, сталеглазый. – А ведь мог бы, будучи колдуном, магией одурманить, одурманенную насиловать спереди и сзади, потом магически сделать так, чтобы она обо всем забыла… Что-то тут, дружок, логики маловато, тебе не кажется?

Дьякон молчал, раскрыв рот. Он не очень знал, что такое «логика». Но подозревал самое худшее.

– А если ты такой внимательный, как хвалишься, – довольно равнодушно проговорил сталеглазый, – то не выспрашивал ли кто о Беляве? Уже после его ареста? Это мог быть сообщник, гусит.

– Вы… спра… шивал один, – вопреки желанию пробормотал Кантор. Он боялся новых вопросов. В основном одного: почему не донес на того, кто выпытывал. А не донес из-за страха. Из-за опасности, которую вызывал у него выспрашивавший. Черноволосый, одетый в черное, с как бы птичьей физиономией. И взглядом дьявола.

– Как он выглядел? – сладко спросил сталеглазый. – Опиши. Как можно точнее. Прошу.