Час Презрения - Сапковский Анджей. Страница 11

Торувьель поднялась с земли, схватила пояс с мечом, препоясалась и носком ботинка ткнула в бедро Яевинна, который дремал рядом, в яме из-под вывороченного дерева. Эльф вскочил, зашипел, обжегшись о горячий песок, на который оперся рукой.

— Que suecc’s.

— Конник на дороге.

— Один? — Яевинн поднял лук и колчан. — Эй, Каирбр, всего один?

— Один. Подъезжает.

— Прикончим. Одним Dh’oine меньше.

— Успокойся, — схватила его за рукав Торувьель. — Зачем? Наше дело разведать — и к бригаде. Зачем убивать штатских на дорогах? Разве так борются за свободу?

— Именно так. Отодвинься.

— Если на дороге останется труп, первый же патруль поднимет шум. Армия начнет охоту. Прикроют броды, нам будет сложнее перейти на другой берег!

— Здесь мало кто ездит. Пока труп обнаружат, мы будем далеко.

— Верховой тоже уже далеко, — бросил с дерева Каирбр. — Надо было не трепаться, а стрелять. Теперь не достанешь. Тут добрых двести шагов.

— Из моей-то шестидесятифунтовки? — Яевинн погладил лук. — Тридцатидюймовой флейтой? К тому же тут не двести шагов. Самое большее — сто пятьдесят. Mire, que spar aen’kee.

— Перестань, Яевинн…

— Thaess aep, Toruviel.

Эльф повернул шапку так, чтобы ему не мешал прикрепленный к ней беличий хвост, быстро и сильно, до уха, натянул тетиву, прицелился и выстрелил.

Аплегатт ничего не услышал. Это была стрела с желобком вдоль стержня для увеличения жесткости и уменьшения веса, специально снабженная длинными узкими серыми перьями. Тройной, острый как бритва наконечник врезался гонцу в спину между лопаткой и позвоночником. Острия были расположены под углом — вонзаясь в тело, наконечник повернулся словно винт, рассекая мышцы, разрывая кровеносные сосуды, круша кости. Аплегатт повалился грудью на шею коня и сполз на землю, словно мешок шерсти.

Песок на дороге был горяч, раскален солнцем так, что от него шел пар. Но гонец этого уже не почувствовал. Он умер мгновенно.

Глава 2

У самого развилка, там, где кончался лес, были вкопаны в землю девять столбов. К вершине каждого прибито колесо от телеги. Над колесами кружило воронье, расклевывая и терзая трупы, привязанные к обручам и спицам. Столбы были слишком высокими, да и птицы все время заслоняли разлагающиеся на колесах останки, так что догадаться, кем были казненные, Йеннифэр и Цири не могли.

Ветер принес тошнотворный запах тления. Цири отвернулась и с отвращением поморщилась.

— Изумительная декорация. — Йеннифэр наклонилась в седле и сплюнула, забыв, что совсем недавно отругала Цири за подобный плевок. — Живописная и ароматная. Но почему здесь, на опушке леса? Обычно такие штуки устанавливают сразу за городскими стенами. Верно, добрые люди?

— Это «белки», благороднейшая госпожа, — поспешил пояснить, сдерживая запряженную в двуколку пегую лошаденку, один из бродячих торговцев, которых они догнали на развилке. — Эльфы на столбах-то. Потому и столбы в лесу стоят. Другим «белкам» на упреждение.

— Выходит, — взглянула на него чародейка, — взятых живьем скоя’таэлей привозят сюда…

— Эльфа, милсдарыня, — прервал торговец, — редко удается взять живьем. А ежели даже кого воины схватят, то в город везут, где оседлые нелюди обретаются. Когда они казнь на рынке посмотрят, у них сразу отпадает охота с «белками» якшаться. А когда в бою таких эльфов убивают, то трупы свозят на развилки и вешают на столбах. Порой издалека возят, совсем уж померших…

— Подумать только, — буркнула Йеннифэр, — а нам запрещают заниматься некромантией из уважения к величию смерти и бренности останков, коим полагаются покой, почести и церемониальные погребения…

— Что вы сказали, госпожа?

— Ничего. Поехали побыстрее, Цири, как можно дальше от этого места. Тьфу, у меня такое ощущение, будто я вся пропиталась вонью.

— Я тоже, ой-ёй-ёй, — сказала Цири, рысью объезжая двуколку торговца. — Поедем галопом, хорошо?

— Хорошо… Но не сумасшедшим же!

Вскоре показался город, огромный, окруженный стенами, утыканный башнями с островерхими блестящими крышами. А за городом в лучах утреннего солнца искрилось море, сине-зеленое, усеянное белыми пятнышками парусов. Цири осадила коня на краю песчаного обрыва, приподнялась в стременах, жадно втянула носом ароматный морской воздух.

— Горс Велен, — сказала Йеннифэр, подъезжая и останавливаясь рядом. — Вот и добрались. Возвращаемся на большак.

На большаке снова пошли легким галопом, оставив позади несколько воловьих упряжек и пешеходов, нагруженных вязанками хвороста и дров. Когда опередили всех и остались одни, чародейка остановилась и жестом сдержала Цири.

— Подъезжай поближе, — сказала она. — Еще ближе. Возьми поводья и веди моего коня. Мне нужны обе руки.

— Зачем?

— Возьми поводья.

Йеннифэр вынула из вьюка серебряное зеркальце, протерла, тихо проговорила заклинание. Зеркальце выскользнуло у нее из руки, поднялось и повисло над конской шеей, точно напротив лица чародейки. Цири удивленно вздохнула, облизнула губы.

Чародейка извлекла из вьюка гребень, сняла берет и несколько минут энергично расчесывала волосы. Цири молчала. Она знала, что во время этой процедуры Йеннифэр нельзя мешать или расспрашивать. Живописный и на первый взгляд неряшливый беспорядок ее крутых буйных локонов возникал в результате долгих стараний и немалых усилий.

Чародейка снова полезла во вьюк. Вдела в уши бриллиантовые серьги, а на запястьях защелкнула браслеты. Сняла шаль, расстегнула блузку, обнажая шею. Стала видна черная бархотка, украшенная обсидиановой звездой.

— Да! — не выдержала наконец Цири. — Я знаю, зачем ты это делаешь! Хочешь хорошо выглядеть, потому что едем в город! Угадала?

— Угадала.

— А я?

— Что — ты?

— Тоже хочу хорошо выглядеть! Я причешусь…

— Надень берет, — резко бросила Йеннифэр, по-прежнему вглядываясь в висящее над ушами лошади зеркальце. — На то самое место, где он был. И убери под него волосы.

Цири недовольно фыркнула, но послушалась тотчас. Она уже давно научилась различать оттенки голоса чародейки. Знала, когда можно поспорить, а когда нет.

Йеннифэр, уложив наконец локоны на лбу, достала из вьюка маленькую баночку зеленого стекла.

— Цири, — сказала она уже мягче. — Мы путешествуем тайно. А поездка еще не кончилась. Поэтому ты должна прятать волосы под беретом. Во всех городских воротах есть люди, которым платят за точные и незаметные наблюдения за путешествующими. Понимаешь?

— Нет, — нахально ответила Цири, натягивая поводья вороного жеребца чародейки. — Ты стала такой красивой, что у всех, кто выглянет из ворот, глаза на лоб повылазят! Тоже мне — скрытность!

— Город, к воротам которого мы направляемся, — усмехнулась Йеннифэр, — называется Горс Велен. Мне в Горс Велене таиться не надо, совсем, я бы сказала, наоборот. С тобой дело другое. Тебя никто не должен запомнить.

— Кто будет глядеть на тебя, запомнит и меня!

Чародейка раскрыла баночку, из которой повеяло сиренью и крыжовником. Взяв на указательный палец немного содержимого, втерла себе под глаза чуточку мази, потом сказала, все еще загадочно улыбаясь: